Борис Лапин - Ничьи дети (сборник) Страница 4

— Мы предпочитаем называть это не полигоном, а Городком, — улыбнулся Климмер своей мягкой улыбкой.

— Пожалуй, вы правы, хотя суть дела от этого не меняется. Пусть будет Городок. Для меня же все равно ваш Городок — полигон из полигонов. Для меня все, во что вкладывает средства министерство, является полигоном. Такова логика военных, дорогой доктор. И мы вправе рассчитывать на дивиденды…

— Смею вам напомнить, господин Тхор, Городок существует не только на ваши средства. Часть вкладов принадлежит различным обществам и частным лицам.

— Знаю, знаю! — Еще бы он не знал, чьи денежки под видом «научной помощи» текут в кошелек папаши Климмера. — И тем не менее. Ну что вам стоит, я прошу так немного: всего-то пять сотен ваших парней. Поверьте, доктор, без крайней надобности…

— Вы разрушаете научный эксперимент, — вежливо прервал его Климмер. — Пока это невозможно. Мои ребята еще не готовы для практической деятельности.

— Ого-го! — расхохотался Тхор. — Будто я не видел, как они распотрошили у меня на глазах откормленных цепных овчарок! Неужели вы думаете, что с повстанцами, засевшими в болотах… Бросьте, доктор Климмер! К тому же, когда министерство убедится в незаменимости ваших «стриженых», вас же буквально золотом засыплют. Вас и ваш полигон. То есть, я хочу сказать, Городок.

Услышав «полигон», Климмер поморщился, точно на лицо его села муха; но вот муха улетела, и он снова стал тем же, чем был в начале разговора, — благообразным старичком, седеньким, чистеньким, пухленьким, с румяными щечками и кротким взглядом. Если бы Тхор не знал, что Климмер действительно большой ученый, он принял бы его за этакого семейного патриарха, счастливого отца нескольких дебелых дочек и восторженного дедушку, единственное хобби которого — сажать на горшок любимых внучат.

— Не надо форсировать события, господин Тхор. Все мои ребята предназначены для вас, только для вас. Но тем не менее это наука, и пока рано. Их воспитание еще не завершено. Они лишены страха и чувства самосохранения, но в них еще не полностью подавлены эмоции. Представьте себе, что может произойти, когда, эти чистые души столкнутся с миром страстей…

— Чепуха! — Тхор даже кулаком пристукнул.

Климмер внутренне издевался над этим тупым солдафоном в облике кинозвезды, но улыбка его оставалась отменно вежливой, отменно мягкой. Что ж, все шло как по маслу. Тхор и рассчитывал на проницательность старикашки, а потому подготовил для него под маской джентльмена образ недалекого служаки-генерала; было бы хуже, если бы Климмер обнаружил под маской генерала личину дипломата, разведчика, дельца; во всяком случае, Тхор играл сегодня «подтекст» солдафона и, кажется, успешно.

— Конечно, я и мысли не допускаю о неповиновении, но они не готовы, господин Тхор, просто не готовы. Им еще предстоит генеральная проверка здесь, в Городке.

— Это и будет проверкой, доктор Климмер. Проверкой в боевых условиях. Хорошо, пусть не пятьсот, пусть двести. Но мне нужно поднять с помощью ваших парней дух армии. Дух нашей славной армии, застрявшей в болотах. Они покажут себя — и сразу же ассигнования вам увеличатся втрое, впятеро. И всего двести парней.

Доктор Климмер задумался, вернее, сделал вид, что задумался.

— Предположим, я соглашусь. А вдруг дело дойдет до газетчиков? Они и без того что-то пронюхали, день и ночь рыщут вокруг. Какая-нибудь комиссия, расследование, грандиозный международный скандал — и полетело к чертовой бабушке дело всей жизни. Да и не только моей.

— Это я беру на себя, доктор. Не так уж сложно заткнуть глотку десятку жалких писак…

— Не очень-то убедительная гарантия, особенно если вспомнить прошлогоднюю историю. — Старикашка явно намекал на отставку предшественника Тхора, вызванную газетными разоблачениями. — Нет, не могу. Через год — пожалуйста, но не раньше.

— Значит, нет?

— Нет.

— И вас не трогает, что проклятые повстанцы захватывают одну провинцию Лорингании за другой, что наше правительство теряет не только дивизии, но и престиж?

— Это ваша забота, господин Тхор. Дело военных — война, дело ученых — наука. У каждого свое ремесло.

Переговоры зашли в тупик. Заместитель министра начал терять самообладание. Это явно не понравилось Климмеру: ссориться с военными, разумеется, вовсе не входило в его планы.

