Игорь Подгурский - На суше и на море Страница 35

– Ирландцы! – как о само собой разумеющемся гордо сообщил Патрик, опускаясь на табурет, в то время как его сияющий приятель стащил с горы перин верхнюю и, ухватив за угол, поволок к окну устраиваться на послеобеденный отдых.

– Он проспится, – успокоил присутствующих Патрик. – Пару часов, и он будет как стеклышко. Время есть. А что это вы на меня так уставились?

– Ничего, – усмехнулся Илья. – Дежавю. Пей, приятель.

Патрик благодарно улыбнулся.

В дверь постучали.

– Войдите! – громыхнул Илья.

Дверь распахнулась.

На пороге стоял ладный невысокий мужчина – смуглый, с римским носом и колючими глазами. За правым плечом его торчала старая берданка. На левом плече висел кожаный мешок.

– Сильвио, – удивился Пшимановский, – а ты зачем тут? Тебе нужны неприятности?

– Сильвио Корлеоне, – вежливо приподнял шляпу итальянец. – Торговля оливками.

– Майонез должен быть оливковый, – согласился Илья, окидывая стол мутным взглядом. Для чистоты эксперимента бек наливал ему в три раза чаще, чем остальным, поэтому не будем судить пана Муромского слишком строго. Тем более что он, по сути, мог быть уже в отпуске, если бы не подвернулся под руку командиру отряда.

Сильвио аккуратно поставил на стол бумажный пакетик майонеза, извлеченный из мешка. Потом вывалил и остальное содержимое: несколько пачек спагетти, десяток апельсинов и еще какую-то снедь. В заключение появилась и бутылка мартини.

– Неприятности мне не нужны, – пояснил итальянец Пшимановскому. – Мне нужен скальп шерифа. Или хотя бы уши – эта сволочь душит мой бизнес. Сегодня вечером я сделаю ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться.

С этими словами Сильвио уселся за стол, поставив берданку у правой ноги.

– А вы это хорошо придумали, – заметил он, внимательно оглядывая комнату.

– В смысле? – поинтересовался бек, откупоривая мартини и наливая первый стакан кивнувшему Илье.

– В смысле матрасов, – пояснил свою мысль Сильвио. – Можно залечь, передохнуть, пока время есть. Учту на будущее.

– Пожалуйста, – легко согласился щедрый бек. – Пять процентов валового дохода с каждой реализации моей идеи.

Они уже сошлись на двух с половиной, когда в дверь осторожно поскреблись.

– Мое почтение, – в проходе появился местный гробовщик. – Кацман. Старый Кацман. Гробовщик.

– Нет, ну какая прелесть! – искренне восхитился Олаф, огладив бороду и между делом залпом проглотив стакан мартини. – Никогда бы не подумал, что в Питсдауне столько порядочных людей. Вы так сильно любите индейцев и негров, папаша?

– Ша, молодой человек, – оборвал Олафа Кацман. – Только не надо этих нежностей. Никаких соплей, чистая коммерция.

Олаф изумленно замолк, а гробовщик тем временем печально продолжал:

– Этот пацак [29] Брейк – полный идиот. Вы спросите, есть ли у меня мозги? Так успокойтесь, их есть у меня! Поэтому я уйду. Но еще у меня есть сын Давид, а у Давида есть голова и есть штуцер [30]. Давид стреляет мало, но стреляет точно. Когда он стреляет, хочется, чтобы он стрелял еще и еще. В мальчике пропадает талант, но ему таки негде развернуться. Мальчик хотел открыть маленький-маленький банк, но этот пацак Брейк сказал: городу хватит банка его папаши Брейка-старшего. И это здоровая конкуренция? Спрашивается, куда я приехал и где я возьму деньги на обратный билет?

– Короче! – оборвал старика Олаф, который совершенно потерял ход мысли гробовщика.

– Ай, не надо так кричать на бедного старика! – поморщился Кацман. – Вы не слышали, как кричит моя жена. Она хочет, чтобы я оглох. Короче, мой мальчик имеет желание открыть банк, и если этот пацак ему мешает, то тем хуже для него. Америка – свободная страна. И еще: я хочу клиентов-апачей и клиентов-негров. Они славные ребята, они мрут не хуже других и дадут большой доход. Так пусть они все живут себе долго, пока я их не похороню. И дай им Бог побольше детей. А если их всех перевешают эти головорезы, то кто, я вас спрашиваю, будет платить за их похороны? А кто будет следующим? Вы таки сомневались? Так вам я скажу: следующим буду я. А оно мне надо?.. Вот вы спросите – Акукарача или Брейк? И я выберу Брейка. И я даже похороню его со скидкой за счет фирмы… Давидик!

На пороге появился молодой курчавый широкоплечий верзила в брюках, заправленных в сапоги, элегантной замшевой куртке и ермолке на голове. В руках он действительно держал штуцер.

– Входи, Давид, и тихо закрой дверь – люди простудятся, – ласково посоветовал Кацман сыну.

