Терри Пратчетт - Монахи истории. Маленькие боги (Мелкие боги) Страница 4

— Тебя устроит превратиться в самую отвратительную гадость в самой дальней дыре хаоса? спросила черепаха. Вороны, перелетевшие на внешнюю стену святилища снова поднялись в воздух при исполнении “Путь неверных идет сквозь тернии"

Брута открыл глаза и вынул пальцы из ушей. — Я все еще здесь, — сказала черепаха. Брута колебался. Его начало понемногу осенять, что демоны и суккубы не появляются в образе маленьких старых черепах. Это ничего не дает. Даже Брат Намрод был бы вынужден согласиться, что когда дело доходит до безудержного эротицизма, вы можете куда больше, чем одноглазая черепашка. — Я не думал, что черепахи могут говорить. — сказал он. — Они не могут. — сказала черепаха. — Почитай по моим губам. Брута пригляделся. — У тебя нет губ. — сказал он. — Да, как и достаточных голосовых связок. — подтвердила черепаха. Я делаю это прямо у тебя в голове, понимаешь?

— Гошш… — Понял, да?

— Нет. Черепаха закатила глаз. — Я должен был предвидеть. Ладно, все равно. Я не обязан тратить время на садовников. Пойди и приведи ко мне главного, сейчас же. — Главного сказал Брута. Он приложил руку ко рту. — Ты не имеешь ввиду… Брата Намрода?

— Кто это? сказала черепаха. — Наставник послушников!

— О, Я ! сказала черепаха. — Нет. продолжала она в монотонном подражании голосу Бруты. — Я не имею ввиду наставника послушников. Я имею ввиду Первосвященника, или как там он себя величает. Я надеюсь, здесь есть такой?

Брута подавленно кивнул. — Первосвященник, ясно? Первый Священник. Первосвященник. Брута снова кивнул. Он знал, что здесь есть Первосвященник. Хотя он уже почти мог объять умом иерархическую структуру, связывающую его с Братом Намродом, он был просто не в состоянии воспринимать всерьез узы, существующие между ним, послушником Брутой, и Ценобриархом. Теоретически, он подозревал, что нечто такое есть, и этим нечто является могучая инфраструктура Церкви с Первосвященником наверху и им, Брутой, прочно внизу. Однако, он представлял себе это как, возможно, амеба представляет себе цепь эволюции от себя вплоть до, к примеру, главбуха. В течение всего пути наверх происходит потеря связей. — Я не могу пойти позвать…-Брута заколебался. Сама мысль о разговоре с Ценобриархом пугала его до онемения. — Я не могу попросить кого-нибудь попросить Первосвященника придти и проговорить с черепахой. — Стань болотной пиявкой и сгинь в огне воздаяния! — воскликнула черепаха. — Не надо проклятий. — сказал Брута. Черепаха в гневе подскочила. — Это не проклятие! Это приказ! Я — Великий Бог Ом!

Брута сморгнул. Потом он произнес: “Нет. Я видел Великого Бога Ома”, он взмахнул рукой, добросовестно сотворяя знамение святых рогов, — “он не черепахообразный. Он появляется как орел, или лев, или могучий бык. В главном святилище есть статуя. Она семи локтей в вышину. На ней бронза и все такое прочее. Она топчет неверных. Невозможно топтать неверных будучи черепахой. Я имею ввиду, все, что ты можешь сделать это многозначительно на них посмотреть. У него рога из настоящего золота. Там, где я жил, в соседней деревне была статуя в локоть высотой, и это тоже был бык. Потому я знаю, что ты — не Великий Бог”, святые рога, — “Ом”. Черепаха осела. — Ну и сколько же говорящих черепах ты встречал? — саркастически спросила она. — Не знаю. — сказал Брута. — Что значит — не знаю?

— Ну, они все могли разговаривать. — искренне ответил Брута, демонстрируя глубоко специфический тип логики, приобретенный им на Дополнительных Дынях. — Они просто могли ничего не говорить, когда рядом был я. — Я — Великий Бог Ом. — произнесла черепаха угрожающим и неотвратимым низким голосом. — И скоро ты станешь очень несчастным священником. Пойди и найди его. — Послушником. — сказал Брута. — Что?

— Послушником, а не священником. Они не позволят мне… — Найди его!

