Виктория Князева - Медное царство Страница 35

— Почему? — удивился Ваня. — Разве плохо быть счастливым?

— Вовсе нет. Просто что это за счастье, расписанное на много лет вперед? Жить и стариться со своими любимыми, не бороться, просто существовать в покое. Нет, это не по мне. Идти вперед, сражаться, отвоевывать свое счастье и быть счастливым не „потому“, а „вопреки“ — вот что кажется мне достойной жизнью.

— Ты зверь. — Ваня улыбнулся.

— Да, я зверь, — согласилась Веста и почему‑то погрустнела.

Ивану показалось, что он ее обидел. Захотел сказать что‑то ласковое, да что тут скажешь? Кроме того, он не чувствовал себя неправым. Зверь — он и есть зверь, каким бы хорошим и замечательным он ни был.

Лес сменился лугом, но солнца по‑прежнему не было, в небе собрались темные грозовые тучи. Ваня с опаской запахнул плащ и обратился к Весте:

— Вроде дождь собирается.

— Не дождь, — вздохнула она, — гроза.

Ивану очень хотелось выспросить, что же за проклятие на ней такое, но он никак не мог решиться. Веста заговорила сама:

— Тебе наверняка не терпится узнать, почему меня всегда преследует гроза. Я расскажу тебе; путь неблизкий, авось скоротаем дорогу. Я родилась далеко на севере, в том краю, где ночь длится целую вечность, а дни так коротки, что никто не гасит свечей — ведь раньше, чем догорит огонь, наступят сумерки. Я родом оттуда, издалека, но всегда считала своей настоящей родиной Медное царство — там прошло мое детство, там я выросла и начала впервые охотиться. До шестнадцати лет я жила в царском дворце вместе со своей матерью. У меня не было сестер, но я считала дочерей царя Елисея своими родными сестрами. Целыми днями мы придумывали с ними новые игры, делились самым сокровенным и мечтали о скором счастье. Это было хорошее время. А потом… А потом случилось то, что изменило всю мою жизнь. Я взяла одну необычайно важную вещь, взяла без разрешения, зная, что вещь эта запретная, — и сейчас расплачиваюсь. Не думай, что гроза — великая цена за содеянное мной. Я обречена скитаться по свету до тех пор, пока тот, кто наложил на меня заклятие, не умрет. А я не хочу его смерти.

— А кто он? — осмелился спросить Ваня.

— Она, — ответила Веста и больше ничего не стала рассказывать.

Мимо них с тревожным клекотом пролетела какая‑то крупная птица, вихрем промчалась перепуганная рысь. Веста забеспокоилась:

— Что это с ними?

— Грозы испугались, — предположил Ваня, но волчица покачала головой:

— Нет, тут что‑то другое. Что‑то другое…

Вскорости их обогнали дикая кошка, олень, ревущий медведь, а потом будто все жители леса устремились куда‑то к горизонту. Звери, птицы, даже стрекозы — все бежало прочь. Ване стало страшно.

— Куда они?

— Самой бы знать, — только и успела сказать Веста, как голос ее потонул в могучем пении звонких рогов. Кто‑то приближался, или что‑то приближалось — слышалась громкая речь, ржание коней и звон стали.

Первые капли дождя упали на землю. На мгновение все стихло, и тут небеса словно прорвало: начался ливень, да такой, что Ваню едва не смыло со спины Весты. Грянул гром, небо пополам рассекла белая молния. Снова раздался голос рога, на этот раз уже гораздо ближе. Иван оглянулся и вынужден был тотчас же зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Позади твердым шагом ступало бессчетное войско, пешие, конные, все как на подбор громадного роста, все в огненно‑красных доспехах.

— Армия царя Елисея! — прокричала волчица. — Война началась! Держись, Иванушка!

И Веста стрелой полетела вперед, унося на своей спине застывшего от ужаса Ваню.

Прочь, прочь от страшного войска, обгоняя грозу, неслась белая волчица. Не разбирая дороги, летела она прямиком в царство славного Кусмана, к золотым воротам тридесятого государства. Ваня словно окаменел, вцепившись в ее шею обеими руками так, что Веста едва могла дышать, но она не обращала на это внимание и думала только о том, как бы скорее попасть в Золотое царство. Попасть раньше, чем войско Елисея подступит к городским стенам, раньше, чем начнется война — самая страшная война из всех, которые когда‑то здесь велись. Державы, некогда хорошие соседи, в последнее время вели себя настороженно по отношению друг к другу, но войны никто не ждал и никто не хотел. Даже сам царь Елисей всегда был против войны с ближайшими государствами, но тогда кто же принял решение отправить армию к Золотому царству? Ответ напрашивался сам собой: подавив волю государя, царица Рогнеда сама решила начать страшный бой. Все живое противилось кровопролитию, трава пожухла под ногами медного войска, звери покинули леса, где армия разбивала лагерь, рыбы уплыли из тех озер, где солдаты набирали воду. Даже воздух как будто изменился, стал более сухим, более запыленным, сколько ни вдыхай — не надышишься.

— Еще немного, ну же, — подгоняла сама себя Веста, — ведь осталось всего ничего! И скоро закат…

Ваня тревожно посмотрел на небо, увидел, что солнце и вправду катится к западу.

— Далеко еще?

— Не знаю, — волчица отчаянно рыкнула, — не знаю. И… подожди!

