Терри Пратчетт - Роковая музыка Страница 4

— МНЕ СКАЗАЛИ, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ ВСЕ.

Святой человек открыл второй глаз.

— Таинство существования заключается в пренебрежении земными связями, отвергании химеры материальных благ и поиске единения с Бесконечностью, — изрек он. — И убери свои поганые лапы от моей чаши для пожертвований.

Внешний вид просителя вызывал у святого человека какую-то неясную тревогу.

— Я ВИДЕЛ БЕСКОНЕЧНОСТЬ, — сказал незнакомец. — НИЧЕГО ОСОБЕННОГО.

Святой человек опасливо оглянулся.

— Не говори ерунды, — сказал он. — Ты не мог видеть Бесконечность, потому что она бесконечна.

— И ВСЕ-ТАКИ Я ЕЕ ВИДЕЛ.

— Хорошо… И как же она выглядит?

— ОНА СИНЯЯ.

Святой человек неловко поежился. Все шло не так, как надо. Обычно следовал быстрый экскурс в Бесконечность, затем — многозначительный кивок в сторону чаши для пожертвований, и проситель уходил довольный.

— Она черная, — пробормотал он.

— НЕТ, — возразил незнакомец. — ЭТО ЕСЛИ СМОТРЕТЬ СНАРУЖИ. НОЧНОЕ НЕБО — ДА, ОНО ЧЕРНОЕ. НО ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ПРОСТРАНСТВО, КОСМОС. А БЕСКОНЕЧНОСТЬ — СИНЯЯ.

— Ты, гляжу, все знаешь. Просвети меня тогда, какой звук получится, если хлопнуть одной ладонью? — язвительно осведомился святой человек.

— ЗВУК «ХЛ». А ВТОРАЯ ЛАДОНЬ ДОБАВЛЯЕТ «ОП».

— Ага! Вот здесь ты ошибаешься! — радостно воскликнул святой человек, наконец почувствовав под ногами твердую землю. Он торжествующе взмахнул костлявой рукой. — Никакого звука, видишь?

— ТЫ НЕ ХЛОПАЕШЬ, А ПРОСТО МАШЕШЬ РУКОЙ.

— Напротив, я именно что хлопаю. Но использую не обе ладони, а всего одну. Ладно, допустим, бесконечность — синяя, но какого именно оттенка?

— ТЫ ПРОСТО ПОМАХАЛ РУКОЙ, — упорствовал незнакомец. — НЕ СЛИШКОМ-ТО ФИЛОСОФСКИЙ ПОДХОД. ОТТЕНКА УТИНОГО ЯЙЦА.

Святой человек бросил взгляд на гору. Приближалась группа людей. Несли они нечто очень похожее на миску с рисом, и в их волосы были вплетены цветы.

— Послушай, сын мой, — торопливо произнес святой человек. — Что тебе нужно? У меня мало времени.

— ТЫ МОЖЕШЬ ОДОЛЖИТЬ ЕГО У МЕНЯ.

— Чего ты от меня хочешь?

— ОТВЕТЬ, ПОЧЕМУ ВСЕ ПРОИСХОДИТ ТАК, КАК ПРОИСХОДИТ.

— Ну…

— ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ?

— Э-э… знаю. Но это великая тайна, которую нельзя разглашать. Таков порядок вещей.

Некоторое время незнакомец пристально смотрел на святого человека. Тот даже поежился — ему показалось, что его голова вдруг стала прозрачной.

— ТОГДА Я ЗАДАМ ТЕБЕ БОЛЕЕ ПРОСТОЙ ВОПРОС: КАК ЛЮДИ ЗАБЫВАЮТ?

— Забывают что?

— ЧТО УГОДНО. ВСЕ.

— Это… э-э… происходит автоматически.

Предполагаемые последователи уже показались из-за поворота. Святой человек торопливо схватил свою чашу.

— Предположим, — сказал он, — это твоя память. — Он помахал чашей. — В нее помещается ровно столько, видишь? Если добавляется что-то новое, старое переливается через край и…

— ЭТО НЕПРАВДА. Я ПОМНЮ ВСЕ. АБСОЛЮТНО ВСЕ. ДВЕРНЫЕ РУЧКИ. ИГРУ СОЛНЕЧНОГО СВЕТА НА ВОЛОСАХ. ЗВУК СМЕХА. ШАГИ. ВСЕ ДО МЕЛЬЧАЙШИХ ПОДРОБНОСТЕЙ. СЛОВНО ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ВЧЕРА. СЛОВНО ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ЗАВТРА. ВСЕ. ПОНИМАЕШЬ?

Святой человек озадаченно почесал блестящую лысую голову.

— Вообще-то, — наконец сказал он, — насколько мне известно, существует несколько способов забыть абсолютно все. Можно вступить в Клатчский иностранный легион, можно выпить воды из какой-то там речки, которая неизвестно где протекает, а можно прибегнуть к помощи алкоголя.

— АГА.

— Но алкоголь истощает тело и отравляет душу.

— ЗВУЧИТ НЕПЛОХО.

— Учитель?

Святой человек раздраженно повернулся. Последователи прибыли.

— Одну минуту, я разговариваю с…

Незнакомец исчез.

— О учитель, мы прошли много миль, дабы… — начал было последователь.

— Заткнись, а?

