Сергей Шведов - Иван Царевич и Серый Волк Страница 39

Канистры были солидные, литров этак на двадцать каждая, и Царевич головой покачал по поводу предстоящей Васькиной гульбы. По его прикидкам продлиться она могла не менее недели, если, конечно, не вмешается Галька и не выльет часть ценного продукта в унитаз.

– Лорд Базиль всё так же добр и предупредителен, – сказала графиня Изольда, усаживаясь на переднее сидение рядом с Иваном.

– Какой ещё лорд Базиль? – Ваш друг, – вскинула удивлённые глаза графиня. – А как поживает его добродетельная и прекрасная супруга принцесса Халима?

– Спасибо хорошо, – только и сумел ответить Иван, которого в эту минуту стал раздирать абсолютно неуместный смех.

Зачислить в аристократическое сословие потомственного пролетария Ваську Кляева, это ещё куда ни шло, но вот его сварливая супруга Галька в качестве прекрасной принцессы Халимы, это уже явный писательский перебор. Впрочем, пятнадцать лет назад Галька смотрелась будь здоров, и в её облике действительно было что-то восточное.

Царевич с трепетом душевым нажал кнопку звонка и с замиранием сердца услышал, как щелкает замок, открывающий вход в чертоги, расположенные, к слову, в Берендеевом царстве. Каким образом Верка умудряется жить во дворце Мокрухи, а плату вносить лишь за три паршивые комнатёнки, Царевич понятия не имел. Узнали бы коммунальщики про такой беспредел, ведьме не поздоровилось бы. – Мне фею Моргану, – сказал вежливо Царевич брюнетистой фурии.

В помещение его впустили, но это уже был не Мокрухин дворец, а Киндеряев замок.

Впрочем, не исключено, что Верке удалось соединить два капитальных сооружения в одно и добавить к ним три российские комнаты вместе с сортиром и ванной, стоивших Ивану, надо сказать, немало испорченной крови. Конечно, если ты едина в трёх лицах как дракониха о трёх головах, то и помещение тебе требуется соответствующее статусу. Царевич едва не заблудился в бесчисленных залах и комнатах, а у Ларисы Сергеевны, тоже придавленной неземной роскошью, закружилась голова.

Фея Моргана, она же ведьма Вероника, она же Вера Михайловна Царевич плескалась в бассейне, отделанном мрамором и золотом и поражающим простого российского обывателя прямо-таки царской роскошью. Во всяком случае, Царевич был поражён, но выставлять на показ мещанское воспитание в аристократическом обществе он не стал. Тем более что явился он в сказочный дворец бывшей жены не в качестве зачуханного жизнью писателя, а как раз в образе королевича Жана, который подобных дворцов видел-перевидел.

Фурия усадила гостей под пальмой, на которой красовались два здоровенных попугая. Иван на всякий случай проверил, нет ли на пальме ещё и негров, но кроме кокосов ничего больше не обнаружил. Оставалось только надеяться, что эти кокосы не упадут ему на голову, когда он, как последний дурак, сидит под пальмой в средней полосе России да ещё в предзимнее время.

Набежавшие невесть откуда служанки привели фею Моргану в товарный вид и представили пред очи доблестного рыцаря и королевича. Царевич с интересом разглядывал свою супругу, одетую в нечто невероятно роскошное, воздушное и прозрачное. Собственно, по его мнению, так и должны были одеваться феи, а то, что перед ним фёя Моргана, а не ведьма Вероника, он сообразил сразу.

– Доблестный рыцарь королевич Жан дал согласие помочь моему мужу благородному Ательстана вновь обрести подобающее обличье.

– Чары проклятого Магона рассеялись, – подтвердил слова графини Изольды королевич Жан. – Я готов как и в былые времена штурмовать замки и покорять сердца красавиц.

Лицо феи Морганы омрачилось. Возможно, её огорчила чрезмерная прыть доблестного рыцаря по части красавиц и их нежных сердец. Царевич решил на всякий случай попридержать расшалившийся язык во избежание крупного скандала. – Ваше легкомыслие, благородный Жан, для меня не новость. Что же касается графа Ательстана, то проклятый Магон наложил на него сложнейшее заклятье, с помощью не только фурий, но и вакханок. И если с фуриями мне удалось договориться, то вакханки находятся вне моего попечения. Возможно графине Изольде удастся склонить их к сотрудничеству.

– Увы, – развела руками графиня. – Я обращалась к ним за помощью, но они колеблются, боясь ослушаться великого Магона и колдунью Ираиду. – С Ираидой мы всё уладим, – легкомысленно пообещал королевич Жан. – А вот что касается козла… в смысле благородного графа Ательстана, то я надеюсь, что фея Моргана поможет нам извлечь его из Берендеева царства. – Несомненно, – кивнула головой Верка. – Благородного Ательстана я беру на себя, но не забывайте и о Магоне, он в любую минуту может вмешаться в наши дела. Не говоря уже о чародее Киндеряе.

