Ирина (Айрайенн) Аронова - Синяя кровь Страница 37

В лавку вошла сестра кузнеца, живущая здесь же, в Паулурбосе, — купить средство от простуды, которое я отдала ей бесплатно, памятуя о доброте её брата; и какой-то худой парень весьма высокомерного вида. Он сначала придирчиво изучал простую и улыбчивую женщину, благодарившую меня за бесплатное лекарство (стоившее весьма немалые деньги, на которые она могла теперь купить хлеба, мяса и брынзы на рынке), потом — потемневший от времени прилавок. Когда я обратила к нему своё безраздельное внимание, он стал гонять меня вдоль стены с лекарствами, каждый раз передумывая. В конце концов, великими трудами мне удалось впихнуть ему одно зелье и выпроводить вон с искренней радостью.

Я плюхнулась на лавку рядом с Агриком и устало выдохнула:

— Неужели он ушёл?.. Ненавижу эту работу!

— Ну, что ж ты тогда тут делаешь? — поинтересовался гном.

— Деньги зарабатываю, — ответила я. — Хочешь, не хочешь, а надо. Вот и верчусь, как могу. Тем более, куда мне ещё идти?

Гном ничего не ответил, и мы оба задумались. Каждый о своём.

Я, например, размышляла, какие сильные стороны у меня есть и как я их вообще могу задействовать. Итак, выводы были следующими:, я, во-первых и в основном, дракон, во-вторых, хорошая (надеюсь) травница, в-третьих, неплохая повариха, в-четвертых, посредственная ведьма, в-пятых, плохая мечница (предпочитаю любой стали жаркий огонь), в-шестых, скверная, наверное, лучница (к стыду своему, я ни разу лук в руках не держала, поэтому могу приблизительно догадаться, что будет, если эта встреча всё-таки произойдет). Прокрутив в уме весь многообещающий список, я поняла, что передо мной открыты шесть дорог, и я могу сделать карьеру в любом из этих направлений!

Но реально я могла задействовать лишь талант травницы — поэтому и нанялась к колдуну.

Вдруг до меня дошла одна очень важная мысль (все такие мысли приходят «вдруг»), и лавку огласил мой истеричный хохот.

— Что? — удивился гном, глядя, как я катаюсь по полу, рыдая.

— Я… это… хи-хи-хи… ему слабительное дала!

И началась новая порция хохота пополам со слезами. Гном сначала недоуменно следил, как я извиваюсь на полу, а потом сам заразился и начал кудахтать на своём табурете.

Глава 16

Прошла осень — быстро и как-то незаметно. Период «бабьего лета», когда пока ещё стоят теплые весёлые деньки, показался особо коротким. После же местные девушки отчаянно сетовали на проливные дожди, которые не позволяли щеголять в легкой и красивой одежде, — им приходилось зябко кутаться в шали у домашних очагов, тоскливо поглядывая в окна на размытые ливнями улицы. Лично у меня не было никаких особых эмоций по поводу дождей — ещё в самом первом месяце осень дала показать, что не стоит слишком рассчитывать на второе лето.

Впрочем, начало зимы было тоже не слишком вдохновенным: после осени наступили резкие холода, и всё, что пролилось с неба на землю, застыло или вмерзлось в почву, а то, что ещё не успело пролиться — падало иногда редкой холодной крупой из толстой серой пелены вверху.

Сегодня, в первый зимний выходной, я спала не особенно крепко, но весьма сладко. Порой до моего сознания доносился образ небольшого окна, занавешенного куском ситца, за которым, подгоняемые порывами сильного ветра, носились мелкие снежинки.

— Опять пурга начнётся… — бормотала я сонно и спокойно засыпала вновь. Мне не о чем было беспокоиться, ведь всё равно все щели каморки были плотно заткнуты кусочками тряпок, одеяло по толщине напоминало снежный сугроб, а во сне светило яркое солнце… Солнце Великолесья….

Когда до меня дошло, что мне снится, я подскочила, как ужаленная. Леший, а я ведь уже почти забыла, как называется этот лес! Вот «почти» и вылезло — вспомнила.

Спать расхотелось. Я встала на холодный пол и, потирая оголённые руки, побрела к дымовой трубе, которая проходила аккурат по центру комнатушки и обеспечивала ту относительно теплым воздухом. Внизу, естественно, было куда теплее. Не последнюю роль играли в этом добротные двойные рамы. А эту комнатку никто и не смел представлять чьим-либо жильём, пока тут не поселилась я. Впрочем, я не жалуюсь. Та сумма, что мне приходится за неё платить, греет душу своей незначительностью.

