Андрей Белянин - Ааргх. Трилогия Страница 4

Подоспевшие жители как-то резко остановились в двух-трёх шагах и озадаченно почёсывали дубинками у себя же в затылке.

– Эй, мужики, это ж ааргх, – наконец опознал один бородач.

– А ить я его помню, – вскинулся другой. – У нас по прошлом годе бык с цепи сорвался, ну и на энтого… как дал ему рогами!

– И чё?

– Чё… а то сам не знаешь? Быка-то всё одно на скотобойню вести надо было, а так уже разделанного унесли.

Рядовое событие действительно такое имело место, чуточку поморщился я, но для деревенских – воспоминаний на всю зиму. Причём с каждым годом количество быков на моей шее будет увеличиваться, а уровень разрушений, которые я причинил, отправив эту скотину пинком обратно в хлев, расти в геометрической прогрессии. Меж тем крестьяне потоптались, и один самый храбрый осторожно спросил:

– Ты, ааргх, а вон тот, беглый, твой, что ли, будет?

– Я его хозяин и господин! – гордо заявил племянник главнокомандующего, попытавшись облокотиться на моё плечо с самым царственным видом. Ничего не вышло, роста не хватило, да и в целом эстетика не та.

– Срам бы хоть прикрыл, не с тобой разговариваем, – оборвали его. – Ну так что, ааргх?

Я молча кивнул, не вдаваясь в подробности. В том смысле, что «мой» – это ключевое слово, а «мой хозяин» – может считаться излишней конкретизацией.

– И главное, – пользуясь минутным затишьем, зачем-то пустился объяснять граф, – я ведь им ничего плохого не сделал! Вышел на площадь, заглянул в храм, поинтересовался видами на урожай, представился и даже как-то пошутил для раскрепощения…

Ёу-у, голым впёрся в храм Зверобога?! Даже я невольно втянул голову в плечи. Древний идол с туловищем быка испокон веку отвечает за хороший урожай, поэтому приход в храм по весне обнажённых крестьянских девок только приветствуется, как хороший знак. А вот голый мужчина… это даже не пощёчина Зверобогу, это намёк… Короче, храм проще перестроить, а будущий урожай загублен лет на десять вперёд.

– Больше ничего? – с надеждой спросил я и тут же понял, что вряд ли.

– Баб наших смущал, трясёт чем попало, а те, дуры, и рады, – нестройно загомонили крестьяне. – Двух коров сглазил, они ныне в стойлах стоять не хотят, а глаза такие мечтательные… Огород истоптал, что теперича курить станем?! Луковицу из земли выдрал, да тут же и съел её бесстыжим образом!

Детальные обвинения в богохульстве, обмане, грабеже и попытке развращения всей деревни в целом грозили затянуться до вечера. Хорошо ещё, хоть сам граф Эшли проявил немыслимое аристократическое благоразумие, встав в позу, скрестив руки на груди и не унижаясь до разборок с «варварами»… Мне ничего не оставалось, кроме как порыться в самых дальних карманах, выудить золотую монету (осталось три!) и кинуть её толпе.

– Дать одежды. Дать еды. В морду не давать. Проверю.

Мой благородный господин был всенародно собран и экипирован за какие-то пятнадцать – двадцать минут. А теперь пора уносить ноги…

– Вообще-то я привык одеваться иначе, – задумчиво доложил мне граф Эшли, когда мы уже вышли за околицу.

Я удостоил его косым оценивающим взглядом, но промолчал. Теоретически слуге вообще не положено говорить своему хозяину ничего такого, что могло бы его огорчить. А молодой граф, одетый на скорую руку, с крестьянского плеча, по принципу «кому-чего-не-жалко», и вправду производил двоякое впечатление. Хотя, голым он всё равно выглядел смешнее, если это утешит.

– По-моему, кожаный килт несколько коротковат, нет?

Сказать ему, что это не килт вообще, а широкий пояс кузнеца, поэтому, кстати, такой потёртый и с подгорелыми краями…

– Рубашка мне нравится, но в ней не хватает героичности.

Хм… Кто бы спорил, это явно девичья ночнушка, с глубоким вырезом и кружевом по подолу. Надо ему хоть кружева оборвать, торчат из-под килта, как несвежие ромашки…

– И плащ, честно говоря, слишком старый. А что, в деревнях все носят такие вот, тёплые, в клеточку, с бахромой?

Это шаль. Точнее, дряхлый платок какой-нибудь не менее древней старушки, обычно их в таких и хоронят. Но пусть будет – плащ…

– Только ты не подумай, что я привередничаю. – Мой господин великодушно похлопал меня по плечу. – Благородство и умение ценить заслуги всегда отличали род Эльгенхауэров. Я не забуду твою монету и воздам за неё сторицей!