– Киндеряй будет сохранять нейтралитет, – заверил озабоченную фею Царевич. – Мы с ним почти договорились. К тому же он лично заинтересован, чтобы благородный Синебрюхов обрёл наконец человеческий облик. – В таком случае, – поднялась с кресла из слоновой кости фея Моргана. – Я жду вас с вакханками завтра в это же время. И да сопутствует вам удача.

Царевичу не оставалось ничего другого, как сделать умно-благородное лицо вслед удаляющейся фее. Всё та же брюнетистая фурия вывела их из лабиринта роскоши и царства магии в нашу убогую российскую действительность.

– Ну что же, – сказал королевич Жан, расправляя камуфлированные плечи. – Дело сдвинулось с мёртвой точки, думаю, что не пройдет и суток, как ваш супруг, благородный Ательстана, сможет заключить вас в свои объятия.

Графиня Изольда покраснела, не исключено, впрочем, что от досады, а не от смущения, но Царевич уже до того устал, что просто неспособен был реагировать на авансы даже очень красивых женщин, тем более что этих авансов возможно и вовсе не было.

Доставив графиню к месту временного проживания, которое, к слову, находилось в одном с Самоедовской квартирой доме, Царевич благополучно убыл к родным пенатам, получив в награду от графини слезу благодарности на грудь. На третьем этаже, где проживал со своей дражайшей половиной Кузин, происходило что-то, очень похожее на скандал, во всяком случае, потолок над головой Царевича сильно вибрировал, что, впрочем, не помешало его отдохновению, хотя и слегка удивило. Кузин был тихим, прямо таки образцовым соседом, не склонным к разухабистому питию и дебошам. О супруге его Иван тоже худого слова не сказал бы. А тут на тебе, такие африканские страсти. Впрочем, не исключено, что в Кузинской квартире отмечают чей-то день рождения.

Мысли по поводу чужих семейных радостей, так же как и доносившийся сверху шум, не помешали Царевичу провалиться в пропасть сна и провести там всю ночь, прихватив ещё и утро чуть не до самого полудня. Проснувшись, Царевич с удивлением обнаружил, что потолок его квартиры продолжает опасно вибрировать. Конечно, не исключалось крайне редкое для этих мест землетрясение, но не могло же землетрясение продолжаться всю ночь без перерыва, не говоря уже о семейном торжестве, которое обычно редко доживает до полуночи по причине иссякания спиртосодержащих напитков.

Размышления Царевича прервал звонок в дверь, вызвавший в хозяине неоднозначную реакцию. Встречу графине он назначил на три часа по полудни и никак не хотел менять свои планы в угоду чрезмерной настойчивости заполошной дамы. К счастью, это был всего лишь Васька Кляев, но зато в совершенно искривлённом и донельзя истрёпанном виде.

– Ты что, на вакханок нарвался? – удивился Царевич. – Хуже, – почти простонал Кляев, падая в поспешно придвинутое хозяином кресло, – гоблины, ну гады, ввек им этого не прощу, баклажанам волосатым.

– Так это они тебя так отделали? – Галька, – всхрапнул Кляев. – Чуть живой, понимаешь, ушёл. – Самогонки вчера перебрал, – догадался Иван. – Ну, будешь теперь знать, как пить. – Кой чёрт самогонки, – взъярился Кляев. – Говорю же, гоблины мне её подменили, пока я в Киндеряевом замке с Уазиком возился.

– Да чем подменили-то? – рассердился Царевич. – Сам знаешь, жеребец, – огрызнулся Васька. – По твоей милости чуть Богу душу не отдал. Я тебе человек как-никак, а не копытное. Слушай, а почему у тебя потолок ходуном ходит?

– А чёрт его знает, – пожал плечами Иван, глядя на качающуюся люстру. – Кузины, похоже, день рождения празднуют.

– И давно празднуют?

– С вечера принялись, и никак остановится не могут.

Кляев вдруг заржал совершенно одичавшим жеребцом, едва при этом не выпав из кресла. Царевич смотрел на его веселье с опаской. Вполне мог Васька тронуться умом или захворать белой горячкой.

– Какой там белой горячкой, – оборвал смех Кляев. – У меня уже неделю по твоей милости капли спиртного во рту не было. Это я Кузина угостил за то, что он моего «Москвича» с пустыря перегнал.

– Обе канистры ему отдал? – поразился чужой щедрости Царевич. – Ну, ты, Ванька, тупой, не даром пошёл в писатели. Пол-литра я налил Кузину всего навсего. А сам, может, грамм двести опрокинул, ну и Гальки, чтобы не рыпалась, налил грамм сто. И всю ночь как заведенный по твоей милости. Тоже, наверное, у соседей люстра качалась.