Валентин Леженда - Античные хроники Страница 34

Упился тогда Агамемнон до зеленых сатиров.

Произошло это в Спарте на дне рождения брата Агамемнона Менелая. Поспорили тогда пьяные братья на подзатыльник, что Агамемнон женится на первой встречной женщине. Ну, в смысле выйдет на улицу и за руку свою будущую жену схватит.

Высыпали бухие гости из дворца Менелая, смотреть, чем весь этот спор закончится. Интересно им, который из братьев другому морду набьет.

Ну, Агамемнон вконец разошелся, выскочил на улицу и хвать девку какую-то непонятную, у храма Афины гуляющую. Схватил ее за руку и во дворец потащил, даже в лицо будущей жене не взглянув.

Дальше пришлось Агамемнону вместе с гостями около часа ловить сбежавшего Менелая, которому очень не хотелось получать от брата затрещину.

Ну, в конце концов именинника поймали в подвале дворца. Агамемнон дал ему затрещину пифосом и отпустил.

Пролежал Менелай в отключке до самого утра. А Агамемнон, у которого случился приступ белой горячки, потребовал, чтобы его тут же с незнакомой девушкой и поженили. И не просто кто-то поженил, а сам покровитель брака бог Гименей.

Всемогущие боги, находившиеся в то время в полном душевном здравии, наблюдали за всем этим цирком со светлого Олимпа. Естественно, Гименей не смог удержаться. Под дружный хохот остальных олимпийцев он спустился в Спарту и быстро женил Агамемнона на случайной прохожей.

А случайная прохожая оказалась Клитемнестрой, перезрелой дочерью известного спартанского полководца Понтея (не путать с Помпеем. — Авт.).

И злые языки потом говаривали, что неспроста гуляла она у дворца Менелая. Да и выбирать тогда пьяному Агамемнону было не из кого. Кроме странной девушки и хромого слепого певца-аэда, на улице в тот момент никого не было. (Знал бы бедняга, что улица в тот вечер была по всему периметру оцеплена отборной спартанской гвардией.)

Вот так и влип Агамемнон по собственной глупости, и теперь за эту свою глупость ему предстояло жестоко расплачиваться…

Но при всем при этом следует отметить, что царь обладал хорошим чувством юмора — пообещал благоверной, как только падет Троя, разжечь на близлежащих горах сигнальные костры, что должно было возвещать о его возвращении на родину (не иначе как собирался Агамемнон по пути во дворец жечь крестьянские деревни).

Идиотка Клитемнестра не поняла хохмы и, дабы не пропустить возвращение благоверного, посадила на крышу дворца старого, но зоркого раба, который должен был ежечасно следить за горизонтом, а не пылает ли где сигнальный костер?

А чтобы этот раб не сбежал, Клитемнестра приказала приковать его за ногу к флюгеру, что дворцовые гвардейцы и сделали.

Однако не спешил домой Агамемнон, и вскоре придворные стали бояться ходить в царский дворец, тыкая пальцами в сидящий на крыше в позе мыслителя скелет…

Каким образом убить супруга, Клитемнестра еще не решила.

Лучше всего, конечно, было бы отрубить ненаглядному голову, но разожрался Агамемнон на старости лет так, что. шея у него, как таковая, исчезла. Подбородок великого царя плавно переходил в волосатую грудь, так что отсечение героической головы — как вариант возможного убийства — само собой отпадало.

Можно было, конечно, супруга отравить, но у Клитемнестры совсем не осталось никакого яда. Его весь выпили, съели, проглотили (нужное подчеркнуть) неугодные царице придворные либо надоевшие любовники.

Был даже момент, когда Клитемнестра в приступе злобного отчаяния по поводу долгого отсутствия мужа (которого она уже видела в фамильном склепе в белых сандалиях) чуть не прикончила любимого Эгисфа, решив поставить «красавчику» клизму с мышьяком.

Что ж, отравление как вариант совершения преступления тоже не годилось.

Клитемнестра постепенно приходила к заманчивой мысли, что лучше всего будет, если с Агамем-ноном произойдет несчастный случай. К примеру, возьмет Эгисф да и трахнет царя по голове своим золотым горшком.

Эгисф-то, бедняга, умственно отсталый, какой с него спрос?

Но проще было уговорить скалу прийти к Полифему, чем упросить Эгисфа что-либо сделать, окромя каждодневных кувырканий на царской тигровой шкуре.

В крайнем случае можно было устроить, чтобы Агамемнона сбила потерявшая управление колесница, и именно этот способ убийства мужа нравился царице с каждым днем все больше и больше.

— Вот же зараза! — с чувством выкрикнул Эвр, осматривая свой удивительный пояс с золотой фибулой посередине. — Опять аккумулятор посадил. А все из-за вас, балбесов. Телепортация такой массы сожрала недельный запас энергии.

