Кэтрин Коути - Длинная Серебряная Ложка Страница 39

И сделала выразительный жест, словно разрезала воздух.

— Не зарекайся, — задумчиво протянула Лючия.

Той же ночью она отдалась гостившему в Италии маркизу, известному в свете своими милыми, хотя и слегка эксцентричными проделками — например, во время скучных раутов он имел обыкновение превращаться в нетопыря и вылетать из залы.

Через 50 лет подруги снова встретились и вдосталь посмеялись над своим давним пари. Аллегра хихикала не только когда Лючия замолчала, но и когда она, поцеловав подругу в лысеющую макушку, на цыпочках покинула комнату и побежала прочь из богадельни. Она сомневалась, что Аллегра вообще ее узнала.)

— Ну что? — нетерпеливо спросила Лючия. — Какой ваш выбор?

— Разве он у меня есть?

— Нет, конечно.

В то же мгновение она впилась в его шею и через несколько минут неподвижное тело господина Генриха Штайнберга осталось лежать на полу. Облизнувшись с невинным видом, словно девочка доевшая краденое варенье, Лючия обратила взор на кресло-качалку. Присмотревшись, она зашипела — прическу девушки поддерживал серебряный гребень, а на груди сияла серебряная же брошка в виде лилии.

— Тамино, можешь помочь? Как никак, зомби не реагируют на серебро.

Пудель согласно тявкнул. Быстро перебирая лапками, он сбегал к камину и притащил хозяйке щипцы.

— Ну спасибо, дорогой!

Ничего не поделаешь, придется действовать самой. Взявшись щипцами за краешек гребня, Лючия вытащила его и отшвырнула подальше. Волосы девушки рассыпались по плечам, но она так и не проснулась. Затем наступила очередь брошки. Ее Лючия просто вырвала вместе с куском ткани.

"Горжетка или длинные перчатки?" Что-то в облике Берты натолкнула ее на мысль, что вряд ли эта девушка влюблена в горжетки. Зато без перчаток появляться в обществе не комильфо. Закатав ей рукав, примадонна прокусила запястье Берты и в рот ей медленно потекла безвкусная кровь больной.

Разверзся омут, и все бертины черти разом ей подмигнули.

"Вот так номер! А с виду благонравная девица, хоть пяльцы в руки. Может, просто симпатичные не попадались? Так я познакомлю. Взять хоть тенора Фабио Моретти, все при нем."

Пока Лючия, морщась, сосала ее кровь, девушка даже не пошевелилась. Когда все закончилось, ее голова просто свесилась набок.

— Две трети уплачено, — отчеканила вампирша и мысленно добавила "Радуйся, мерзавец." Небрежно промакнув губы, она оставила Тамино в комнате, а сама вышла в коридор, где буквально нос к носу столкнулась с очкастым юношей.

— Ты быть Леонард? О-ла-ла, на пловца и зверь бежит!

— У в-вас рот в крови, — прошептал мальчик на итальянском. — Вам плохо?

— Нет, малыш, мне хорошо. А рот у меня в крови, потому что я пила человеческую кровь.

— Это так ужасно! — он сразу побледнел. — Вы и вообразить не можете, КАКИЕ в ней бывают микробы!

"Ему придется тяжелее всех," подумала Лючия, оттаскивая его тело в гостиную.

На самом деле, Штайнберги не были мертвы. Они были едва живы, а это огромная разница. В груди еще теплилась искра, крошечная, как первая звезда на небосклоне или последний светлячок в саду. Дунешь — и погаснет. Лючия вовремя уронила в каждый рот несколько капель своей крови. Новообращенные тихо застонали, но глаза не открыли.

Они не проснутся, пока она не придумает, что делать дальше. Вот ведь идиотская ситуация! Как и большинство вампиров, Лючия была законченной эгоисткой. А как иначе, если приходится продлевать свое существование за счет чужих жизней? Но ее эгоизм заключался еще и в том, что она наотрез отказывалась возиться с инициациями. До сегодняшней ночи. И как ее только угораздило? Создания — это такая обуза. Кому охота, чтобы кто-то цеплялся тебе за юбку? Да-с, а эти еще и неказистые такие, с ними в обществе показаться стыдно. Торгаш-прощелыга, ненормальный мальчишка и очень странная девочка. Кому такие сдались? Уж точно не ей!

Заметив, что у Берты соскользнул с коленей плед, Лючия подобрала его и рассеяно укутала девушку.

Ну ничего, не нужно с ними возиться. Очень скоро их заберут и дело с концом. Даже вспоминать про них не придется.

Щека Леонарда была забрызгана кровью. Вздохнув, Лючия смочила платок водой из графина и осторожно, чтобы не потревожить мальчика, вытерла ему лицо. Еще испугается, когда проснется. Поди, не сразу поймет, что это его собственная. А ведь он такой чувствительный, ему нельзя лишний раз нервничать.

