Владислав Выставной - Считалочка для бомбы Страница 33

Арбитр был одинок. Бесконечно одинок. С ним, правда, должны были быть Правила – но даже их по-прежнему не было. И долгие семь лет он, словно преступник, был заточен в гигантскую башню, в которой все еще угадывались черты прежней, Останкинской.

Если подумать – он действительно был преступником, отбывающим заслуженное наказание. Он пошел однажды против установленного могущественными силами порядка вещей, и ему казалось, что он победил. Более того – он думал, что получил награду.

Но награда обернулась проклятьем.

Из простого Игрока тайными силами он был возведен в чрезвычайно значительный сан Арбитра, бесстрастного наблюдателя за Игрой, с правом делать собственные выводы и назначать Победителя. Кто бы мог подумать тогда, что пройдет долгих семь лет, прежде чем на земле Волшебной Москвы снова появятся Игроки, с тем, чтобы вступить в поединок за право быть первым в таинственной и непонятной Игре?

Но как будет определяться Победитель – по-прежнему оставалось неизвестным. Что будет назначено Игрокам – состязаться ли в остроумии и дальности плевков, перетягивать ли канат и прыгать в мешках на скорость или сцепиться в схватке насмерть за какой-нибудь магический артефакт? На этот вопрос Арбитр ответить не мог. Только одному человеку было назначено устанавливать Правила Игры.

Этот человек был Магистром Правил.

И его сыном.

Странная, безумная Игра – она зло смеялась над ним, разлучив однажды с любимой и ребенком на бесконечный, как ему уже казалось, срок. И вместе с тем, оставила его в незримой связи с сыном. Ведь Арбитр знал, что рано или поздно Магистр придумает свои Правила.

Это была насмешка Игры: у обычных людей отец и сын не смогли бы законно занимать две столь взаимозависимые должности. Но Игра была жестока. Она не допускала «кумовства», и вскоре отцу придется действовать, исходя из Правил, установленных малолетним сыном. Немыслимая ситуация в обычном мире!

Но не это заставляло Арбитра ежедневно погружаться пучину тоски и безнадежности. Его угнетало то, что здесь, совсем рядом, его сын растет, не зная отца. Его мучило то, что та, которая была для него когда-то недосягаемой мечтой, а после стала наградой за перенесенные испытания, теперь вновь стала недоступной.

Как, впрочем, и все остальные люди, за исключением одного единственного человека – Мэра, который появлялся, когда хотел, и так же внезапно исчезал.

Он, Арбитр, мог бы сойти с ума от одиночества – но Игра не позволяла этого. У него было все, что он мог бы пожелать в собственном ограниченном пространстве. Он был осведомлен обо всех новостях, он знал всю правду про каждого жителя Москвы.

Но при этом он не мог влиять на события. Даже помочь старушке перейти дорогу – и то он был не вправе. Более того – не в силах. Он мог лишь время от времени появляться среди людей с тем, чтобы подтвердить или опровергнуть соответствие их поступков Правилам.

Это было мучительно – словно еще при жизни он стал бесплотным духом, чуждым реальному миру.

Мрачное, циничное и безнаказанное зло царствовало под черным солнцем. Оно крепчало и высасывало последние соки из несчастного города, отрезанного от остального мира, словно кусок праздничного торта.

Арбитр видел все. Он мог бы подсказать, что надо делать, чего бояться, кому не следует доверять, а кого надо схватить и оградить от остального мира. Он мог бы…

Пустое. В Волшебной Москве действовали фундаментальные законы Вселенной – если ты имеешь абсолютное знание, то ты, в то же время, обретаешь абсолютную беспомощность. И трудно спорить с тем, что это справедливо.

Только кому она нужна, такая справедливость?

…– Ты опять в размышлениях, Толик?

– Что? А-а… Называйте меня Арбитр. Так уж заведено в Игре, что у меня нет имени…

– Хорошо, Арбитр, ты прав. Надо делать так, как заведено. Кто мы такие, чтобы идти против Игры?

На большой площадке, занимавшей целый этаж большой башенной надстройки, стоял невысокий полноватый человек. Он был в каком-то мешковатом плаще и кепке над круглым мягким лицом – и вид этот не менял никогда.

Это был Мэр.

Арбитр так и не понял до сих пор, кто же этот человек на самом деле. Несомненным было лишь то, что он являлся своеобразным посредником между ним и теми, кто организовал Игру. Считалось, что начали ее могущественные Маги. Впрочем, Магов никто не видел. Даже сам Мэр не был готов дать гарантии в том, что за всем стоят именно Маги. Он просто знал несколько больше других. Впрочем, объяснить природу своего знания Мэр так же не мог. Или не желал, что, впрочем, не меняло сути.

