Евгений Ясенов - Золотая шпора, или путь Мариуса Страница 31

Капитан Граппс, черт подери! "Идиот! Как же я сразу о них не подумал!" — еще раз ругнул себя Уго.

Он смело подошел к парадному входу. Бодрячок в ливрее вопросительно глянул на него, не тратя лишней энергии на расспросы, которые, как он подозревал, наверняка окажутся бесполезными.

— К госпоже Эльзе, — отрекомендовался Уго.

— Как доложить? — поинтересовался ливрейный.

Уго постарался экипироваться просто, но таинственно. Темно-коричневый костюм без намека на украшения. Черный плащ. Черная шляпа. Кроваво-красные сапоги. Очень красиво. В руках — книга и свиток. Мрачно оформленное издание "О вкусной и здоровой пище". Загадочный свиток — расчеты Борова за позапрошлый год. Перевоплощение получилось. Уго выглядел не то карбонарием, не то чернокнижником. Ливрейный был явно заинтригован.

— Как доложить? — переспросил Уго. — Бродячий астролог!

Сработало. Сбегав за консультациями к хозяйке, ливрейный обернулся мигом и распахнул перед гостем обе створки двери с безвкусными бронзовыми завитушками. Дверь решительным образом выпадала из модернистской стилистики здания. От нее веяло недоброй стариной. Впечатление жанрового разнобоя усиливали нелепо загнутые решетки на окнах первого этажа с уродливым орнаментом в средней части — что-то, символизирующее плодородие, какие-то сосновые шишки или виноградные гроздья, а, быть может, снопы перезрелой пшеницы. Как только где-то появляются тучные колосья — музы умолкают. Бронзовые завитушки и плодово-ягодный орнамент представляли собой хилую пародию на золотую для декораторов эпоху поздних Альбентинов, кануна "красного тифа" и прочих ужасов, когда пиршество духа казалось естественной реакцией на недолгую социальную гармонию. Но в наш изломанный век… Но в этом революционно-угловатом интерьере… Безвкусно, пошло. Нелепо, как компот с перцем.

Ну да ладно. Какая разница, в конце концов? Пусть живет, где хочет, как хочет, с кем хочет!

Уго провели по широкой лестнице (очень похожий на мрамор декоративный камень шаф) на второй этаж — в гостиную. Поражал вопиющий контраст между вызывающей внешностью дома и его внутренним видом. Вот гостиная. Образец вкуса. Кремовые обои. Багет в тон — светло-коричневый. Тяжелые кофейные шторы в тон. Большой овальный ореховый стол. На столе — душистые гелиотропы в античной вазе. Близ гелиотропов — книга в сафьяновом переплете. Оскар Рен. «Лисичка». В углу — белый клавесин, при взгляде на который почти слышишь какой-нибудь особо плаксивый ноктюрн Чопина. В комнате все к месту, во всем чувствуется умелая направляющая рука. Уго знал, что это — рука Эльзы. У нее — бездна вкуса. Дом выбирал наверняка офицер Граппс, снедаемый честолюбием. Наполняла его содержанием Эльза, у которой просто идиосинкразия на пошлость.

Уго снял шляпу, из-под которой на плечи водопадом рухнули черные патлы. В гостиной, лицом к двери и спиной к окну, стояла женщина.

— Свободен, Петер! — отпустила она лакея. А сердце Уго, несмотря на всю его закалку, подпрыгнуло при этих звуках. Голос не изменился. Все то же нежное меццо-сопрано — свежее, как флейта на рассвете. Возможно ли не узнать этот голос — пусть даже лицо дамы выглядит черным пятном из-за света, бьющего прямо в глаза! Уго обратил внимание на очертания фигуры. Что-то в них неуловимо изменилось. Пополнела, что ли? Да и то — пора бы уж. Двадцать лет бабе. Или двадцать один?

— Привет тебе, бродячий астролог! — сказала Эльза Граппс голосом, никак не выдававшим внутреннего волнения. Может, и не было его, волнения?

— Присаживайся, — плавным жестом Эльза Граппс указала на ореховый стул работы мастера Гамбса. — Расскажи, что привело тебя к нам.

Весьма неблагосклонный прием, надо сказать! Итак, узнавать его Эльза пока не хочет. Или боится? Или госпоже Эльзе угодно поиграть в хайд-н-сик? Что ж, можно. Только осторожно.

— Госпожа изволит шутить? — сделал Уго непонимающее лицо. — Разве вы не посылали за мной?

Эльза, наконец, повернулась так, что свет упал на ее лицо. Нет, она не изменилась! Конечно, нынешняя светская прическа придает ей нечто — как бы — венценосное? Скорее высокомерное. Или возвышенное? Черт, нет слова, чтобы точно передать! Это лицо и венценосное, и высокомерное, и возвышенное одновременно. Но черты все те же. Ангельский овал подбородка. Бархатные ресницы. Губы толстоваты, с навсегда приподнятыми уголками, что придает ей непобедимо глумливый вид и может восприниматься как недостаток. Но все мелкие изъяны (у кого их нет?) меркнут перед черными глазами с поволокой. Они горящие и манящие. О недостатках помолчим. След от зубов на левом полушарии задницы и все такое прочее.