— Нет, я вижу, вы не верите мне, господин Тхор. — Климмер особенно обаятельно улыбнулся. — Я хотел бы, чтобы вы сами убедились, что это не упрямство, не стариковский каприз, а необходимость. Так сказать, научная необходимость. Вы человек образованный… — Тхор гордо выпятил грудь, — и без труда разберетесь во всем. Прошу вас, пройдемте со мной по Городку.

Тхор встал — и сразу испарился джентльмен, небрежно-величественный представитель богемы; перед Климмером стоял ограниченный, исполнительный, самодовольный вояка. Да, маска инспектирующего генерала оказалась самой подходящей, чтобы проникнуть в эту дьявольскую кухню, старина Климмер безоговорочно поверил в его тупость; что ж, первый раунд можно считать выигранным по очкам.

— С удовольствием, дорогой доктор! Откровенно говоря, я и сам хотел попроситься взглянуть на ваше хозяйство. Чертовски любопытно, как вы из ничего делаете солдатиков!

Глухие бетонные заборы, бетонные улицы, бетонные тротуары; серые, без окон, коробки казарм; ни деревца, ни травинки; порядок образцовый. В каждой казарме десять отсеков, в каждом отсеке десять стриженых парией; возле казармы дворик с полосой препятствий. Сколько же здесь казарм? Тхор попытался прикинуть примерную мощь этой армии — куда там, со счету сбился. На каждые десять казарм одна женская, такая же серая, но без полосы препятствий, зато с дверями-автоматами. Проще, конечно, считать женские корпуса. Тхор вполуха слушал болтовню Климмера, а сам потихоньку загибал пальцы, но вскоре опять спутался. В общем, решил он, потенциальная военная мощь этого «научного центра» настолько велика, что было бы оплошностью не держать его под особым контролем… Контролем министерства, закончил он мысль, имея в виду, однако, совсем другой контроль. О котором он не только говорить — думать лишний раз остерегался.

— В остальном это мало чем отличается от дрессировки, — говорил между тем Климмер. — Правда, зверя в случае неудачи наказывают, у нас же никаких наказаний, только поощрения, мы гуманны — все-таки у нас человеческий материал. За всю историю Городка ни один из моих парней не получил ни одного удара…

— Оно и понятно, — насмешливо перебил Тхор, — ведь они не чувствуют боли, не знают чувства самосохранения.

— Разумеется, разумеется, и поэтому тоже, но главное — гуманность. Уверяю вас, господин Тхор, им совсем неплохо живется, а главное, беззаботно. Вот бы нам с вами, — и он захихикал.

Они уже прошли изрядное расстояние, а все тянулись одинаковые серые казармы, серые заборы, серые улицы. Изредка попадалась идущая навстречу десятка «стриженых» во главе с капралом — круглые, бездумные, стертые лица.

— А капралы, доктор Климмер? Они что, оттуда? — Он кивнул за стену Городка.

— Нет, и капралы свои, так сказать, местного производства. Это моя первая партия, первенцы, — не без гордости объявил Климмер. — Но капрал в десятки раз дороже «стриженого», его нужно учить, воспитывать. Кстати, когда мы говорим о ценности человеческой жизни там, — он махнул рукой в сторону Стены, — мы имеем в виду главным образом обучение, воспитание; вырастить же человека, просто вырастить — это лишь немногим дороже, чем откормить свинью.

Тхора покоробило; его вообще коробили простодушные переходы этого ученого от гуманистических сентенций к «человеческому материалу»; почему-то вспомнились дети — два сына, студент и школьник; во сколько же обошлось их воспитание? Впрочем, сам он их воспитанием никогда не занимался, это делали другие, он лишь платил. «Здесь в обнаженном виде повторяется весь скрытый цинизм нашей жизни», — подумалось Тхору.

— Слушайте, доктор, какого черта вы меня водите по полигону? Слава богу, казармы для меня не новость. Где же ваш научный центр, лаборатории, опытные установки? Где все это?

— А вот мы и пришли как раз, — сказал коротышка Климмер, и Тхор впервые уловил в его голосе акцент, кажется, немецкий. Сколько же ему, этому «ученому»? Уж никак не меньше семидесяти, а держится молодцом. Неужели за столько лет не мог избавиться от акцента?

Это было круглое приземистое здание, как и все здесь, без окон. В бронированной двери — прорезь автомата. Климмер сунул Тхору фигурный жетон.

— Автомат-часовой. Педант, знаете ли. Хоть лопни, на один жетон двоих не пропустит. Прошу вас, господин Тхор.

Большой зал был ярко освещен и совершенно пуст, если не считать круглой площадочки с перильцами и крохотным пультом. Они встали на эту площадку, и Климмер набрал на клавиатуре пульта какой-то сложный шифр; пол ушел из-под ног, они поплыли вниз, окруженные темнотой. Едва площадка остановилась, вспыхнул мертвенный фиолетовый свет; Тхору почудился отдаленный детский плач.