Сергей Мусаниф - Третье правило стрелка Страница 33

— Хе, — сказал он, оглядывая Негоро и Реджи. — Это и есть те двое, которым требуется наш Серп?

— Да, — сказал Пентагон.

— Просто «да»? — уточнил Октагон.

— Да, о мудрейший, — поправился друид с большой дороги.

— Так-то лучше. — Октагон снова внимательно посмотрел на путников. — И сейчас вы скажете, что жизнь и существование вселенной зависят от того, дам я вам Серп или нет?

— Была у нас такая мысль, — сказал Негоро. — Но вы, о мудрейший, похоже, и так все знаете.

— Ни один человек не может знать все, но мне известны многие тайны, — заявил Октагон. — У друидов существует древнее пророчество, согласно которому двое, из которых один является человеком, а другой им только прикидывается, придут и потребуют Серебряный Серп.

— Пророчества не врут, — сказал Негоро. — Даже те, которые используют слово «прикидывается». Мне кажется, оно нетипично для большей части пророчеств.

— Это вольный перевод, — отмахнулся Октагон. — Я вижу суть вещей, странное существо, и я вижу, что ты не человек.

— Только не надо мне об этом постоянно напоминать, — сказал Негоро.

— У тебя не было матери, а твой отец является точной твоей копией.

— Являлся, — сказал Негоро. — Он умер, знаете ли.

— Как скажешь, странное существо.

— А вы не можете называть меня как-нибудь по-другому, о мудрейший?

— Могу, — сказал Октагон. — Но не буду, потому что мы, друиды, привыкли называть вещи своими именами.

Теперь я еще и вещь, с обидой подумал Негоро.

— А что там дальше в вашем пророчестве? — поинтересовался Реджи. — Не гласит ли оно, что просителям нужно вручить Серп, дабы они могли исполнить свою работу и спасти мир?

— Гласит, убийца многих, — сказал Октагон.

Стоит ли упоминать о том, что Октагона, даже среди друидов, никто не любил?

Странная штука правда.

Кого бы вы ни спросили, он назовется вам честным человеком, скажет, что всегда любил правду, всегда говорит правду и всегда хочет слышать только ее. И при этом он, скорее всего, соврет.

Говорить правду о ком-то очень легко, особенно если этот «кто-то» тебя не слышит. Говорить правду в глаза трудно, еще труднее выслушать правду о себе любимом. Увы, но мы кажемся себе совсем не такими, какими нас видят другие люди. Может быть, потому, что самим себе мы тоже врем.

Порой это нас просто бесит, но, поскольку нам хочется выглядеть хорошими, мы продолжаем врать и себе, и окружающим.

Все знают, что стрелки убивают людей. Все знают, что обычно парой человек дело не ограничивается. Но мало кто готов в лицо назвать стрелка «убийцей многих», даже имея за своей спиной несколько сотен друидов в качестве поддержки.

— Я знаю, что я плохой человек, — согласился Реджи с данным ему Октагоном определением. — Я никогда не питал иллюзий относительно своей персоны, и поэтому даже вам будет трудно меня задеть, мудрейший.

— Я не ставил перед собой цель кого-либо обидеть, — сказал Октагон. — Плохих людей нет, как нет и людей хороших. Каждый из живущих несет в себе частицу зла и частицу добра. Я говорю правду лишь потому, что я слишком стар и у меня не осталось времени на то, чтобы выдумывать ложь. И помнить ту ложь, которую я когда-либо произносил.

— Это все здорово, но нельзя ли поближе к Серпу? — поинтересовался Негоро.

— Серп важен для нас, — сказал Октагон. — Но я не могу закрывать глаза на древнее пророчество и ставить под удар благополучие вселенной. Я отдам вам Серп…

— Тьфу ты! — Горлогориус в сердцах плюнул на пол. Плевок зашипел и испарился. — Я еще надеялся, что старикан[36] упрется рогом и им придется добывать артефакт с боем. Скучно стало жить, неинтересно…

— …после того, как мы закончим сегодняшнюю церемонию, — договорил Октагон. — И я хочу получить обещание, что после выполнения своей миссии вы вернете нам Серп.

— Боюсь, я не могу дать такого обещания, не покривив душой, — сказал Реджи. — Мы не знаем, как именно его надо использовать и что может произойти с ним впоследствии.

— Что для вас важнее, кусок серебра или благополучие вселенной? — спросил Негоро. — Сделайте себе новый серп. Вон у Пентагона коллекция бабушкиного серебра имеется. Переплавьте ложки на серпы, так сказать.

— Это правда? — спросил Октагон. — У тебя много серебра?