Так, о чем это она? Ах да, поскорее бы их сбыть. Как только Мастер Парижа освободится, он, небось, сразу за ними явится. И никто ему слова поперек не скажет, раз фольклор на его стороне. Горе-коммерсант сам заслужил такую участь. А нечего было дураку занимать деньги у разных таинственных личностей. Наворотил дел, а детям расхлебывать…

Когда она схватила с дивана подушку и подложила ее под голову Штайнбергу, все еще лежавшему на полу, вампирша наконец спохватилась. И в ужасе прикрыла ладонью рот. Нет, невозможно! С ней такого точно не могло случиться! И… и почему именно они?! Но родню не выбирают, эта аксиома подтвердилась в который раз. А кто они ей, если не родня? В их жилах течет ее кровь. И сейчас они такие беззащитные, все трое! Что делать-то? А?!

Берта пошевелилась во сне, и вампирша вновь поправила ей плед, случайно задев кресло. Оно качнулось, заскрипев, и в этом звуке почудился ей скрип неведомой колыбели…

Лючия сжала кулаки. Нет, она не сможет из спасти. Против фольклора не попрешь. Зато она научит их обороняться.

— … А потом Виктор сообщил, опять же письмом, что назначает дату свадьбы на середину лета. Тогда Берта поняла, что уже никогда не будет свободной. Вот такая сказочка.

Она пытливо посмотрела на пациентку.

— Мавануи, — вдруг сказала та.

— Что, простите?

— Меня так зовут — Мавануи Эммелина Грин. Я племянница английского посланника в Вене. А вас, фроляйн Лайд?

— Берта Штайнберг, — сказала сиделка.

— Это хорошее имя.

И сиделка заплакала.

ГЛАВА 10

Еще долго никто не отваживался заговорить. Молчание распухло, будто мокрая вата, расползлось по углам и заполнило всю гостиную, тяжело наваливаясь на друзей. Да и что тут скажешь? Уолтер почему-то подумал про американских плантаторов, которые иногда продавали своих детей, прижитых от рабынь. Бесчеловечный поступок! А тут ведь точно такая же ситуация, он продал свою дочь! Но глядя на герра Штайнберга, который с понурым видом рассматривал ковер, англичанин испытал приступ жалости. Фабрикант отнюдь не казался самодовольным. Видно было, что мучается. Ну а разглядывание ковра, бордового с аляповатыми зелеными цветочками, и вовсе казалось актом умерщвления плоти.

— Если тот вампир вам настолько ненавистен, почему вы решили устроить Бал? — не выдержал мистер Стивенс. — Чего тут праздновать? Тут плакать надо! Или это он вас заставил?

— Нет, насчет Бала — это моя идея. Из-за колбасы.

— ?!.. то-есть…?!?!?!

— Вы разве не знаете, что я занимаюсь производством кровяной колбасы? Между прочим, лучшей во всей Европе.

— Она тут при чем?

— Ох, мы сейчас все объясним! — заулыбался Леонард. Штайнберг-старший тоже улыбнулся, но как-то криво. — Дело в том, что мы хотим спасти мир!

— С помощью колбасы?! — возопил Уолтер. Кажется, еще ни в одном сценарии гибели или спасения мира колбаса не фигурировала.

Не дав сыну и рта раскрыть, фабрикант выпалил.

— Дело в том, что не все вампиры употребляют человеческую кровь. Некоторые ее не пьют, потому что иначе их сыновья грозятся собрать чемоданы и уйти на все четыре стороны… В общем, по этическим соображениям. Кроме того, даже те вампиры, которые ни в чем себе не отказывают, иногда любят полакомиться кровянкой. Для нас это… ну… что-то вроде шоколада. Вкусно, но долго на ней не протянешь…

— Еще как протянешь! — возмутился Леонард.

Штайнберг вздохнул и окинул взглядом гостей, ища сочувствия, но так и не найдя его, продолжил.

— Так вот, я решил пригласить как можно больше вампиров, а заодно и порекомендовать им мою колбасу. Устроить презентацию, потому что реклама — это двигатель торговли. Представляете, как взлетели бы продажи!

— Но на самом деле мы все это затеяли, чтобы спасти мир! — упрямо повторил сын. — Если вампиры узнают, что существует такая вкусная альтернатива человеческой крови как наша колбаса, они перестанут убивать. Так ведь?

— Конечно, Леонард, — произнес Штайнберг тем сочувственным и отчасти снисходительным тоном, каким маленьким детям объясняют, что золотая рыбка, плавающая кверху брюхом, на самом деле крепко спит.

Леонард подмигнул Уолтеру. Тот не знал, что и сказать.

— Я даже доходы приблизительно вычислил, — продолжал Штайнберг. — Набегала приличная сумма! И надо же случится такому огорчению. Как, ну как Берта посмела меня подвести? Теперь гостям никакая колбаса в рот не полезет, когда они узнают, как мы оскандалились. А уж как сам разъярится!