— Ты что-то путаешь, любезный астролог, — холодно сказала Эльза. — Говори же, кто тебя послал?

Уго сделал паузу, перехватывая выпад.

— Я ничтожный бродячий ученый, готовый помочь всякому, кто нуждается в моем совете.

Эльза вызывающе улыбнулась.

— Что же ты можешь предложить мне?

Уго посмотрел ей в глаза.

— То, что позволит вам без страха смотреть в будущее, — медленно проговорил он. — Руководство по выживанию в бурном море времени. Свет маяка, пронзающий мрак.

— Да зачем же мне все это нужно? — насмешливо поинтересовалась Эльза Граппс.

Уго перевел дух. Она что, не понимает? Если нет — какого дьявола она задала беседе дурацкий эзопов характер?

— Это нужно всякому, кто ищет счастья, — сказал Уго.

— Ну, тогда ты попал не по адресу, любезный астролог.

— Вы не ищете счастья, госпожа? — искренне удивился Уго.

— Что тебя удивляет? — ее лицо оставалось совершенно непроницаемым.

— Человеку свойственно искать счастья. Если поиск прекращается, жизнь человека становится выжженной пустыней.

— А если счастье уже найдено?

— Вы хотите сказать, госпожа, что вы нашли свое счастье? — озадаченно уточнил Уго, напрягая все свои казуистические таланты.

— Ну да же, именно это я и хочу сказать, — подтвердила Эльза. Уголки ее губ поднялись еще выше.

Смеется, стерва! Уго приостановил нападение, окопался и задумался. Неожиданный поворот! Неужели поражение — и там, где победа, притом легкая, казалась неминуемой?

— Что ж, тогда поздравляю, — ледяным тоном произнес Уго. — Вы — редкий человеческий экземпляр, который вознесся до понимания Божьего промысла. Ибо только Господу дано знать, в чем состоит счастье каждого из нас. И потому все мы обречены на пожизненные поиски своего счастья.

Как высокопарно, черт возьми!

— К чему эта философия? — легко поморщилась Эльза. — Ты веришь в одно, я — в другое. Разговор не имеет смысла. Если тебе больше нечего сказать, на этом и закончим.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Уго почувствовал страшную досаду. Что происходит, во имя всех святых? Эльза, его быстроглазая Эльза стала совершенно чужой. Но как? Он помнил ее шестнадцатилетней — любящей до потери рассудка, беззащитной и нуждающейся в моральной опеке, а потому полностью подчиненной его воле. Ее отец, ктитор церкви Св. Аристарха, погиб на пожаре. Мать, талинка, учительница музыки, умерла от бронхита. Он — сирота, она — круглая сирота. Как им было не понять друг друга? Эльза растворялась в нем без остатка, не требуя взамен ничего, кроме любви. Конечно, опрометчиво рассчитывать, что за пять лет ничего не изменилось. Конечно, она стала другой. Но, идя сюда, Уго полагал: стоит ей увидеть предмет своей первой любви — и костер страсти вспыхнет с новой силой. В шестнадцать лет она была частью Уго, она не умела без него обходиться. Годы должны были сделать ее независимой, но сердце, питавшееся от другого, никогда не забудет этой зависимости.

Ан нет! Как говорят, физическая близость — еще не повод для светского знакомства… Теперь она совершенно не беззащитна. Она вооружена спокойствием и довольством. Она, вполне возможно, и в самом деле считает себя счастливой. Любит ли она солдафона и карьериста Граппса? Уго с неудовольствием отметил, что этот вопрос его беспокоит, хотя и не должен бы. Так что же — любит? Нет, вряд ли. Испепеляющую страсть редко кому удается изведать в шестнадцать лет. Но если так случится — этот пожар в душе затем служит великолепной прививкой от сильных чувств. На всю жизнь. Человек может полюбить еще, и не раз, но это будет лишь бледная тень той, первой любви.

Однако, что же делать? Уго рассчитывал, что Эльза через своего супружника поможет проникнуть во дворец герцога Тилли. Попасть в рай под прикрытием капитана Граппса — в этом есть определенное изящество. Да и вообще, самый легкий и, пожалуй, самый безопасный путь, ведущий в герцогские покои. Стоит Эльзе захотеть — и успех дела можно считать наполовину обеспеченным. Разве мог он предположить, что она не захочет?

Да нет, не тот у Эльзы характер, чтобы считать счастьем сытую жизнь за мужем-карьеристом. Возможно, она боится, что их подслушивают? Так или иначе, придется говорить открытым текстом. Она сама его к этому толкает. Он уже достаточно фланкировал позиции, которые занимает Эльза. Пора приступать к общему штурму.