Игорь Подгурский - На суше и на море Страница 32

Мудрый Муромец решил, что задача Олафа (а в случайность встречи он верил слабо) заключалась в том, чтобы сорвать выполнение его, Ильи, задания. Таким образом, проблема с вопросом, зачем, собственно, он, Илья, приперся в Питсдаун, могла быть снята в одночасье.

– Ностальгия подвела, – тяжело вздохнул Олаф, откладывая трубку и ковыряясь в зубах вилкой.

– Бабы – они все такие, – сочувственно кивнул Илья. – Им от нас, кроме прописки и денег, ничего не надо. Ты давай по делу.

– Какая еще баба, – досадливо отмахнулся Олаф, возвращаясь к трубке. – Скажешь тоже. Тоска меня умучила. Воспоминания. Я как Америку открыл, так, почитай, веков десять тут не был.

Илья исподволь выразительно и вопросительно глянул на бека. Тот пожал плечами и утвердительно кивнул – шлявшиеся по всему свету и почти всегда полупьяные викинги в свое время доплывали и до пустыни Гоби [19].

Олаф между тем продолжал:

– Ну вот… Взял отпуск, решил помотаться по местам боевой славы. Приплыл, отметил на радостях, а утром на берег вышел, а дракар мой – того…

– Привязывать надо, – авторитетно заметил Батыр, вежливо подвигая Олафу свою порцию запеканки. – Швартовать. Я вот лично та-акой один узел знаю…

Олаф благодарно кивнул и глянул на бека с уважением, но Муромец пихнул бека под столом так, что тот ойкнул и заткнулся.

– Дальше, – потребовал Илья, подливая виски норвежскому побратиму.

– Угнали, бритты подлые, волки позорные, – сокрушенно крякнул Олаф, залпом опустошая фужер, – и я застрял.

Илья с сомнением покосился на бородатого викинга.

– А связь?

Олаф поднял печальные глаза на богатыря и ехидно осведомился:

– Я что, дурнее братьев Черепановых?

Илья неопределенно причмокнул, и успокоенный Олаф пояснил:

– Мухоморы кончились [20]. У меня оператор – скряга. Я, как доплыл, проверил: на балансе – ни шляпки. А местные грибки организм не принимает. Аллергия.

Муромец задумался:

– А ты, брат мой названый, часом, не того?.. Не врешь?

Олаф оскорбленно выпрямился, ощерился и большим пальцем правой руки ткнул себе в правый резец:

– Зуб даю. Век Валгаллы не видать!

Клятва была страшной и ничем не уступала присяге на верность. Илья удовлетворенно хмыкнул и неожиданно захохотал на весь салун.

Опешивший Олаф, чуть было не подавившийся бек и даже печальный Задов с испугом глянули на Муромца, но тот, давясь от смеха, только протестующе замахал руками, давая понять, что с головой у него пока все в порядке.

– Это я своим мыслям, – пояснил богатырь, насмеявшись вдоволь, до надсадного кашля.

– А я думал – надо мной, – уныло протянул Олаф, доедая запеканку.

– Над тобой тоже, – успокоил его Илья. – Но в основном над собой. Короче, так, Олаф. Давай к нам в группу. Доставку домой гарантирую. За госсчет. Как ветерана Сопротивления.

– А у меня есть выбор? – меланхолично поинтересовался Олаф.

– Есть, – подтвердил бек. – Века через два сюда подвезут мухоморчики из Скандинавии.

– Не-а, – поразмыслив, решился Олаф. – Я тут от тоски сдохну. Или от голода. Работы нет. Жара. Апачи достали. И вообще депрессняк. Я бы тут давно помер, если бы не Владка, дочка хозяина местного. Добрая душа, подкармливает. А то и квотер [21] сунет втихаря от папаши. Впрочем, тот тоже ничего мужик. Не гонит. Он тут магазинчик открыл в подвале, шмотками торгует, так пару раз я ему ящики таскал. Нормально платил.

– Влада, она как? – тихо подал голос доселе молчавший Задов. – Она с пониманием? Не высокомерная?

– Втюрился, дружок? – захохотал довольный Олаф. – Ладно, не журись. Девчонка не без гонора – в папаню, видать. Но серьезная. За ней шериф местный ухлестывает, но пока без толку. Хотя, если серьезно, то Пшимановскому такой зятек был бы нелишним. У шерифа тут все схвачено: и в мэрии, и в Ку-клукс-клане. Оборотистый, гад. Два раза подкатывал: плати, мол, за регистрацию. Сука!

– Это тот, что со значком? – притворно равнодушным голосом уточнил Задов.

Олаф кивнул.

– Значит, решено? – подытожил Илья. – Ты с нами, дружище?

– Заметано, друг. Тряхнем стариной! Что за дела у тебя в этом гадюшнике?

– Понятия не имею, – усмехнулся Илья, вставая из-за стола.

– Не доверяешь? – обиделся Олаф, презрительно скривив рот.

