Иван Мроев - Дорога через миры (сборник фантастических рассказов) Страница 36

— Отключим его сразу же, как только нотариус подтвердит, что дед не в состоянии подписывать документы. Жаль тратить воздух и лекарства на эту медузу. Как подумаешь, сколько стоит один день в этой палате… — убеждал остальных Антонио, молодой распутник и бабник, которому Эрнесто уже давно отказал в оплате его бесчисленных кутежей.

— Только попробуй! — верещала толстая Флора, двоюродная сестра Эрнесто, единственным достижением в жизни которой был миллион фунтов тортиллы, которую ей удалось поглотить в перерывах между посещениями церкви. — Я не позволю тебе прикоснуться к нему даже пальцем! Во всяком случае, до тех пор, пока адвокаты не договорятся окончательно!

— Меня интересуют только техасские скважины, а остальное можете засунуть себе хоть в задницу! — брат Педро, как всегда, не собирался выпустить из рук самый лакомый кусочек. — Как самый близкий родственник, я имею право решающего голоса! А когда эти дырки будут моими, делайте с этим бревном всё, что хотите.

— А всё-таки здорово, что старый пердун не успел написать завещания, — заметил Антонио. — Держу пари, каждый из нас не получил бы от него даже проездного билета в метро.

Педро захохотал.

— Точно так же, как и от любого из нас, племянничек! Правда, отличие его от нас в том, что у него были-таки мозги, ничего не скажешь. Сколько бы удалось заработать тебе или Флоре, признайся честно? Вот то-то!

— Ну, и слава Богу! — набожно перекрестилась Флора. — Добрый Эрнесто заработал, а мы… а мы теперь будем тратить с соизволения Божьего! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь!

Умирающий пошевелил пальцами, явно желая что-то сказать, но пластиковая трубка в горле позволила ему издать только слабый хрип.

В палату вошёл молодой человек в строгом костюме с чёрным портфелем, всем своим видом напоминающий адвоката. Каковым он и был.

— Прошу вас, господа, перейти в вестибюль. Там уже приготовлен стол, чтобы подписать соответствующие документы. А потом в полном соответствии с законом мы отдадим распоряжение отключить реаниматор.

Эрнесто остался один. У него не было сил даже для того, чтобы расплакаться. Он горячо про себя молился Всевышнему, чтобы тот поскорее забрал его из этого земного ада, кишащего мошенниками, хищниками и предателями, по какому-то странному недоразумению называющимися родственниками. Но смерть не приходила… Более того, у него было чувство, что ему становится лучше! Он затаил дыхание, всем телом ощущая новый, почти позабытый прилив энергии. Угасающее сознание как по волшебству стало чётким и ярким, неведомые силы даже позволили ему приподнять руку и коснуться многодневной щетины на лице. Пальцы натолкнулись на трубку аспиратора, и, ведомый каким-то непонятным побуждением, Эрнесто вдруг ухватился за неё и вырвал из горла. Трубка подалась необычайно легко, он отбросил её и с наслаждением вдохнул стерильный воздух больницы — и каким же сладким показался он ему!

Он прислушался к своим ощущениям. «Как же это случилось?» — думал он, вдыхая полными лёгкими. Ни малейшей боли, более того, он чувствовал себя так легко и бодро, словно помолодел лет на тридцать… да что там! на все пятьдесят. Отбросив одеяло, он свесил ноги и присел на своём ложе, которое должно было стать смертным через каких-нибудь полчаса. За толстым стеклом, отделявшим палату от вестибюля, он видел Антонио, Педро и Флору, наперебой размахивающих руками и, видимо, пытающихся в чём-то убедить лису-адвоката. Он глубоко вздохнул — его лёгкие работали, словно у марафонца. Кажется, уход со сцены старого волка Эрнесто Бандераса на сегодня откладывается. Он встал с постели и распахнул настежь дверь.

— Ола, вы, там! — заорал он. — Хотите знать, что вам всем достанется от моих денег? Ха-ха!

Он повернулся к ним спиной, задрал фалды шёлковой пижамы и, наклонившись, энергичным движением спустил штаны.

Вован в отчаянии сплетал и расплетал толстые пальцы, не зная, куда спрятаться от пронзительного взгляда своего босса Китайчика. Если чего-то и не хватало авторитету сильнейшей группировки Нью-Йорка, так это чувства юмора.

— Не, ну я конкретно не понял, шеф, — плаксиво повторил Вован. — Вы ж меня знаете, я никогда не был сукой. Пятнадцать козлов завалил за последний год, и всегда это была чистая работа.

— Так что же случилось на этот раз? — Китайчик почти незаметно пересел в дубовом кресле и затянулся сигарой. — Какого хрена ты облажался, как щенок?