— Но я не думаю, что Ценобриарх вообще приходит в наш огород. — произнес Брута. — Я не уверен, что он вообще знает, что такое дыня. — Меня это не волнует. Приведи его немедленно, — сказала черепаха, — или здесь будет землетрясение, луна станет, как кровь, лихорадка и фурункулы снизойдут на человечество и произойдут всевозможные другие болезни. Я серьезно. — добавила она. — Я посмотрю, что смогу сделать сказал Брута пятясь. — Я еще очень мягок, для подобных обстоятельств! — прокричала черепаха ему вслед. — Имей ввиду, ты не так уж плохо поешь! — добавила она, словно что-то вспомнив. — Я слышал хуже! — в тот момент, когда грязная ряса Бруты исчезала за воротами. — Напоминает мне времена чумного поветрия в Псевдополисе, — произнесла она тихо, когда затихли шаги. — Ах, какие там были стоны и скрежет зубовный… — она вздохнула. — Золотые деньки, золотые деньки!

* * *

Многие чувствуют в себе призвание быть священниками, но в действительности, они всего лишь слышат внутренний голос, говорящий им: “Это непыльная работа, без таскания тяжестей. Или ты собираешься быть пахарем, как твой отец?” Но Брута не просто верил. Он действительно Верил. Это тяжкое происшествие для любой богобоязненной семьи, но у Бруты всего-то и было, что его бабушка, и она тоже Верила. Ее вера была подобна вере железа в металл. Она была одной из тех женщин, которые приводят в ужас священников и знают все псалмы и проповеди наизусть. Женщин в Омнианской Церкви только терпели. Они должны были хранить абсолютное молчание и быть хорошо скрыты в отдельной секции, ибо вид этой половины рода человеческого заставляет мужскую его половину слышать голоса сродни тем, что мучили Брата Намрода каждое мгновение сна и бодрствования. Проблема состояла в том, что бабушка Бруты была личностью, способной пробиться и сквозь свинцовое покрытие, и сквозь жесткую набожность. Случись ей родиться мужчиной, восьмой пророк омнианства объявился бы куда раньше ожидаемого. Теперь же она с устрашающей эффективностью организовывала бригады по очистке святилищ, полировке статуй и забрасыванию камнями подозреваемых девиц. А потому Брута рос с твердым и четким знанием о Великом Боге Оме. Брута рос, зная, что глаза Ома неотрывно следят за ним, особенно в местах уединения типа туалетов, что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях, когда не использовалась, удерживают их на расстоянии. Он мог прочитать наизусть любую строку из любой из семи Книг Пророков, и каждую Заповедь. Он знал все Законы и все Песни. Особенно Законы. Омнианцы были очень богобоязненным народом. У них были веские причины для страха.

* * *

Комната Ворбиса находилась в верхней Цитадели, что не было типично для дьяконов. Он не просил об этом. Ему редко приходилось о чем-то просить. У Судьбы есть способы отмечать своих избранников. Кроме того, его посещали наиболее влиятельные люди церковной иерархии. Конечно, не шесть Архисвященников, или лично Ценобриарх. Они не столь важны. Они просто находятся наверху. Те, кто действительно занимается делами, обычно стоят на несколько ступенек ниже, там, где еще можно заставить что-то делаться. Люди предпочитали числиться друзьями Ворбиса, главным образом из-за вышеупомянутого ментального поля, которое самым тактичным образом намекало, что они не хотят стать его врагами. Двое из них сейчас сидели вместе с ним. Это были Генерал Ясмь Фрайят, который, что бы не говорили официальные отчеты, возглавлял Божественный Легион, и Епископ Драна, Секретарь Конгресса Ясмей. Люди могут думать, что эта должность не дает особого влияния, но в таком случае они никогда не будут секретарями, составляющими отчеты собраний глуховатых пожилых людей. Ни один из них в действительности здесь не был. Они не разговаривали с Ворбисом. Это была одна из таких встреч. Множество людей не разговаривало с Ворбисом и предпочитало сойти со своей дороги, лишь бы с ним не встречаться. Так, некоторые настоятели отдаленных монастырей, недавно вызванные в Цитадель, тайком по неделе пробирались через весьма странные земли только потому, что так они определенно не попадали в число тенеподобных фигур, навещающих комнату Ворбиса. В течение нескольких последних месяцев у Ворбиса было примерно столько же посетителей, сколько у Человека в Железной Маске. И ни один не разговаривал. Но если бы они здесь были, и если бы у них состоялся разговор, все бы происходило так:

— А сейчас, произнес Ворбис, о делах в Эфебе. Епископ Драна пожал плечами ( или пожал бы, если бы был здесь. Но его не было. Потому он не мог. ). — Доносят, что никаких последствий. Никакой угрозы. Оба посмотрели на Ворбиса, человека, никогда не повышающего голоса. Было очень тяжело понять, что же Ворбис думал, часто даже после того, как он вам об этом сообщал. — Действительно? Вот к чему мы пришли? Никакой угрозы? После того, что они сделали с бедным Братом Мардуком? После нападок на Ома? Это не должно сойти им с рук. Что же следует предпринять?