— Не так чтобы много, комплект всего на шесть персон…

— Для серпа хватит, — решил Октагон.

— Это память о любимой бабушке! — возопил несчастный друид.

— Судьба вселенной важнее.

— Глобальное мочилово, — повторил Горлогориус. — Нас ждет глобальное мочилово. Даже мне страшно.

Часть вторая

Левый револьвер

Глава 1

В этом мире существует много способов справиться с противником, который крупнее, сильнее, быстрее тебя и придерживается более совершенного стиля боя. Самый лучший из них — заранее обо всем договориться с автором сценария.

— Перебор. — Сэр Ланселот в сердцах бросил карты на землю.

— А у меня — девятнадцать, — сказал Муромец. — Как говорят в ваших краях, гейм овер.[37] У вас больше нет никаких прав на этого дракона.

— Может быть, сыграем пять из девяти?

— Уговаривались на две из трех, — сказал Муромец. — Без обид, Ланс. Просто тебе сегодня не перло.

— Бывают дни, когда все просто из рук валится, — согласился Ланселот. — Видно, сегодня как раз такой день.

— Еще скажи, что нет фарта, — посоветовал Бозел, до сих пор занимающий стратегическую позицию под машиной. Хотя рыцари проиграли, а богатыри пока были на его стороне, он все равно не чувствовал себя в безопасности.

Вокруг было слишком много профессиональных истребителей драконов, а он потерял форму. Бозел надеялся, что временно. Получи он сообщение, что остаток жизни ему придется провести в образе крокодила, он бы сам грудью бросился на копье.

Тем временем богатыри и рыцари постепенно оправлялись после побоища. Удары, способные убить нормального человека, не оставляли на их телах даже синяков; удары, способные свалить с ног быка, синяки все-таки оставляли, но заживали эти синяки быстро. Как на собаках.

— Мерлин все равно устроит нам веселую жизнь, — пробурчал Гавейн. — Волшебники в азартных играх не разбираются.

— Наша совесть чиста, — сказал Ланселот, — ибо мы сделали все, что могли.

— А Мерлин скажет, что мы должны были сделать больше, — не сдавался Гавейн.

— Скажу вам, как представитель одного вымирающего вида представителям другого вымирающего вида, — снова влез Бозел. — Вы свои морды помятые Мерлину покажите, и он поймет, что сделать больше вы никак не могли.

— Повезло тебе сегодня, крокодил, — сказал Ланселот. — Но я запомню, где ты живешь. Может, еще повстречаемся.

— Если я буду в своей нормальной форме, наша следующая встреча запомнится тебе очень надолго, — пообещал Бозел.

На короткое мгновение мир утонул во вспышке света, временно лишившей зрения всех присутствующих. Когда же глаза снова начали различать формы и очертания, Бозел обнаружил, что лежит не под мирно припаркованным на холме «Астон Мартином». Прямо над ним бесновался тяжелобронированный и отлично выдрессированный боевой конь благородного рыцаря Ланселота, внезапно обнаруживший в опасной близости от своих ног здоровенного крокодила.

Остальные кони тоже вернули свои обличья. Исчезли кожаные плащи и пистолеты. Рыцари снова щеголяли доспехами, и на поясе каждого из них висел длинный меч.

— Нечестно! — завопил Бозел. — Почему вы вернулись в первобытное состояние, а я до сих пор в крокодилах?

— Карма у тебя плохая, — сказал Гавейн. — Видимо, колесо сансары повернулось без предупреждения. Быть тебе крокодилом отныне и вовек.

Ланселот успокоил своего скакуна и отвел его в сторону, иначе дело могло закончиться крокодиловредительством, чего Ланселот никак не мог допустить. Он ведь честно продул в карты право причинить крокодилу какой-либо вред.

— Сволочи, — сказал Бозел. — Ненавижу вашу сволочную вселенную с ее идиотскими шутками.

— Истинная мудрость состоит в том, чтобы принимать жизнь со всеми ее коллизиями такой, какая она есть, и не искать лучшей доли, ибо часто эти поиски заканчиваются горьким разочарованием.

— Мудро, — согласился Илья Муромец.

— Чушь свинячья, — не согласился Бозел. — И вообще, кто это сказал?

— Я. — Мастер Лю сделал шаг в сторону, появляясь из-за могучей спины благородного сэра Борса.

— А ты еще откуда тут нарисовался? — спросил Бозел. — Только китайцев нам и не хватало.

— Это все политкорректность, — объяснил Гавейн. — В любом сюжете необходимо присутствие национальных меньшинств. Иначе кто-то может начать вопить об ущемлении их гражданских прав.