По поводу визита Мэра Арбитр испытал двойственное чувство. С одной стороны, это – какое-никакое общение, альтернативы которому пока не предвидится. С другой стороны именно Мэр в свое время втянул его в Игру, и в последствии самые дурные новости также приносил именно он.

Однако не будь Игры, некий Толик не встретил бы никогда некой Марины, и не было бы краткого, как вспышка молнии, но такого же яркого чувства.

В конце-концов, не было бы и самого маленького Магистра…

– Видишь, Арбитр, – сказал Мэр, усаживаясь в легкое плетеное кресло. – Я обещал тебе, что Игроки скоро появятся. И вот они пришли…

– Меня это мало радует, – отозвался Арбитр. – Все равно я потерял целых семь лет жизни. Их не вернешь, заменив какими угодно радостями в будущем…

Мэр неодобрительно покачал головой:

– Арбитр, неужели ты не понял: эти семь лет и есть самое ценное время в твоей жизни! Помнишь, о чем я говорил однажды: у каждого человека свой путь. И не всегда то, что считается больше всего приносящим радость, в действительности является таковым. Поверь, если бы ты получил деньги, славу, власть, свою Марину и сына, наконец, – ты все равно не был бы счастлив. Понимаешь? Так бывает, что истинно наполненную жизнь человек обретает в лишениях. И ты – как раз такой случай…

– Но почему именно я? – прошептал Арбитр, закрывая глаза.

– Никто не знает ответа на этот вопрос, – сочувственно произнес Мэр. – Но ведь ты сам прекрасно понимаешь: здесь, в Волшебной Москве, все обретает свою истинную сущность. Здесь облетает шелуха этого смешного и самонадеянного материализма, и вещи, люди наполняются подлинным содержанием первобытной магии. Потому ты здесь – не простой клерк, каким был в ТОЙ жизни, а лицо, наделенное невероятными правами и огромной ответственностью. Да, это рок. И я сам, возможно, хотел бы оставить свои обязанности и заняться своей любимой рыбалкой или еще чем-нибудь легкомысленным… Но Игра вытягивает из тебя твою собственную суть. И ты понимаешь, что рыбалкой ты не успокоишь душу, не приведешь мысли и дух к настоящей гармонии. Потому, что ты идешь против своего предназначения…

– Я это понимаю, – тихо сказал Арбитр. – Но я так хочу увидеть сына. И ее…

Мэр помолчал, ерзая в кресле. Он сочувствовал Арбитру, этому высокопоставленному отшельнику поневоле. И ничего не мог поделать. Игра иногда казалась могучей природной стихией, силой, неподвластной никакому человеческому противодействию. Бороться с Игрой – все равно, что пытаться изменить законы природы – скорость света, ускорение свободного падения, период полураспада урана… Игра была – и с этим приходилось мириться.

– Послушай, Арбитр, – сказал Мэр. – Игроки пришли, Магистр скоро придумает Правила. И Игра закончится. Ты сможешь вернуть себе свою любовь и сына. А может – и потерянное время. Игра ведь умеет не только наказывать. Она умеет и награждать…

Арбитр ничего не ответил. Он смотрел вдаль – туда, где маленький мальчик задумчиво играл со сверкающими камушками Азарта…

–2-

– Ну, а теперь рассказывай: откуда у тебя взялся этот план? Очень странный план. Я, например, в нем так до сих пор и не разобрался.

– Расслабься, брателло! Мы живы – и это клево! Ну, считай, что мне все это просто приснилось. Ты ведь знаешь, какие в этой Игре бывают странные сны?

– Я знаю, что в Игре ничего не происходит случайно. Так ты, может быть, поделишься со мной? Как-никак, я тебя коньяком пою и сигаретами снабжаю – даже в ущерб нашему общему организму…

– Ну, вот, опять ты меня прижать хочешь! А мне надоело! Надоело, что я, такая же голова, как и ты, не могу взять, да пошевелить пальцами на ногах, когда приспичит! А знаешь, как пятки чешутся? Мочи нет!

– Я сам могу почесать, если тебе так хочется…

– Э-э! У меня другие пятки чешутся – те, которых нет ни у меня, ни у тебя! Мне ведь тоже туловище полагается, со всеми причиндалами, как каждой нормальной голове! Только вот где оно, мое тело, а?

– Я здесь ни при чем, ты знаешь. Мне самому не очень приятно, когда над ухом кто-то постоянно гундосит, однако же, терплю. Но ты так и не ответил на вопрос – откуда у тебя такой точный план побега?

– Говорю – приснилось!

– Ладно, допустим. Но скажи – ты знал, что нас зашвырнут именно на Черные Земли?