Впереди словно горел огромный костер. Дыма не было, но свет исходил такой, что, казалось, начался лесной пожар. Через минуту Ваня различил высокие стены, башни, огромный мост и понял, что это и есть Золотое царство.

— Еще немного, и мы будем у царского дворца, — кивнула Веста, к которой вернулась прежняя уверенность, — теперь мы их уже обогнали. По горам да долам еще неделю будут карабкаться, если, конечно, царица Рогнеда своим чародейством не подсобит, но ей, думаю, не к спеху. Только теперь уж, чур, не плошать да во всем меня слушать. Пойдешь прямо во дворец, к самому царю Кусману на поклон. Как есть все говори: проси сорвать в заповедном саду молодильных яблок да живой воды набрать кувшинец о двенадцати рылец. Прогневается на тебя царь Кусман, будет смертию грозить, да ты не бойся ничего, знай себе проси золотых яблочек и живой воды, а то, дескать, не жить тебе. Согласится наконец царь Кусман, да только с уговором: есть у него три кобылицы‑молодицы, морского петуха дочери. Все, как снег, белы, золотая грива до земли струится, нравом круты, никого, кроме самого Кусмана, к себе не подпускают. Скажет тебе царь: коли упасешь ты моих кобылиц три дня от самого рассвета до ночи — твое счастье, получишь ты и молодильных яблок, и воды живой кувшинец о двенадцати рылец. А не упасешь — прощайся со своей молодецкой головушкой.

— Как же я их сберегу, всех троих? — удивился Ваня. — Ты же сама знаешь, я и верхом‑то с горем пополам могу скакать, а чтобы еще и коней пасти…

— Не коней, а кобылиц, — спокойно поправила его волчица, — да и не твоя то забота.

— Как это не моя, — возразил Иван, — когда отвечать‑то мне!

— Не бойся ничего, Иванушка, — ласково улыбнулась Веста, — я тебе помогать до самого конца обещалась, вот и не робей, один не останешься, из любой беды выручу. Да и не беда это еще — так, полбеды, беда впереди будет.

— Это какая еще беда? — Ваня совсем перепугался. — Что может быть хуже?

— Узнаешь, — неопределенно сказала Веста.

Иван немного помолчал и наконец решился задать давно мучающий его вопрос:

— Слушай, а почему у вас тут что в одном, что в другом царстве, да и вообще повсеместно все на лошадях завязано? С кем ни повстречаюсь, каждый мне начинает сказки плести про чудо‑коней. Странимир, Медногрив, Темновест, теперь вот еще и кобылицы какие‑то. Это что, местная традиция такая, чтобы обязательно у всех по волшебной лошадке было?

— Ну, не у всех, — степенно проговорила волчица, — а что коней много непростых — это верно. Это край у нас такой, коневодческий, в старые времена все только тем и жили, что лошадей разводили, табуны пасли, иноходцев объезживали. Кони из Золотого царства по всему свету за красоту славились, из Серебряного — за быстроту и тонконогость, а уж из Сумеречного — за мощь и выносливость.

— А из Медного? — уточнил Ваня.

— За высокие вкусовые качества, — съехидничала Веста, но тут же серьезно добавила: — А из Медного — за чудодейственность. Наделил первый государь Медного царства, владыка Васильян, своей великой силой, двух коней — легконогую Иву и могучего Зыбко. Стали те кони быстрее ветра, сильнее стихии, горячее огня. Никто не мог более сравниться с ними. От тех‑то коней и пошли все великие кони на нашей земле, даже лошадки царя Кусмана и те от союза морского петуха и кобылицы Ракиты из рода Зыбко.

— Ишь ты оно как! — покачал Ваня головой.

— А ты как думал, — хмыкнула волчица и вошла в золотые ворота.

Как и прежде, никто не удивился таким странным гостям. Стражник, дремавший в карауле, лениво приоткрыл глаза и снова захрапел.

Город ослепил Ваню множеством огней. То закатное солнце играло в каждом окне, затянутом не бычьими пузырями, как в домах Медного и Серебряного царств, а слюдой, словно бы каждый дом был царским дворцом. Дороги чистые, нигде не видно прогнивших досок или недостающих камней на мостовой — напротив, все дороги вымощены гладкими желтыми камешками, лежащими один к одному, без зазоров и трещин меж собой. Куда ни глянь, все зелено, половина домов увита плющом и горохом. На улицах безлюдно и тихо, две или три собаки лениво лежали под берестяным навесом у какого‑то сарая, кто‑то набирал воду из колодца и гремел ведром. Несмотря на вечер, было довольно жарко, волчица с трудом переставляла ноги, совершенно утомленная долгой дорогой. Рубашка Вани, едва просохшая после дождя, снова была мокрой, хоть отжимай, на этот раз от пота. Очень хотелось пить, а одна мысль, что скоро придется говорить с царем Кусманом, приводила в уныние. Прошли мимо небольшого озера с утками, на берегу в песке возились дети, отнимая друг у друга какую‑то красную шапку. Волчица подошла к воде, вдоволь напилась и уже бодро зашагала с Ваней на спине, провожаемая испуганными взглядами детей. Пожалуй, только дети и были напуганы, все же остальные, кого встречали до сих пор Ваня с Вестой, даже не удивлялись тому, что видят говорящего волка, не говоря уж о том, чтобы испугаться.