Гжегож Бабула - Истребитель ведьм (сборник) Страница 39

— Каждый рив — разбойник, — протянул верзила. — Слышишь, ты, выродок?

— Да не слышит он. У него уши навозом залеплены, — подхватил приятель рябого, а третий захохотал.

— Плати и выметайся! — рявкнул рябой.

Лишь теперь незнакомец глянул на него:

— Сначала я допью.

— Мы тебе поможем! — Верзила выбил у рива кувшин из рук, схватил его за ремень, пересекавший грудь. Дружок конопатого размахнулся. Быстрое движение незнакомца — и рябой потерял равновесие. Блеснув в свете каганцев, меч со свистом рассек воздух. Свалка. Вопль. Кто-то из зевак выскочил за дверь. С треском опрокинулся табурет, разлетелись по полу глиняные кувшины. Корчмарь — губы у него дрожали — уставился на рассеченное, жуткое лицо верзилы, а тот, вцепившись в стойку, оседал, скрывался за ней, как будто тонул. Его дружки валялись на полу. Один не шевелился, другой корчился в темной, быстро расползавшейся луже. Зазвенел истерический крик женщины — даже уши заложило. Дрожавшего корчмаря вдруг стало. рвать.

Незнакомец отпрянул к стене. Пригнувшись, напрягшийся, чуткий. Меч он схватил обеими руками, поводил лезвием. Все замерли. Ужас ледяной грязью залепил лица, сковал суставы, залил глотки.

Трое стражников ввалились в корчму, грохоча сапогами, перекликаясь. Увидев трупы, они побросали перевитые ремнями палки и схватились за мечи. Рив прижался к стене, левой рукой вытянул стилет из-за голенища.

— Брось оружие! — дрожащим голосом сказал один из стражников. — Брось оружие, бандит! Пойдешь с нами!

Другой пинком отшвырнул стол, не позволяя подойти к риву сбоку.

— Патлач, беги за нашими! — крикнул он третьему, державшемуся поближе к дверям.

— Не нужно, — незнакомец опустил меч. — Я сам пойду.

— Пойдешь, сучье вымя, да только на веревке! — крикнул тот, с дрожащим голосом. — Бросай меч, а то башку развалю!

Рив выпрямился. Перебросил меч под мышку, воздел правую руку в сторону стражников и вмиг начертил в воздухе замысловатый знак. Сверкнули бляшки-заклепки, которыми до самых локтей были густо усажены рукава его кожаного кафтана.

Стражники моментально отпрянули, закрыв лица ладонями. Кто-то из оставшихся зевак выскользнул за дверь. Вновь дико, пронзительно завопила женщина.

— Я сам пойду, — звучным металлическим голосом повторил незнакомец. — А вы, трое, пойдете впереди. Проведете к градоправителю. Я не знаю дороги.

— Хорошо, господин, — пробормотал стражник, понурив голову, робко оглядываясь, поплелся к выходу. Остальные выскочили следом. Незнакомец двинулся за ними, на ходу пряча меч в ножны, а стилет за голенище. Люди, за столами, когда он проходил мимо, закрывали лица полами кафтанов.

Велерад, градоправитель Стужни, задумчиво почесал подбородок. Он не был ни суеверен, ни пуглив, но остаться один на один с седоволосым ему никак не улыбалось. Но наконец он решился.

— Идите, — махнул он стражникам. — А ты садись. Нет, не тут. Вон там, подальше, если ты не против.

Незнакомец уселся. Ни меча, ни плаща при нем уже не было.

— Слушаю тебя, — сказал Велерад, поигрывая лежащей перед ним тяжелой булавой. — Я — Велерад, градоправитель Стужни. Так что ты мне скажешь, злодей мой любезный, прежде чем прогуляться до подвала? Трое убитых, попытка навести чары — неплохо, совсем неплохо… За такие вещи у нас в Стужне сразу сажают на кол. Но я человек справедливый, я тебя сначала выслушаю. Давай.

Рив расстегнул кафтан и достал свиток белого пергамента.

— Вот это вы прибиваете на больших дорогах, по корчмам, — сказал он. — Все правда, что здесь написано?

— А… — буркнул Велерад, приглядываясь к покрывавшим свиток рунам. — Вот оно в чем дело… А я сразу и не сообразил. Как же, все правда, наиправдивейшая правда. Там стоит подпись — Фолтест, король, властелин Темерии, Понтара и Магакама. А значит, все правда. Но воззвание воззванием, а закон законом. Здесь, в Стужне, на страже закона и порядка стою я! И не позволю убивать горожан! Ты меня понял?

Рив кивнул. Велерад гневно засопел:

— Знак ведуна есть?

Незнакомец вновь полез за пазуху и вытащил круглый медальон на серебряной цепочке. Там была изображена волчья голова с ощеренными клыками.

— Как зовут? Я не из любопытства спрашиваю — так будет легче беседовать.

— Меня зовут Геральт.

— Поверим, что Геральт. Из Ривии, судя по выговору?

— Из Ривии.