– Бек, введите товарища Олафа в курс дела, – попросил богатырь, направляясь к выходу. – А мне Сивку развязать надо, пусть побегает… на воле.

Когда Илья вернулся за стол, Рыжая Борода добродушно хлопнул его по плечу и раскатисто захохотал:

– Ничего, брат. Не такие дела крутили. Разберемся.

В этот момент дверь салуна распахнулась, и на пороге появился шериф в сопровождении двух помощников в белых балахонах с капюшонами на головах. Судя по всему, питсдаунцы свою исполнительную власть уважали: шум поутих, и большинство, расступаясь, почтительно прикладывали пару пальцев к полам шляп, а то и вовсе их снимали.

Проигнорировали появление звезды только наши герои и еще пара каких-то мрачных личностей в углу. Да, к радости Левки, Влада, которая презрительно фыркнула при виде плотоядной улыбки шерифа и ушла на кухню.

Шериф не спеша проследовал к центру зала, достал кольт и пару раз пальнул в потолок. Сверху посыпались опилки и щепки. Шум окончательно стих.

– Господа! – с небрежной уверенностью поприветствовал посетителей салуна и целлулоидно улыбнулся шериф. – Напоминаю, что жители и гости города приглашаются сегодня в полдень на центральную площадь на праздничные мероприятия по случаю церковного праздника и Дня города. Явка всех, в том числе и детей, строго обязательна. За неявку – штраф. Форма одежды праздничная. Билли, огласите программу.

Долговязый Билли, не снимая балахона, задрал полу, обнажив короткие штаны на кривых ногах, и извлек из кармана отпечатанную типографским способом бледную афишку.

– Программа праздничных мероприятий, – торжественно провозгласил кривоногий Билли и, откашлявшись, огласил весь список:

«12.40 – повешение грязного ниггера по прозвищу дядюшка Том.

12.41 – повешение краснокожего индейца Акуки.

12.45 – праздничная проповедь преподобного Муна: «Почему белые – соль земли».

13.00 – хоровое исполнение гимна «Боже, храни Америку!»

14.00 – прием у мэра именитых питсдаунцев (список на дверях мэрии).

23.00 – факельное шествие членов ордена Рыцарей Белой Камелии [22].

Для остальных с 14.00 до 24.00 массовые гулянья по городу с национальным флагом. Пьянка, угон лошадей, пальба и драки без ограничений».

В зале раздались бурные аплодисменты. Не хлопали немногие. Шериф добродушно переждал овации и вновь выстрелил вверх. Обыватели опять покорно притихли.

– Слово имеет мистер Рокстон VII.

Салун навострил уши: Джеймс Рокстон VII был в Питсдауне личностью известной и одним из отцов города.

Происходил Джеймс из славного рода Рокстонов Кембриджских. Основатель династии, Генри Рокстон I, в двенадцать лет сбежал из дома в Лондон. Там он устроился юнгой на фрегат флота Его Величества и пустился в плавание.

В Карибском море свободолюбивая морская натура мальчика взяла верх над палочной дисциплиной, и паренек, зарезав ночью своего наставника, капитана Уайта, сбежал к пиратам. Надо признать, что Уайт и сам был не сахар и частенько приказывал сечь юного Генри линьками за мелкое воровство у товарищей.

– Этот малыш кончит свою жизнь на виселице, – частенько говаривал Уайт, попивая поданный юнгой горячий грог с пенкой. В кружку Генри неизменно плевал по пути из камбуза в каюту капитана.

Но Уайт ошибся.

Сбежав к пиратам, Генри образумился. Более того, он стал любимцем и едва ли не талисманом своего жестокого тезки, Генри Моргана, грозы южных морей и окрестностей.

Морган так привязался к мальчику, что даже научил умению обращаться с секстантом и, кроме того, массе других морских штучек.

В результате под покровительством старого пирата Генри Рокстон I получил прекрасное образование. Он отправил на дно десятки пассажиров и членов экипажа голландских, испанских, французских и иных судов.

Особенно Генри Морган ценил в тезке Рокстоне богатое воображение и недюжинную изобретательность: придумывая развлечения для команды, паренек никогда не повторялся. Захваченные матросы и офицеры, натуралисты и географы, старики и дети, женщины и даже домашние животные отправлялись им на дно под музыку и без, отправлялись с путами на руках и с ядрами на ногах, связанные попарно, трио и даже квартетом. Прогулка по доске [23] тоже была изобретением юнги. Пираты, попивая ром, веселились от души.

– Этот малыш кончит свою жизнь в палате лордов, – довольно хохотал Генри Морган, когда Генри Рокстон I раскаленными щипцами щелкал перед лицом капитана испанского корвета.

В отличие от капитана Уайта капитан Морган был прав.

За свою жестокость, дикий нрав и любовь к морю крови Генри Морган получил патент на адмиральский чин, был произведен в лорды и лично обласкан королем.