Главное, чтоб нам не воздали крестьяне, хотя вроде бы мы уже отошли на мало-мальски приличное расстояние. Дело в том, что среди четырёх моих монет одна была… не совсем золотая. То есть и не медь, конечно (я ж не фальшивомонетчик какой!), просто позолоченное серебро.

Вес почти тот же, навскидку не определишь, но и особо долго этим тоже не обманешь – куснут два раза и удивятся белым отметинам. Идиотский метод проверки… Я вот, к примеру, подобным образом не поступаю, у меня любая монета почему-то прокусывается насквозь, случайно и, главное, быстро так, раз и…

То есть эта «золотая» монетка у меня была всего одна, кстати, не факт, что именно она и досталась крестьянам, но в любом случае, есть ли смысл торчать в этой дыре лишнее время? Потому что, если я хорошенько покопаюсь в памяти, то вспомню, что на самом-то деле под золотом даже не серебро, а всего лишь олово. Согласитесь, это уже повод ускорить шаг…

– Ааргх, ты ничего не слышишь? Куда ты бежишь, я же к тебе обращаюсь?!

– Не бегу. Широко шагаю.

– Зато мне уже практически приходится бежать! Да стой же ты, грубиян неотёсанный! – Юный граф оббежал меня слева и встал, упершись обеими руками мне в живот. Смешной такой, ножки скользят, глазки горят, весь из себя что-то величественное изображает. Ладно, послушаем…

– Настал час правильно расставить приоритеты, – строго начал он, и мне пришлось сделать предельно глупое лицо. – Я – твой господин, ты – мой слуга. Тот факт, что на данный момент я ношу одежды, купленные на твои деньги, свидетельствует лишь о моей врождённой деликатности и демократичности. Ты хоть слышал такие слова? Объясню попроще, это когда слуга радостно платит своему же хозяину за оказание ему великой чести принятием его услуг! Опять непонятно? Тогда ещё проще, я – велеть, ты – слушаться! А теперь скажи, тебе не послышался какой-то подозрительный шум со стороны той деревни, которую мы только что покинули? Эй!

Действительно, от его философских откровений, подгоняющих целую теоретическую базу под самый наглый бред, меня притупило не по-слабому. А если его ещё раз закинуть на дерево, поможет?

– Не поможет, – словно читая мои мысли, уверенно вскинул острый подбородок молодой дворянин. – Твоё старательное молчание не поможет тебе ускользнуть от исполнения своих служебных обязанностей! Итак, я убеждён, что слышал невнятный шум, словно кто-то кого-то искал с какой-то очень эмоциональной целью. Мы вернёмся и узнаем! Быть может, эти добрые крестьяне нуждаются в нашей заботе и совете?

Я уже собирался в короткой, но предельно доступной форме пересказать ему, о чём так эмоционально покрикивали милые сельские жители, но передумал. То есть меня отвлекли два момента – еле уловимый запах дыма и очень чёткий звук лошадиных подков. Вряд ли это крестьяне повскакали на своих трудовых коняг, дабы дружно пуститься в погоню. Разве что у кого-то ещё есть столь резкий повод нас повидать…

Решение пришло быстро – я схватил графа в охапку, зажал ему ладонью рот и одним прыжком ушёл в ближайшие запылённые кусты. Животный инстинкт не подвёл, по дороге мимо нас промчался конный отряд из полусотни тяжело вооружённых всадников. Одного из них я узнал. И это был не тот случай, когда мне стоило бы с радостью окликнуть знакомого человека…

– Гр-р-р, – сквозь зубы процедил я, когда они скрылись за поворотом. Теперь понятно, откуда шум и запах гари. Не найдя нас в деревеньке, воины наверняка подпалили пару домов, просто из раздражения. А к графу Эшли, между прочим, начинают неумолимо накапливаться разные вопросы, вот только… он вроде не дышит?! Я запоздало убрал ладонь.

– Э-э, ты… как тебя там? Мой благороднорожденный господин-хозяин… вставай, давай! Дыши… я же… тьфу, зараза, вот ещё не хватало собственного работодателя придушить! Причём я же с него ещё ничего и слупить не успел, то есть осрамлён навеки… Вставай, а то убью!

Папа говорил, что людей приводят в чувство тремя способами – хлопают по щекам, давят на грудную клетку или делают искусственное дыхание. Хлопать его нельзя – башка едва держится на цыплячьей шейке, оторвется – не пришьёшь. Давить на грудь, заставляя биться сердце? Так я ж один раз нажму – и под прощальный хруст рёбер буду хоронить труп уже с тяжёлыми телесными повреждениями. Что остаётся? Дышать рот в рот…

– Если ты хоть кому-нибудь об этом расскажешь, – тоскливо поугрожал я, а поскольку молодой граф всё так же аристократически не подавал признаков жизни, резко наклонился, вытянув губы и…