Киллер с трудом глотнул. Он не раз смотрел в глаза смерти, но их нельзя было даже сравнить с холодным, на первый взгляд безразличным, даже апатичным, взглядом босса. Его старый дружок (кто знает, в каком болоте догнивают теперь его кости?) Колян как-то раз сказал ему, что босс умеет гипнотизировать людей. Инстинктивно Вован понял, что спасти его может только чистая правда.

— План был конкретный, шеф: перехватить Абрека, когда он будет выходить из своего курвятника на углу Пятой, там, где одни индианки…

Китайчик нетерпеливо кашлянул, и в горле Вована пересохло. Наверное, его песенка спета.

— Короче.

— Так я ж и говорю, — быстро кивнул Вован. — Абрек вышел оттуда в шесть вечера, без охраны, как последний лох… А хоть бы и с охраной, я с Никиткой и не таких укладывал! Он попёр к киоску с газетами, словно у себя в Сухуми, и взял вечерний номер, как раз привезли, хотел узнать, как там его конь. Вчера утром были…

Его бессвязную речь прервал могучий удар кулака по столу. Каждый, кто хоть немного знал Китайчика, сразу бы понял, что его терпение вот-вот лопнет.

— Так ты замочил его или нет?!

Вован подскочил и быстро-быстро заговорил:

— А то, шеф! Ещё бы! Я прямо из кармана нашпиговал ему брюхо, как поросёнку. И Никитка ещё добавил сзади, в спину и в черепок, из своей сорокапятки. Кровищи было — жуть, так всю витрину и залила! Этот урод-китаец, наверное, выкинул все газеты, что там ещё остава…

— Так в чём тогда проблема? — Босс наклонился над столом и посмотрел на него с лёгким презрением, словно на недоразвитого подростка.

— В том, шеф, что ему это было пофиг! У него мозги потекли за воротник, а он обернулся, вытянул свой «скорп» и как всадит мне прямо в…

Человек за столом смотрел на Вована со всё возрастающей брезгливостью:

— Вован, у тебя что, сера в ушах? Объясни мне, наконец, так кто кого замочил?!

Киллер глубоко вздохнул, насколько ему позволяла продырявленная грудь. Он распахнул кожаный плащ, и глазам босса представились дырки от трёх образцовых автоматных очередей, крест-накрест. Некоторые раны ещё кровоточили.

— Я и сам хотел бы знать, шеф. У меня девятнадцать дырок, я специально пересчитал, да ещё у Никитки одиннадцать, из них три прямо в сердце.

А когда у Абрека кончилась обойма, он повернулся и пошёл обратно в малину. А на дороге так и осталась лежать половина его мозгов, но вы же сами говорили, что ему они не…

Китайчик уже с неподдельным изумлением смотрел, как его лучший киллер засовывает палец в дыру на своей груди, где-то между пятым и шестым ребром. Перехватив его взгляд, Вован чуть не заплакал:

— Как же это так, шеф? Почему Абрек, и я, и Никитка живы?!

Хацуписи Хацукаки происходил из старого самурайского рода и знал свои обязанности, вытекающие из кодекса бусидо, как никто другой. Когда начальник их отдела господин Голазопа сообщил во всеуслышание, что его ежегодный балл компетентности и лояльности Компании на целых 0,056 % ниже, чем у этого ничтожества Курогуси, Хацуписи сразу понял, что у него остался всего один способ сохранить лицо. Именно по этой причине он сидел теперь на татами, одетый в белое торжественное кимоно, с лицом, обращённым в сторону дворца императора. Прощальное хокку лежало рядом со скамеечкой с длинным мечом. В трёх строчках ему удалось воздать вечную честь Компании и передать ей ответственность за свою семью. Теперь оставалось только надеяться, что руководство позаботится о его сыне не хуже, чем в своё время о нём самом.

Солнце стояло высоко над горизонтом, когда Хацуписи Хацукаки рассудил, что пора начинать обряд. Он крепко перехватил меч обеими руками и приготовился к первому разрезу. Ему было хорошо известно, что лучше всего вонзить меч чуть ниже и правее пупка и одним сильным движением провести его влево-вверх к сердцу, так, чтобы рана была как можно более широкой. Руководство Компании наверняка по достоинству оценит его решительность и характер.

Он в последний раз проверил остроту клинка подброшенным волосом — но сталь, доставшаяся ему в наследство от прапрадеда, заслуживала только высших слов. Хацуписи глубоко вздохнул, приставил остриё к животу в трёх пальцах ниже пупка под половинным углом, как приказывал кодекс, и вонзил его в кожу, чувствуя как холодное, как лёд, лезвие безо всякого усилия проникает в тело. Боли он не чувствовал, только тонкий ручеёк крови заструился на татами. Теперь оставалось сделать второе движение, самое главное — вверх и влево — от которого зависел весь успех божественного обряда. Хацуписи ещё сильнее сжал рукоять и потянул её по направлению к сердцу.