Я взяла с небольшого выступа трубы свои надёжно приткнутые (чтобы не свалились) носки и надела их с превеликим блаженством, отделив тем самым босые пятки от ледяных досок. Осталось накинуть что-нибудь сверху для приличия — и можно смело спускаться к завтраку. Что я и сделала. Конечно, изъеденная молью вязаная кофта — не самое лучшее, что у меня было, но зато она отлично сочеталась с примятой сорочкой в мелкий голубенький цветочек (относительно новой), с носками, связанными сразу из нескольких цветов пряжи, с моим бледным заспанным лицом и встопорщившимися кудрями, успевшими отрасти уже до лопаток. Даже неискушенный смог бы признать во мне ведьму.

Мягко ступая по лестнице и с удовольствием позевывая, я добралась до общей столовой и, машинально поздоровавшись со всеми присутствующими (всё ещё замутнённым взором не разобрав, где кто), плюхнулась на один из стульев.

— И тебе доброго здравьица! — благодушно откликнулась сестра кузнеца, Аринна, на миг отрываясь и снова погружаясь в какое-то очередное чтиво. У неё была маниакальная страсть к слезливым романам о неразделенной любви и вечно запутанных отношениях между представителями женского и мужского пола, сопровождаемыми убийствами и различными интригами. Эти книжонки, насколько я могла судить по скорости прочтения, хранились у неё дома во всех углах. И кому не лень ваять столько историй?

Но, глянув на корешок книги, я была невероятно удивлена — и ещё не понятно: приятно или нет, ибо название гласило «Сонник». Я, разумеется, ни имею ничего против интереса к сверхъестественным наукам, но если это потом приобретает хроническую форму, когда читатель становится одержим зловещими предчувствиями и боится каждый раз заснуть, то его будет весьма трудно убедить расстаться с предрассудками. У такого сонник и силой не отнимешь.

Аринна пока не подавала признаков безумия, весьма заинтересованно скользя взглядом по страницам и иногда тихонько цокая языком. Поэтому я перестала пристально за ней следить и огляделась.

Уютная столовая была жарко натоплена, и все окна на первом этаже были запотевшими. В печке стоял чугунок со щами, если судить по аппетитному запаху, и на разделочном столе супа уже дожидались четыре миски. Я насторожилась. Почему четыре? Нас вместе с Аринной и кузнецом Вателлисом (или просто Валлисом) было трое.

Вошёл кузнец, улыбаясь мне.

— Уже проснулась?

Я кивнула. Аромат щей бодрил не хуже холодного пола, будоража сознание и желудок.

— К нам присоединится кто-то ещё? — спросила я невинно. Валлис заметил мой взгляд в сторону четвертой миски и подтвердил:

— Ага. Вот только сегодня утречком двоюродный племянничек мой приехал…. А, заходи, Ганя, не стесняйся!..

Я перевела круглые глаза с кузнеца на «племянничка». Тот совсем не стеснялся, зато мне тут же стало стыдно за изодранную кофту. Ганя представлял собой долговязого подростка лет семнадцати с весьма вялой мускулатурой (судя по обвисшей на нём рубахе) и к тому же с кучей прыщей на вытянутом лице и темными сальными волосами. Я бы ему посоветовала какую-нибудь мазь из своих запасов…

Ганя, с превеликим воодушевлением изучив мою скромную помятую персону, сел прямо напротив меня на свободный стул. Кажется, он неверно истолковал мой мрачный взор и неправильно оценил мой возраст, ибо заинтересованность в его голубых глазах не погасла, а, наоборот, разгорелась.

Валлис сам разлил щи по мискам и накрыл на стол. Мы приступили к еде. Ганя ел с энтузиазмом, от всей души и, не успела я скребнуть ложкой дно, попросил добавки. Заметив мой пораженный взгляд, он приосанился и явно решил установить ещё один рекорд по скорости уничтожения содержимого миски.

— Ганя уж как второй год учится в общей боевой школе в соседнем городе, — почему-то сказал кузнец. — Сейчас у него заслуженные каникулы.

— Угу, — пробормотала я, потому что от меня ожидали хоть какой-нибудь реакции, и стала медленно есть свой суп. Через каждый глоток я кидала на приехавшего племянника шокированные взгляды, так как тот уже разогнался до невозможной скорости — только ложка свистела да слышалось хлюпанье. Не кормили его там эти два года, что ли?

Ганя, наконец, наелся, поставил миску на стол, развалился на стуле и вперил сытый взгляд в меня. Теперь уж мой суп перестал представлять собой что-то особо аппетитное, но, чтобы не обидеть хозяина, я покорно стала его доедать.

— Инцея, милая, — раздалось со стороны Аринны, одной рукой держащей книгу перед глазами, другой — ложку, — тебе сегодня волки снились?

— Нет, — ответила я. — А что?