Ольга Куно - Трое из Лукоморья Страница 34

— Да нет, вроде бы всё было нормально, — медленно ответила я. — Да ну, точно ничего такого не было. А что за мальчик? Сколько ему лет?

— Ну, я кольца не считала, — пошутила Дара, намекая на способ, позволяющий установить возраст срубленного дерева. — Но так, с виду, наверное, лет четырнадцать, может, тринадцать.

— Ну и почему ты сразу решила, что у тебя что-то не так? — спросила я, с трудом сдерживая улыбку.

Вероятность того, что мальчик окажется велиградским шпионом, была невелика.

— А что мне ещё было решить?!

— Эх, Дара, Дара! Запомни: хочешь быть ведьмой — никогда не думай сразу о плохом. Начни с хорошего. Раз смотрел, значит, ты ему понравилась!

— Да ну, ерунда какая! — возразила Дара с таким видом, словно данное предположение заставило её сильно усомниться в моих умственных способностях.

— Почему ты так уверена, что нет?

— Я же говорила: я некрасивая! И толстая.

— Ой, да никакая ты не толстая, — поморщилась я. — Во-первых, не толстая, а в теле. Во-вторых, быть тощей неженственно. А в-третьих, ты за время пути похудела.

— Что, правда?

— Значит так, слушай и запоминай; повторять не буду. Ты хороша, ты привлекательна; мужчины заглядываются на тебя, потому что ты им нравишься. Ты должна быть уверена в себе. Это непременное условие.

— Для того, чтобы быть ведьмой?

— Нет. Для того, чтобы быть женщиной.

Гелла присоединилась к нам пару часов спустя. Сейчас она сидела на стуле, укрыв колени плотным шарфом, хотя в комнате было очень тепло. Она действительно выглядела старше, чем прежде, не старушкой, конечно, но и не молодой; скорее женщиной средних лет, успевшей подустать от деловой жизни. Впрочем, мне казалось, что это не более, чем смена роли. Прежняя маска со временем приелась, и теперь она получала удовольствие именно от такого образа. Ещё мне подумалось, что для полноты картины следовало бы заменить стул креслом-качалкой, а шарф — уютным пледом.

— Так, значит, ты теперь читаешь лекции в университетах, — подытожила я. — И о чём твоё завтрашнее выступление?

— О свойствах трав, — ответила она.

— Да, это я поняла, но о чём конкретно?

— Это общая лекция для широкой публики. Её цель не дать конкретную информацию, а скорее заинтересовать. Привлечь новых студентов к изучению гербологии.

— Гербологии, но не магии? — уточнила я.

— Возможно, и магии тоже. В сущности подлинная цель — именно в этом.

— В рамках университета? Ну-ну. — Я скептически качнула головой. — Или память мне изменяет, или раньше ты придерживалась иного взгляда на эти вопросы.

— Значит, с тех пор я поумнела, — отрезала Гелла. — Маги слишком сильно отгородились от мира, и это пора менять.

— Даже так? — удивилась я.

— Именно так. Мы слишком надолго ушли под защиту раковины, подобно улиткам. Опасность давно миновала, а мы всё никак не желаем вылезти наружу и полноценно участвовать в жизни этого мира. Мы, видите ли, обижены на то, как с нами в своё время поступили.

— А что, разве с нами поступили так, как надо? — недобро усмехнулась я.

— Разумеется, нет. Но честное слово, Элена, ты только вдумайся: с тех пор прошло более двухсот лет! Все те, кто когда-то держал в руках факел или подписывал смертный приговор, давно уже умерли! А мы до сих пор не готовы простить людей.

— Те умерли, — я не стала спорить с очевидным, — но люди-то не меняются. Думаешь, на сегодняшний день не нашлось бы желающих поднести факел к дровам, если бы поступил такой приказ? Люди по-прежнему не любят то, чего не понимают, и видят угрозу в каждом, кто выглядит, действует и думает иначе, чем они.

— Возможно, люди и не изменились. Но, согласись, неразумно обвинять их в тех грехах, которых они не совершали, а лишь могли бы совершить.

— А разве они не выдвигают такие же обвинения против нас?

— Значит, мы должны оказаться умнее, — резко сказала Гелла. — Кто-то должен сделать первый шаг. Помимо всего прочего, отгораживаясь от людей, мы обделяем сами себя. Вот ты молодец, взяла ученицу, — она кивнула в сторону Дары. — А многие не делают и этого. И каков результат? Ведьмы и маги умирают, так никому и не передав накопленные ими умения. А это значит, что все сделанные ими открытия, сколь бы великими они ни были, уходят в небытие. И новым поколениям магов приходится всё делать заново, вновь с огромным трудом открывать то, что они могли бы просто выучить в том же самом университете. Если бы покойный маг заботился не только о собственном развитии, но и о будущем магической науки.