Парень, сняв с макушки ермолку, застенчиво и не без труда протиснулся в комнату.

– Здрасьте на все четыре ветра, – отвесил земной поклон меткий стрелок и, выпрямляясь, едва не свалил шкаф.

– Мальчик из интеллигентной семьи, – гордо пояснил Кацман. – Мальчик родился в Бердичеве и знает ваши обычаи… Давид, штуцер в порядке?

– Стоп, – устало вздохнул Илья. – Кто такой Брейк и кто такой Акукарача?

– И кто такой Штуцер? – нахмурился Олаф.

– Шолом, то есть привет, – удивился Кацман. – Вы хотите поменять шерифа и вы не знаете-таки его фамилию?

– Штуцер! – восторженно догадался Олаф.

– Почему Штуцер? – почему-то обиделся Кацман.

– Вы же сами сказали! – возмутился Олаф.

– Брейк! – заорал взбешенный этим диалогом Илья. – По углам! Рефери все ясно.

Он минуту помолчал, переводя взгляд с Кацмана на его сына.

– А вам не страшно за вашего мальчика, папаша?

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, – гордо поделился свежей мыслью Кацман. – Давид, сядь себе в угол и не мешай людям делать маленькое вече. Люди опытные. Люди знают, куда тебя поставить. И почисть штуцер.

Олаф хотел было все-таки внести ясность по поводу Штуцера, но, перехватив взгляд Ильи, решил с этим вопросом повременить.

Кацман вежливо попрощался, бросил строгий взгляд на сына и удалился так деликатно, что не скрипнула ни одна половица.

– Олаф, приглядишь за пареньком, – скомандовал Илья.

В дверь снова стучали.

– Можно? – осведомился юноша-портье, аккуратно притворяя за собой двери и втаскивая за собой еще один ящик с виски.

– Можно, – подтвердил Олаф, пока Илья собирался с мыслями, – если виски качественное.

– Хозяин побежал в страховую фирму, – проинформировал собравшихся парень, раскупоривая презент и подсаживаясь. – А потом к шерифу. Он ветеран Ку-клукс-клана и старый осведомитель Брейка. Гостиницу он застрахует, а вас в семь вечера или линчуют, или сожгут живьем. В здании. Можно выпить?

– Можно, – собрался в конце концов с мыслями Илья.

– А ты зачем тут, если нас сожгут? – вкрадчиво осведомился итальянец, кидая одну дольку апельсина себе в рот, а вторую протягивая ирландцу. – У тебя комплекс Джордано Бруно?

Честный парень недоуменно пожал плечами.

– Без понятия. Я гляжу, вы ребята простые, к вам хорошие люди тянутся, вот и пришел. Ящик прихватил и пошел. Все равно сгорит.

– Оружие есть? – поинтересовался бек, обильно поливая майонезом кусок бастурмы и попутно собственный халат.

Портье достал кольт.

– В преферанс играешь? – осведомился Сильвио.

Парень достал запечатанную колоду.

– В Бога веруешь? – прищурился Патрик.

Портье перекрестился.

– Водку пьешь? – нахмурился Пшимановский.

Парень недоуменно заморгал глазами.

Пшимановский плеснул в его стакан остатки «Столичной». Под прицельными взглядами окружающих юноша лихо опрокинул стакан в рот, крякнул и закусил оливкой, чем немедленно заслужил расположение Сильвио.

– Наш человек, – подвел итог Олаф, переглянувшись с Ильей, который утвердительно кивнул, встал и, стащив сразу два матраса, улегся в углу на один и прикрылся другим.

– Все правильно, – успокоил встревоженного Олафа бек. – Он вчера тоже на пару часов ложился. Точно по графику. Пульку?

Батыр, Олаф и Сильвио распечатали новенькую колоду. Патрик и Пшимановский последовали примеру Ильи, а юный портье уселся на подоконнике, поглядывая то в окно, то на играющих. Что касается застенчивого Давида, то он, прихватив съестное и бутылку, присел у открытой двери приглядывать за коридором.

– Вставай, Илья, – озабоченно толкал бек своего старшого левой рукой. В правой Батыр крепко сжимал жестяную кружку с виски.

– Враги? – болезненно морщась, но с надеждой осведомился Илья, принимая лекарство.

Бек отрицательно мотнул головой.

– Лева вернулся? – удивился Муромец, опустошив кружку и довольно крякнув.

Бек опять покачал головой.

– Так какого же ты ляха… – Илья виновато покосился на храпящего на соседнем матрасе Пшимановского и унял голос до шепота: – На кой шиш ты меня будишь?

– График, – злобно засопел бек, нетерпеливо постукивая указательным пальцем по песочным часам. – Проснись и пей. Еще три литра, потом чай, потом еще литр. Я точно помню. Я позавчера почти не пил.

Илья застонал и, с ненавистью отстранив бека, пошел к столу, аккуратно переступая через спящих.