Иван Мроев - Дорога через миры (сборник фантастических рассказов) Страница 38

Сам профессор полагал, что к его выводам уже назавтра придёт любой учитель биологии средней школы, а ещё дня через два результат вечной жизни станет очевиден даже неграмотному, и все остатки разумной жизни потонут в панике планетарного масштаба.

— Чёрт, чёрт, что же делать? — повторял сокрушённый Торез. — Наши эксперты-юристы только что подтвердили, что во всём мире не существует закона, согласно которому можно было бы насильно возложить обязанности Танатоса на кого бы то ни было. Мы предлагали эту функцию даже самым закоренелым преступникам под страхом смерти, но все как один отказались — наверняка почуяли, что до тех пор, пока на Земле нет смерти, им самим ничто не грозит. А на пророчества Пастера им просто-напросто наплевать, как и на всё остальное. Когда поверят и они, будет уже поздно.

Профессор утверждает, что у нас в запасе есть только один-два дня, после чего изменения ДНК станут необратимыми…

— Вот уж, тоже мне, проблема! — хмыкнул делегат от России генерал Куропаткин и потянулся к бутерброду с чёрной икрой. Несмотря на обвисший живот — верный признак неконтролируемого роста клеточной ткани — он не терял своего обычного оптимизма и аппетита. — Если нельзя силой — значит, нельзя вообще. Даже у нас, на матушке-Руси, мы это знаем, у нас ведь теперь демократия, её мать!

— У русского на прошлой неделе врачи обнаружили острую сердечную недостаточность, — прошептал Черчилль, наклонившись к уху Мориса Тореза. — Не думаю, чтобы он так уж сильно сожалел о том, что происходит.

Австралиец Фергюссон возложил руки на толстый живот и энергично завертел большими пальцами. Ещё несколько дней назад он вполне мог состязаться стройностью фигуры с фотомоделями. Фергюссон был знаменит своими оригинальными идеями.

— А что, если клонировать нужную кандидатуру? — начал он. — Строго секретно, чтобы не пронюхали газетчики? У такого клона не будет гражданских прав, следовательно…

— Отличная идея, — подхватил Торез. — Только кого клонировать? Это должен быть человек со специфическими, исключительно сильными, природно извращёнными склонностями. Подумайте сами: взять на себя ответственность за смерть каждого существа на целой планете — это, знаете ли, не так уж просто.

— Что бы вы сказали на такую кандидатуру, как Гитлер? — невинно бросил Фергюссон.

На это предложение ответил депутат от Соединённых Штатов, темнокожий Кинг, лицо и руки которого были покрыты огромными бородавками.

— Гитлер не подходит, ведь он ликвидировал только евреев, цыган и славян, — сказал он. — Нас тут же обвинят в заговоре гоев.

— Вы правы, — вздохнул Торез. — К тому же тело Гитлера полностью сгорело, так что отбор клеток не представляется возможным. Но вот Мао… тело Мао сохранилось в идеальном состоянии. Кажется, он не так уж мучился расовыми предрассудками?

Вопрос предназначался китайскому делегату, который с самого начала заседания не проронил пока ни слова и сидел совершенно без движения, словно мумия. Однако имя исторического вождя нарушило его буддийское спокойствие.

— Руки прочь от Председателя Мао! — высоким голосом провозгласил он. — Империалистический бумажный тигр не получит клеток нашего Любимого Вождя для своих позорных человеконенавистнических целей! Враг не посмеет осквернить нашего Председателя, Солнце Азии…

Он собирался продолжать в том же духе и не остановился бы, если бы датчанин Андерсен ловким движением не вырвал из-под него кресло, и тем самым не вывел китайца из дискуссии.

— Стало быть, отпадает и Мао, — покачал головой Фергюссон. — Тем более, он подвергал бы экзекуции главным образом ревизионистов и врагов китайского народа. Тут нужен кто-то более универсальный… скажем, Сталин?

Куропаткин на удивление остался невозмутимым, очевидно, он не отошёл ещё от хвалебных слов в адрес Мао Цзедуна. Русские всегда считали обитателей Срединной империи ордой варваров, в лучшем случае — своими послушными феодальными подданными.

— Конечно, конечно, Сталин — наш отец, друг детей и физкультурников. Зачем искать кого-то ещё? Коба был мудр, он не делал различия между белогвардейцем и гвардейцем Ильича, жидом и гоем, гнилым интеллигентом и разложившимся пролетарием, инженером человеческих душ и врачом-убийцей, между русским, поляком, чеченцем или украинцем. Никто не чувствовал себя в безопасности под его отеческим взглядом, вот как! Что Мао — Мао рядом с ним дитя грешное, неразумное!