— Покойный маг без сомнения заботился не только о себе, — спокойно возразила я. — Наверняка он использовал свои открытия на благо всё тому же самому человечеству.

— Возможно, — не стала отрицать Гелла, — но так или иначе, он не поспособствовал тому, чтобы его достижения послужили человечеству и в будущем. Более того, — продолжала она, — своим обособленным образом жизни мы не только обедняем науку. Мы ещё и ослабляем самих себя. Собственную общину. Нас становится всё меньше и меньше. Наш вес в мире приближается к весу пылинки.

— Ну уж прямо пылинки, — улыбнулась я. — Не перегибай палку.

— Хорошо, пусть не пылинки, а зёрнышка, — щедро согласилась она. — К примеру, ты видишь, насколько большим весом, чем мы, обладают священники?

— Ну разумеется, а что же здесь странного?

Меня это сравнение ничуть не задело. Священники сами по себе, я сама по себе. Но у Геллы было на этот счёт иное мнение.

— Странно здесь решительно всё, — ответила она. — В таком раскладе нет ничего естественного. Мы вполне могли бы играть в жизни общества не меньшую роль. Но мы сами ушли в тень. А священники, напротив, сознательно набирают всё большую силу. И начинать надо с того, что их банально много. В отличие от нас, они заводят семьи, и, как ты хорошо знаешь, устанавливают целые династии.

— Да, знаю, сыновья священников тоже становятся священниками, причём церемония посвящения в сан проходит в совсем юном возрасте. В десять лет, если не ошибаюсь?

— В девять. Они, конечно, не приступают в этом возрасте к каким-либо обязанностям, за исключением чтения священных книг. Но их дорожка всё равно предопределена; девяносто восемь процентов таких детей действительно продолжают дело отца.

— И ты что же, считаешь, что это правильно??? Ты бы хотела, чтобы мы так же плодили магов?

— Так же — нет. Но если бы мы уделяли побольше времени поиску учеников и обучению молодёжи, было бы совсем неплохо.

— Может, ведьмам ещё и замуж начать выходить?

— А почему бы нет? Это глупое предубеждение, будто жена непременно должна превратиться в домашнюю клушу. Будучи женой, вполне можно оставаться и личностью, и ведьмой, и учёным.

— Ага, — кивнула я, — только где бы встретить таких мужчин, которые разделят твою точку зрения?

— А мужчин тоже надо воспитывать, — парировала Гелла. — И в этом процессе мы опять же не принимаем никакого участия, поскольку отгородились от общества. Вот я и говорю, что с нашей социофобией пора кончать. Надо делать так, чтобы наш голос звучал громче. Надо участвовать в жизни городов и стран. Надо преподавать в университетах.

— Но разве, живя в городе и работая в университете, можно добиться тех же результатов, того же уровня мастерства, чем в уединении и глуши, вблизи от леса? — настаивала я.

— Безусловно можно. Не так важно, в каких условиях работать. Важно, каковы твои способности и стремления.

— Ты так думаешь? — спросила я, склонив голову набок. В моём мозгу появилась неожиданная идея, и она мне всё больше нравилась. — Ну хорошо, а давай мы это проверим? Вот ты читаешь лекции в университетах, а я живу в лесу, где сама собираю нужные мне компоненты и провожу исследования в спокойной обстановке. Что ты скажешь о дуэли?

— Дуэль? — Гелла пренебрежительно поморщилась, но её глаза азартно сверкнули. — И каковы ставки?

— Если я проиграю, подарю тебе все свои запасы настойки из вязеля изящного. Растение, сама знаешь, редкое.

— Годится, — согласилась Гелла. — А чего хочешь ты?

— В случае, если ты проиграешь, завтрашнюю лекцию в университете вместо тебя проведу я.

Дуэль была назначена на шесть часов вечера, а до тех пор каждой из нас надо было тщательно подготовиться. Я стояла на коленях возле кровати; вокруг — на столике, на полу и на постели, — были расставлены и разложены всевозможные флаконы, склянки, чашки, корни и кусочки коры, завёрнутые в тряпки, а также аккуратно упакованные порошки. Я как раз разглядывала на свет содержимое одного из флаконов, как следует взболтав его, чтобы проверить консистенцию, когда в комнату без стука вошёл Ярослав.

— Что ещё за дуэль? — спросил он прямо с порога.

— Добрый вечер, Ярослав, ты действительно можешь войти, — отозвалась я, не отрывая взгляда от голубоватой жидкости во флаконе. Покачивающийся на дне осадок казался несколько темноватым.