Вячеслав Шторм - Спящие Дубравы Страница 37

– Ты закончил? – поинтересовался Лорд Справедливости.

Бон вновь поклонился:

– Да, сударь.

– Если ты, негодяй, хочешь обратиться ко мне, то должен говорить «Ваша Неподкупность», – хмуро буркнул Лорд. – Впрочем, в твоем случае это уже не имеет никакого значения, не так ли, госпожа моя герцогиня? – И он вопросительно взглянул на Белисинду. Та чуть колыхнула подбородками и провозгласила:

– Итак, выслушав обвинение, свидетелей, а также приняв в расчет то, что обвиняемый не отрицает совершенного им, как верховный судья Ай-Ту-Дорра я приговариваю этого человека, Бона Геймса, к смертной казни через повешенье. Правосудие свершится завтра на утренней заре. Уведите преступника.

В другой момент я наверняка бы ухмыльнулся при виде того, как вытянулось лицо Бона, когда он осознал смысл услышанного, но сейчас мне было не до смеха. Я глубоко вздохнул и… крепко наступил Римбольду на левую ногу. Одновременно со мной Глорианна поступила аналогичным образом с его правой.

– Да что же вы!.. – завопил гном, подскакивая на месте. Потом он посмотрел на меня, на девушку и прочитал в наших глазах ответ. Привлеченный воплем, конвой, подталкивающий Бона к выходу, остановился.

– Ты что-то хотел сказать, Избранник? – подняла бровь герцогиня.

– Я… нет… то есть, да… но как же мой дворец… бриллианты… сапфиры… золото…

– Ну, так я слушаю тебя.

– Я… прошу вас…

– А, так ты уже определился относительно своей просьбы?

– Нет… да…

Римбольд в отчаянье махнул рукой, набрал полную грудь воздуха, зажмурился и выпалил:

– Жизнь и свободу этому человеку!

После этого гном уронил голову на руки и разрыдался…

Глава XIV

Честное слово, когда я, опираясь на поручень, смотрел, как тает в утренней дымке город, а земля с каждой минутой отдаляется все дальше и дальше, мне сильно не верилось в то, что на этот раз мы высадимся именно в Спящих Дубравах, а не, например, на луне. И то, что корабль почти всегда не способен летать меня, честно говоря, не сильно утешало. Просто как только начинаешь загадывать, все сразу получается с точностью наоборот, уж поверьте моему опыту. И хотя на этот раз все говорило за то, что мы почти достигли своей цели, меня все же слегка тревожило это «почти». Как там рассуждал один мой приятель-скототорговец: «Вот когда я получу от своей старухи второй раз по голове сковородой за то, что опять пропил чуть не половину выручки за стадо драконозавров, тогда поверю в то, что я это стадо действительно продал!»

Ладно, а то вы еще подумаете, чего доброго, что мне свойственно такое вот скептически-брюзгливое настроение, между тем, как это совсем не так. То, что я тогда ощущал, было данью старой традиции – как только дела мои начинают более-менее налаживаться, я говорю себе: «Держись, дружище, то ли еще будет». И, разумеется, вскоре случается такое… Ну, молчу, молчу. Лучше расскажу вам, как наша компания попала на тот самый корабль, который должен был доставить нас в Спящие Дубравы.

Мы стояли на красивом холме и дружно обозревали еще более красивую панораму, которая с него открывалась. Океан был великолепен, город, раскинувшийся на его побережье, походил на белоснежный кукольный домик, солнышко ласково грело, а не пекло, как обычно. Плюс ко всему Римбольд вот уже три часа кряду не ворчал по поводу Ай-Ту-Доррского инцидента. В свете того, что первые два дня он едва не запилил нас насмерть, это обнадеживало.

Судя по нашей карте, внизу раскинулось не что-нибудь, а Паррис Белостенный, крупнейший, славнейший и прекраснейший город по эту сторону внутреннего моря и крупнейший же океанский порт цивилизованного мира.

Кстати, вы никогда не замечали, что все населенные пункты в любой местности странно тяготеют к превосходной степени в своих наименованиях? При этом чем населенный пункт более убог, тем ярче эта мания проявляется. Кроме шуток, могу привести пример. Однажды, когда я несколько месяцев работал охранником каравана, мы остановились на ночлег в одной всеми богами забытой дыре. Знаете, крохотный такой оазис: солоноватое озерцо с мутной водой, пять чахлых пальм, десяток слепленных из глины, песка и – прошу прощения – верблюжьего навоза развалюх, несколько верблюдов, которые этот строительный материал производят, нищие хозяева верблюдов да две тощие и злые, как местный бог Шайтан, шавки неизвестной породы. И что же оказалось? Мы, оказывается, имели честь остановиться в «Блистательном Как Перл На Пальце Любимой Жены Калифа Оазисе…» Вот ведь, а название я и позабыл! Что-то вроде «Накось-Выкусь»… Впрочем, немудрено: хотя многие говорили, что я неплохо усваиваю языки, из местной тарабарщины за целый день я смог запомнить только три слова: «есть», «пить» и «тхур». Что такое это самое «тхур», мне интересно до сих пор. То ли особенно распространенное ругательство, то ли божба… Одним словом, любой житель Блистательного и так далее Оазиса поминал его при всяком удобном случае. Я, помнится, даже решил поэкспериментировать: выбрал пару самых симпатичных девчонок и по очереди шепнул каждой: «Тхур, тхур!». Первая взвизгнула, дала мне по физиономии и убежала, зато вторая…

