Ю. Жукова - Замуж с осложнениями Страница 38

Мужик с родинкой во всю щёку — Орвой — затягивает пронзительно-тоскливую песню, и её быстро подхватывают все, особенно провожаемые. На Азамата она действует угнетающе, не знаю уж, что в ней поётся — поди разбери. Он извиняется и выходит подышать на улицу. Мне всё-таки интересно послушать, вдруг что пойму, но там такие переливы… Поют они, в общем, неплохо, хоть и пьяные в дым. Вообще, так странно, неужели они реально столько выпили этих слабеньких напитков? Такие большие мощные мужики…

Через стол от меня кто-то уходит избавиться от лишней жидкости, кто-то возвращается, происходит ротация, и я оказываюсь напротив Алтонгирела. Он ещё сохраняет человеческий облик, хотя на ногах стоит плохо. Салютует мне пивной кружкой. Я ему в ответ своим бокальчиком. Ладно уж, напоследок можно и поласковее. Он не поёт, хотя когда запевала забыл слова, подсказывал. Духовникам не положено, что ли?

— Да ты не пьянеешь, барышня, — говорит он мне. На его дикции алкоголь почти не сказался.

— Да я почти не пью, — отмахиваюсь. Ещё не хватало сейчас перед ним выпендриваться.

— Кане-ечно, — протягивает он язвительно. — Тебе надо, чтоб голова была ясная. Спьяну-то труднее притворяться, что он тебе нравится. А не будешь ласковой, не будет тебе брюликов, — он делает шутливо угрожающий жест по типу "идёт коза рогатая".

— «Брюлики» меня интересуют в последнюю очередь, — отвечаю сухо. Что возьмёшь с пьяного обиженного гея?

— Да, да, ты ж святая, — кивает он, расплёскивая пиво. — Все женщины замуж выходят ради денег, а ты, конечно, из жалости.

Вот идиот. Уйти, что ли, к Азамату? А то опять заеду Алтоше куда не надо.

— Пра-ально, беги ему пожалуйся на меня, — усмехается этот гад. — Один друг у него был, так тебе вот надо было нас поссорить!

— Да уж ты друг, — говорю. — При каждом удобном случае опускаешь его прилюдно, чтоб не забыл ни в коем случае, какое с ним несчастье случилось. В кои-то веки он кому-то понравился, так тебе надо обязательно всё испортить. Хорошенькая дружба!

Он с грохотом ставит кружку на стол.

— Я, между прочим, единственный, кто с ним остался!

— То есть все прочие совсем помёт?

— Я ещё посмотрел бы, осталась бы ты или нет, — кривится он.

И что это должно значить?

— Я уже осталась, если ты забыл.

— Ха! — он окидывается на спинку стула. — Если б дело было в одной только роже, много кто бы остался. Но ты же самого интересного не знаешь.

Ага, расскажи мне, что у него и на груди шрамы есть. Я умру.

— Чего же?

— Не-ет, я тебе не скажу, — он явно забавляется, что знает что-то, чего я не знаю. Может, мне всё-таки слинять и не тешить его самомнение? Жаль, Эцаган задрых. А то мог бы отвлечь.

Алтонгирел осушает кружку и требует ещё. Потом пронизывает меня расчётливым взглядом, насколько ему удаётся его сфокусировать.

— Или сказать, — размышляет он вслух. Ну, нет, просить не буду, и не надейся. — Вот заодно и посмотрим, насколько ты в нём заинтересована.

Пожимаю плечами. Смотри, что хочешь. Мне бояться нечего.

— Его изгнали с Муданга, — внезапно очень чётко говорит Алтонгирел. — Он вне закона. И никогда не сможет туда вернуться.

Я, наверное, всё-таки слегка под мухой, потому что после этих слов начинаю ждать, что вот сейчас меня окатит, как холодной водой, осознанием, а оно всё не окатывает. Я так увлекаюсь собственными ощущениями, что напрочь забываю как-то осмыслить сказанное. Ну изгнали. Небось, тоже за лицо. Ну не может вернуться. Не очень-то и хотелось. Хотя ему, наверное, хочется. Завод там хотел построить, помню. Фотографии в иллюминаторе помню. Ностальгия, наверное. Бедный. У пафосных мужиков всегда ностальгия. А мне вот непонятно, ну было одно место, стало другое… Ну ничего, я ему сплету гизик, он порадуется, и всё будет хорошо.

Сквозь сонное сознание слышу голос Алтонгирела:

— Что, охотница за капиталом, поняла, во что вляпалась? Нужны тебе деньги, добытые грязными руками? Уродство ты терпишь, а как насчёт того, что Совет Старейшин не допускает его на родную планету? Или ты за деньги с любым уголовником трахаться готова?!

Я даже не заметила, как он встал и навис надо мной через стол. Глаза горят, на губах пена. Думаешь, напугал? Думаешь, я тебе спущу такие слова о моём муже?

Встаю, забираюсь на стул, если уж у нас тут конкурс, кто выше.