Агамемнон с Аяксом огляделись.

Бог ветра перенес их в какой-то зеленый лесочек, где красиво пели птички, а невдалеке мелодично журчал ручеек.

— Где это мы? — спросил Агамемнон, безумно водя глазами по сторонам.

— Ну и ну! — Восточный ветер расхохотался. — Как же это ты не узнаешь родные земли?

— Так ты перенес нас…

— Правильно, к тебе домой, — подтвердил Эвр. — Нужно было это сделать еще на Лесбосе, когда вы плот строили. Но меня, как обычно, жаба задавила — энергии пожалел. И что? Все равно пришлось вас телепортировать, а то сидели бы вы сейчас в животе Антифата вместе с котлетами по-финикийски…

— Спасибо тебе, восточный ветер, — с чувством поблагодарили великие герои.

— Я только одного не могу понять, — все-таки решился спросить Агамемнон, — почему это вдруг ты ни с того ни с сего взялся нам помогать? Ведь не из-за просьбы же Софоклюса, в конце концов?

— Конечно нет, — ответил Эвр. — В принципе, я и сам не знаю, отчего с вами до сих пор вожусь. (Да я так захотел, и точка! — Авт.)

Еще раз поблагодарили герои восточный ветер. Большое дело он для них совершил, что и говорить.

— Ну ладно, пойду я, — наконец сообщил грекам Эвр. — Немного пешочком пройдусь, пока батареи у меня в аккумуляторе от солнца подзарядятся. Может, еще увидимся.

И бог ветра бодро зашагал через лес.

— Ну и в какой же стороне стоит твой дворец? — поинтересовался Аякс, вглядываясь в совершенно одинаковые сосны вокруг.

— А сатир его знает. — Агамемнон поскреб макушку. — Думаешь, я часто по своим лесам гуляю? Идем, к закату, может, куда и выйдем.

Верное решение принял Агамемнон, ибо набрели герои вскоре на наезженную дорогу. Ободренный этим Аякс, немного отстав от решительно идущего впереди приятеля, радостно протрубил в бараний рог.

Агамемнон схватился за сердце, затем за меч.

Но Аяксу было достаточно и одной звуковой атаки. Мило улыбнувшись, он спрятал свой рог обратно в набедренную повязку.

Бесконечной казалась дорога, но неутомимы были герои. Чувствовал Агамемнон, что его дворец где-то близко. Стоял-то он на возвышенности, и все, какие только имелись в царстве дороги, вели к великолепному мраморному дворцу. (В Древней Греции вообще то абсолютно все царские дворцы были мраморные и великолепные, так что не удивляйтесь. — Авт.)

— О, слышишь, колесница! — Агамемнон резко остановился. — Через пять минут будет здесь.

Аякс прислушался.

Действительно, издалека доносился приближающийся дробный конский топот и скрип деревянных колес.

Через несколько минут колесница выскочила из-за поворота дороги, окруженная облаком желтой пыли. Была она боевая (с ножами по бортам), влекомая черным жеребцом.

Агамемнон поднял вверх большой палец, желая тормознуть удобное транспортное средство. Но колесница и не думала останавливаться, она лишь слегка вильнула и понеслась прямо на растерявшегося Царя. Нужно отдать Аяксу должное: в тот момент он ничуть не растерялся и грубо оттолкнул приятеля с дороги.

Еще секунда, и от Агамемнона остались бы рожки да ножки, как от какого-нибудь глупого сатира. Но Аякс не только спас друга, он еще и ухитрился хорошо рассмотреть возницу. Им оказался странный, абсолютно голый мужик, восседавший на золотом горшке, с бессмысленным выражением на смуглом овечьем лице. (!!! — Авт.)

Более удивительного возницы Аякс отродясь не видел.

— Что это у тебя здесь за придурки разъезжают? — спросил могучий герой, помогая царю подняться с пыльной дороги.

— Да теперь права на вождение колесницей любой ненормальный получить может, — пояснил Агамемнон. — Экзамен сдавать не хотят, подкупают чиновников, и на тебе нужная дощечка со всеми печатями. Давно меня дома не было. Вижу, полный бардак Клитемнестра здесь устроила, пока я у стен Илиона вино пил.

Постоял Агамемнон на дороге, подумал, и тут дошло до него, что спас Аякс ему только что жизнь, а он его кретином называл и еще всякими гадкими обидными словами. Сделалось царю стыдно, и решил он сказать приятелю что-нибудь приятное.

— А ну-ка прочти мне, Аякс, какое-нибудь свое стихотворение, — попросил Агамемнон, хлопая героя по могучему плечу.

— Что? Неужели ты действительно хочешь послушать мою новую элегию? — не поверил своим ушам Аякс.