– Эй, босс, ты что-то размечтался! Не пора ли двигаться?

Это, разумеется, был Бон. Да, действительно, я, похоже, слегка выпал из реальности. Воспоминания – особенно приятные – весьма увлекательная (и увлекающая) штука. Но, впрочем, вы и так, надеюсь, поняли, о чем я толковал.

Как бы там ни было, хотя мы и не могли проверить достоверность титула Парриса, но, по крайней мере, он действительно обладал белыми стенами, был весьма велик, а у берега океана на воде даже можно было различить нечто вроде кораблей. Так чего нам еще надо?

Вблизи город выглядел еще привлекательнее. Даже стражники у ворот, добросовестно обиравшие путников на предмет пошлины, его не особенно портили. На нас, разумеется, остановилось несколько больше любопытных взглядов, но это совершенно логично. Всем интересно поглазеть на иностранцев. Впрочем, как только мы объяснили цель своего визита, солдаты мигом потеряли к нам интерес. Еще несколько желающих воспользоваться портом Парриса, всего-то делов!

В городе мы собирались действовать по уже привычной схеме: гостиница – продовольственные лавки – таверны для моряков – корабль. Но на этот раз (а может, лучше было бы сказать «как обычно»?) все пошло наперекосяк.

…– Эй, посмотрите! Там, похоже, кого-то бьют…

Мы, оставив в гостинице вещи под охраной Бона, у которого разыгралась мигрень, как раз выходили из «Бакалейной торговли Хуги», отягченные несколькими свертками. Я сам ни за что бы не стал вглядываться в боковые улочки, но глазастый Римбольд, которому было отчаянно скучно, только этим всю дорогу и занимался. И в одной из них увидел форменное безобразие, на которое и обратил наше внимание: четверо бугаев без особенной злости, но весьма добросовестно обрабатывали кулаками парня в матросской одежде, чем-то похожего на нашего Бона. Тот, кстати, даже не пытался сопротивляться, хотя меня возмутило совсем не это. Четверо на одного, слыханное ли дело! Если было бы наоборот – я бы первый с удовольствием полюбовался на подобное зрелище, чем и занимались сейчас трое горожан, но раз такая несправедливость!.. Одним словом, я стал озираться по сторонам в поисках более-менее чистого местечка, на которое можно было бы временно сложить свою ношу.

– Ты что это задумал? – маленькая, но сильная ручка Глори крепко сжала мой локоть.

– Так ведь…

– Вижу. И сочувствую.

– Так я…

– Ни за что!

– Но…

– Сэд!

Извини, парнишка, ничего не выйдет. Я уже достаточно долго нахожусь в компании принцессы и знаю: когда она таким тоном произносит мое имя, спорить с ней бесполезно.

– Ладно, никаких проблем, – покладисто кивнул я, снова прилаживая на плече тюк. В конце концов, кто мне этот парень – кум, сват, брат? Я ему ничего не должен.

– Отправляемся домой. Там уже Бон, поди, заждался.

– Правильно. И отправляйтесь, – Глори торжественно, как священную реликвию, вручила Римбольду свой сверток. Гном тут же состроил пренесчастную физиономию:

– А ты?

– А я прогуляюсь до ближайшей караулки. Не знаю, может у них здесь так принято, но проверить не мешает.

И прежде чем мы успели возразить, девушка выскользнула из переулка и смешалась на улице с горожанами.

Бон и вправду заждался. Головная боль, несмотря на все ухищрения, упорно не желала его отпускать, а одиночество, по словам парня, излечению никак не способствовало. Дабы не волновать его еще больше, мы с Римбольдом дружно умолчали об инциденте в переулке и сказали, что Глори скоро вернется. Она, дескать, заглянула в какую-то там лавку… ты же знаешь этих девушек. Бон согласно закивал и тут же схватился за голову, шипя сквозь зубы грязные ругательства. На него даже смотреть было больно. Я совершенно не представлял себе, чем тут можно помочь, и уже собирался было за лекарем, но тут умница Римбольд предложил сыграть в карты. Как только в моих пальцах появилась колода, морщинки на лбу страдальца мигом разгладились, а уж получив первую карту, он мигом опустил ноги с кровати.