Китаец хотел что-то возразить, но опять оказался на полу, на этот раз благодаря Фергюссону. Тысячелетняя изоляция и Великая стена сделали своё дело — обычаев, царивших в элитных университетах Европы и Америки, он так и не смог усвоить.

— Ну, раз так, не будем терять времени, — Черчилль посмотрел на часы. — Если процесс клонирования начать, скажем, через час, то тридцатилетний Сталин будет готов через тридцать шесть, максимум через сорок часов, — сказал он, безуспешно борясь со страшным насморком. — Разум у него, понятно, будет девственно чистым, но наши ученые сумеют вставить в его мозги микрочипы с соответствующей программой. Я уже отдал кое-какие распоряжения экспертам-историкам. Думаю, ему можно для начала записать «Архипелаг ГУЛАГ»…

— Да, и не забудьте об «Истории КПСС» и книге «Щит и меч»! — отозвался Куропаткин. — Это любимое чтение нашего генерал-президента в молодости.

— Тогда вопрос в принципе решён, — Торез с облегчением откинулся в кресле. — Если все пройдёт гладко, то через два дня Танатос Четырнадцатый сможет приступить к своим обязанностям. Господин Куропаткин, я советую вам, не теряя времени, связаться с вашим правительством, чтобы утрясти все формальности.

Куропаткин вытянул из-за воротничка микроантенну спутникового телефона и какое-то время отдавал короткие распоряжения, а потом, непривычно подобравшись и вытянувшись, что-то выслушивал с подобострастным видом. Наконец, он кивнул, осторожно всунул антенну обратно и хитро обвёл взглядом окружающих:

— Всё будет в порядке, но только… товарищ генерал-президент просит, чтобы вы показали эту… косу. Кто знает, не идёт ли речь об очередной провокации ЦРУ или Моссада?.. Ну, где эта ваша штука, а?

Торез пожал плечами. Видимо, всё на этом свете имеет свои пределы, включая и традиционную русско-американскую дружбу. Он кивнул Черчиллю и вручил ему магнитный ключ от своего кабинета.

— Принесите мне старый компьютер — он на моём столе. Только смотрите, не притрагивайтесь к чёрному шару, а то сами станете Танатосом, — неловко пошутил он. Никто, однако, даже не улыбнулся. Чёрный юмор за эти дни окончательно вышел из моды.

Черчилль спешно удалился из зала заседаний. Вернулся он минуты через две с пустыми руками и обескураженным видом, на что Куропаткин отреагировал язвительной усмешкой.

— Где оно, господин-мистер? — спросил он триумфально. — Где ваша хвалёная коса, её мать, а?!

— На вашем столе я ничего не нашёл, — объяснил растерянный Черчилль. — И даже под ним тоже. Во всяком случае, ничего, что напоминало бы компьютер с чёрным шаром.

Торез в душе проклял свою наивность. Надо было положить «подарки» в сейф, подумал он, только я больше всего боялся прикоснуться к этому проклятому «джойстику» хоть ненароком. Решил, что запертых дверей будет достаточно.

— Пойдём туда, — предложил он. — Все вместе. Он не мог пропасть из моего кабинета.

Кабинет находился недалеко от зала заседаний, на персональном этаже Генерального секретаря, предназначенного исключительно для его служебных и личных надобностей. Как и говорил Черчилль, на столе лежала только тонкая папка с текущими меморандумами и ежедневным аналитическим отчётом. В комнате не было ни одного предмета, хотя бы отдалённо напоминающего ноутбук или вообще компьютер — не считая большого монитора интеркома в углу. Торез на глазах у молчащих членов Совета Безопасности молниеносно обшарил кабинет, не забыв даже о большой корзине для бумаг под столом. Коса Танатоса попросту пропала, исчезла, испарилась без следа. Со всё более очевидной тщетностью поисков ухмылка на широком славянском лице русского генерала становилась всё лучезарнее.

— Вот, а вы думали обмануть нашего генерал-президента! Думали, он дурак? Матушку-Русь вы, значит, хотели обдурить? Ах вы, либерасты, дерьмократы, гоми…

Он хрипло захохотал, но вдруг схватился за шею, посинел, что-то бессвязно пробормотал и бессильно повалился навзничь на толстый ковер. Издав странный сипящий звук, он перевернулся на бок и замолчал. Над неподвижным телом наклонился Фергюссон, борясь со своим животом.

— Не дышит! — он удивленно поднял голову. — И пульса нет!

— Неужели инфаркт? — подал голос Черчилль. — Неудивительно, с его диагнозом это могло случиться в любую минуту…