— Ты кусок дерьма! — объявляю звонко. — Всё никак не переживёшь, что он тебе не дал пятнадцать лет назад, а потом тебе самому противно стало! А теперь появляюсь я, и оказывается, что шрамы — не помеха для любви. Вот ты и убедил себя, что это у меня не любовь, а корысть. Тогда ты вроде как не виноват, что прикоснуться к нему брезгуешь, ведь все брезгуют, значит, ты не хуже всех! Ты его хочешь, а не можешь, а я могу, вот и всё тут!

В этот момент на стол между нами ставят новую кружку пива, и с моей лёгкой ноги её содержимое немедленно окатывает Алтонгирела целиком.

Домой на корабль народ возвращается довольно понуро. Моё сольное выступление не прошло незамеченным, и многие, похоже, разделяют моё мнение насчёт мотивов духовника. Однако на меня никто не смотрит.

Азамат, как выяснилось, не просто пошёл воздухом дышать, а прогулялся до самого корабля, да так там и остался. Видно не очень-то ему на самом деле было весело провожать уволенных. Или Алтонгирела. Или этот гад и капитану что-нибудь приятное сказал. Небось, про меня напоследок проникновенную речь толкнул.

На корабле я вижу Азамата только мельком — его кто-то окликает по делу. Я топаю к себе. Вторая половина дня сегодня явно не удалась. Эх, а всё так хорошо начиналось… Теперь ведь Азамат починит замок, и больше я к нему под бок не прокрадусь посреди ночи. И Эцагана жалко. Мало того, что уволили, так ещё я Алтонгирела разозлила, он теперь совсем невыносимым станет. Интересно, подозревает ли Эцаган, что у Алтоши чувства к капитану? Наверняка, уж он-то должен понимать. Бедный мальчишка, и чего он с этим гадом связался?

Что-то всё плохо. Иду в душ и заваливаюсь спать.

Стоит мне отключиться, как кто-то громко стучит в дверь. Ну кого принесла нелёгкая? Стук настойчиво повторяется. Кому-то сильно надо. Ой, а что если кому-то врач нужен?

Мгновенно просыпаюсь и открываю дверь. В каюту чуть ли не впадает Азамат.

— Что такое?! — спрашиваю, в спешке одёргивая футболку (не доползла ещё новую пижаму достать).

Он закрывает дверь у себя за спиной и выпаливает:

— Лиза, всё не так, как вы подумали!

Мой мозг принимает вид кубика Рубика в положении, наиболее удалённом от "собрано".

— А как я подумала?

— Про то, что… Алтонгирел…

А. Господи, нашёл из-за чего меня будить. Расслабляюсь, втягиваю ноги под одеяло.

— Успокойся, я понимаю, что ты с ним не спишь.

— Ч-что? — переспрашивает Азамат в полном замешательстве.

— Неважно, — смеюсь. Кажется, кто-то тут совсем неиспорченный. — Его фантазии — его проблемы.

— Это не фантазии, — мрачно вздыхает Азамат.

Что-то я уже ничего не понимаю. Двигаюсь поближе к стенке и хлопаю по краю кровати:

— Садись и объясни толком, что я, по-твоему, не так поняла.

Он садится, глядя на меня насторожённо. Ждёшь, что завизжу и шарахнусь? Щаззз, я слишком спать хочу. Обхватываю его руку вокруг локтя, пристраиваю голову на плечо. Вот она я, никуда не денусь.

— Мне передали, что он тебе сказал про… про изгнание.

— А-а, — говорю глубокомысленно. — Да, чё-то такое брехал.

— Ты ему не поверила?

— Не помню. Я решила, что он опять пытается испортить тебе жизнь.

Азамат обречённо вздыхает. Что так?

— Ладно, раз уж я к тебе вломился ради этого, придётся всё равно рассказать. Я думал, ты ему поверила, и…

— Ну-у, так что там? Расскажи мне страшную сказку на ночь.

Он внезапно гладит меня по голове, бережно так, медленно, как будто хочет запомнить ощущение.

— Меня действительно изгнали с Муданга, — говорит он. — Уже пятнадцать лет как.

Я некоторое время жду продолжения, но оно не следует. Неправильная сказка.

— И что?

— Я должен был тебе сказать, но…

— Да ладно, ты ещё много чего о себе не рассказал.

Он озадаченно прокашливается.

— Лиза… ты понимаешь, что по муданжским законам я преступник?

Я слегка поднимаю голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Да они там все рехнулись на твоём Муданге, — говорю. — Ничего удивительного, что их джингоши завоевали, если выгонять таких, как ты.

Азамат пару секунд осмысливает мою позицию.

— Ты считаешь, что это было несправедливо?

— Конечно! — заявляю я со всей сонной пьяной уверенностью. — Ты у меня лапочка и ничего плохого не сделал.

Он начинает хохотать.

— Господи, Лиза, какая ты доверчивая, я не могу…

— Да ну тебя, ложился бы спать, вот охота рефлексировать! И вообще, знаю я вас, муданжцев. Небось, из-за лица и выгнали.