Святой человек вытянул руку, держа ладонь вертикально, и несколько раз взмахнул ею, что-то бормоча про себя.

Последователи переглянулись. Такого приема они не ожидали. Наконец их вожак отыскал в себе каплю мужества и вновь обратился к святому:

— Учитель…

Святой человек развернулся и врезал ему по уху. Раздался звук, определенно напоминающий «хлоп».

— Ага! Понятно! — завопил святой. — Итак, чем могу быть по…

Он вдруг замолчал. Некоторое время назад его уши уловили некое странное слово, и наконец извилистыми путями оно добралось до его мозга.

— «Люди»! Что он этим хотел сказать?

Погруженный в собственные мысли, Смерть приблизился к огромной белой лошади, пасущейся на склоне холма и мирно созерцающей окрестности.

— УХОДИ, — велел он.

Лошадь настороженно посмотрела на него. Она была значительно разумнее других лошадей, хотя это не такое уж великое достижение. Казалось, она понимала, что с хозяином происходит что-то неладное.

— А ТЕПЕРЬ МНЕ ПОРА, — сказал Смерть. — НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ МЕНЯ, ВОЗМОЖНО, НЕ БУДЕТ.

И он исчез.

Дождь в Анк-Морпорке не шел, что явилось большим сюрпризом для Диона.

Но еще больше его удивило то, как быстро у него закончились деньги. Он уже лишился трех долларов и двадцати семи пенсов.

А лишился он их потому, что положил в миску перед собой — так охотник ставит подсадную утку, чтобы привлечь уток настоящих. Однако уже через мгновение он опустил взгляд на чашу и никаких денег там не увидел.

Люди приходят в Анк-Морпорк в поисках богатства. К сожалению, многие другие люди ищут там того же.

И вообще, местных жителей абсолютно не интересуют барды, пусть даже завоевавшие ветку памелы и почетную арфу на каком-то там музыкальном фестивале в Лламедосе.

Дион отыскал на одной из площадей свободное местечко, настроил инструмент и начал играть. Никто не обращал на него внимания, некоторые прохожие толкали его, чтобы он не мешал им спешить по своим крайне неотложным делам… но кто-то, впрочем, задержался, чтобы опустошить его чашу. А потом, когда Дион уже начал было подумывать, что, приехав сюда, совершил большую ошибку, к нему подошли двое стражников.

— Да нет, Шнобби, это арфа, — сказал один из них, некоторое время понаблюдав за музыкантом.

— Это лира.

— Да я готов поклясться, что это… — Толстый стражник вдруг нахмурился и опустил взгляд. — Сволочь ты, Шнобби. Тебе лишь бы поспорить. Ты, наверное, с самого своего рождения ждал того дня, когда кто-нибудь скажет: «Это — арфа», а ты сможешь возразить: «Нет, это лира»…

Дион перестал играть. Продолжать в таких условиях было просто невозможно.

— На самом деле это — арфа, — сказал он. — Я выиграл ее…

— Ты, верно, из Лламедоса? — спросил толстый стражник. — Твой акцент — я сразу определил. Очень музыкальные люди, эти лламедийцы.

— Говорят, как будто камней в рот набрали, — буркнул тот, которого назвали Шнобби. — Эй, приятель, а у тебя лицензия-то есть?

— Лицензия? — переспросил Дион.

— Знаешь, парни из Гильдии Музыкантов очень трепетно относятся к своим лицензиям, — сказал Шнобби. — И если застукают тебя без лицензии, то возьмут твой инструмент и засунут его тебе в…

— Перестань, — перебил другой стражник. — Зачем так пугать паренька?

— В общем, нелицензированным флейтистам туго приходится, — заключил Шнобби.

— Но музыка свободна, как воздух, как небо! — воскликнул Дион.

— Только не в Анк-Морпорке. Можешь мне поверить, дружище, — хмыкнул Шнобби.

— Я никогда не слышал ни о какой Гильдии Музыкантов, — пожал плечами Дион.

— Она находится на аллее Латунных Крышек, — подсказал Шнобби. — Хочешь стать музыкантом, вступай в Гильдию.

Дион привык следовать правилам. Лламедийцы — очень законопослушные граждане.

— Я немедленно отправлюсь туда, — заверил он.

Стражники проводили его взглядами.

— А чего он в ночной рубашке-то бродит? — удивился капрал Шноббс.

— Это — настоящее одеяние барда, Шнобби, — возразил сержант Колон. — В Лламедосе почти все — барды.

— Сколько, по-твоему, он протянет, сержант?

Колон неопределенно взмахнул рукой, как будто тщательно взвешивал все факторы.

— Два-три дня, — наконец рискнул он высказать догадку.

Они свернули за угол Незримого Университета и зашагали по Задворкам — узкой пыльной улочке, по которой почти никто не ходил, на которой почти никто не торговал и которая поэтому очень нравилась стражникам, любившим засесть в каком-нибудь укромном местечке, чтобы перекурить и в очередной раз обсудить сложное устройство окружающего мира.

— Ты знаешь, что такое лосось, сержант? — спросил Шнобби.

— Допустим, я слышал о такой рыбе.

— Так вот, ломтики этого самого лосося продают в банках…

— Допустим, это мне понятно.

— Это и мне понятно, но почему все банки одинакового размера? Лосось, он ведь везде разный — к хвосту сужается и становится тоньше, а у башки — наоборот.