— Так… А знаешь, Геральт… Вот это, — Велерад указал на королевское воззвание, — выкинь-ка из головы. Очень уж серьезное дело. Многие пытались. Это тебе, братец, не пару висельников изрубить.

— Знаю. Но это мое ремесло, градоправитель. Тут написано, что награда — три тысячи оренов.

— Верно, — Велерад облизнул губы. — А еще люди болтают, что милостивый Фолтест, хоть этого и не написал, но отдаст принцессу в жены…

— Принцесса меня не интересует, — спокойно сказал Геральт. Он сидел неподвижно, сложив руки на коленях. — Здесь написано про три тысячи.

— Ну что за времена, — вздохнул градоправитель. — Что за паршивые времена! Кто бы лет двадцать назад, даже по пьяной лавочке, мог подумать, что повстанут такие ремесла? Ведуны! Бродячие истребители василисков! Странствующие изничтожатели драконов и утопленников! Геральд, ремесленникам твоего цеха пить пиво позволено?

— Вполне.

Велерад хлопнул в ладоши:

— Эй, пива нам! А ты, Геральт, садись-ка поближе.

Пиво было пенное и холодное.

— Паршивые времена настали, — разглагольствовал Велерад, попивая из кружки. — Столько всякой погани расплодилось… В Макагаме, в горах, карликов развелось несметное число. По лесам когда-то одни волки выли, а теперь упыри, всякие там лешаки, куда ни плюнь — волколак или другая зараза. Русалки и Девы-плакальщицы хватают детишек по деревням — уже сотни случаев. Болезни, о которых прежде и не слыхивали. Ведь волосы дыбом встают! А теперь еще и это для полного счастья! — Он толкнул по столу свиток пергамента. — Неудивительно, что на ваши услуги такой спрос.

Геральт поднял голову:

— Перед вами королевское воззвание, градоправитель. Вы должны знать подробности.

Велерад откинулся в кресле, переплел пальцы на животе:

— Подробности, говоришь? Знаю, как же. Не из первых рук, но от людей надежных.

— Вот это мне и интересно. Подробности.

— Значит, все же собираешься? Ну, как знаешь. Так вот, — Велерад отхлебнул пива и понизил голос. — Наш милостивый Фолтест еще в бытность свою наследным принцем, во времена отца своего, старого Меделла, показал на что способен — а способен он был на многое… Мы-то все думали сначала, что с годами он остепенится. Но когда умер старый король, Фолтест после коронации превзошел самого себя. У нас у всех прямо-таки челюсти поотвисали. Короче, сделал он ребенка своей родной сестре Адде. Адда была чуть младше, держались они всегда вместе, никто ничего такого и не подозревал, вот разве что королева-мать… Словом, в один прекрасный день видим: Адда ходит с таким вот брюхом, а Фолтест кричит, что женится на ней. На родной сестре, смекаешь, Геральт? Положение — хуже не придумаешь. Визимир из Новиграда собрался было выдать за Фолтеста свою Дальку, прислал посольство, а нам приходится держать короля за руки-за ноги, чтобы он этих послов не прикончил. Хорошо еще, удержали, а то Визимир со зла разнес бы нас в пух и прах. Счастье еще, что братец слушался Адду, вот нам и удалось с ее помощью отговорить нашего щенка от венчания. Ну, а потом Адда родила, в назначенный природой срок, само собой. Слушай, что тогда началось. Этого, что родилось, мало кто видел — но одна повитуха сиганула из башенного окна и сломала шею, а вторая повредилась умом и до сих пор ходит дура дурочкой. А посему я думаю, что этот ублюдок, эта девочка особенной красотой не отличалась. Умерла она почти тут же — сдается мне, ей не спешили перевязать пуповину. Адда, на свое счастье, родов не пережила. А потом, братец ты мой, Фолтест снова свалял дурака. Ублюдка надо было бы сжечь или там закопать на пустыре, а не класть в саркофаг, в дворцовую усыпальницу.

— Поздно теперь каяться, — поднял голову Геральт. — Но в любом случае нужно было призвать кого-то из Ведающих.

— Ты про тех мошенников в усыпанных звездами колпаках? Ну как же, их штук десять слетелось, как только узнали, что лежит в саркофаге. И вылазит по ночам. Но вылазить оно начало не сразу, нет. Семь лет после погребения прошли спокойно. Но вот однажды, в полнолуние — во дворце верещанье, вопли, беготня! Ну, да ты сам знаешь, читал воззвание. За эти годы младенец подрос в гробу, а особенно подросли у него зубки. Упырица, одним словом. Жаль, что ты не видел ее жертв. Вблизи, как я видел. Тогда обошел бы ты Стужню десятой дорогой.

Геральт молчал.

— И вот собрал к нам Фолтест ораву чародеев. Цапались они друг с другом отчаянно, едва не подрались этими своими посохами — интересно, зачем они их носят, собак, что ли, отгонять, когда на них спустят песиков? Часто ведь спускают, сдается мне., Прости, Геральт, если у тебя другое мнение о чародеях. Наверняка другое, как у ведуна. Но для меня они — дурни и дармоеды. Вот вас, ведунов, люди больше уважают. Вы по крайней мере — как бы это выразиться? — более практичные.