Михаил Бабкин - Пивотерапия Страница 4

– Ерунда! – Федор Алексеевич попытался встать, но ни ноги, ни руки у него сейчас не работали. – Бред какой-то. Я не знаю, кто вы такая, но попрошу оставить помещение. Не то я…

– Что – я? – с интересом подалась вперед патлатая гостья. – Что?

– Милицию вызову, – прохрипел Михин; руки наконец словно отморозились и Федор Алексеевич рывком содрал с себя галстук. Стало легче дышать.

– Ну-у, – разочарованно протянула тетка, откидываясь на спинку стула – Совсем не интересно. Пошло.

Михин схватил со стола мраморное пресс-папье и с силой швырнул его в посетительницу. Едва пресс-папье выскользнуло из его пальцев, как тут же беззвучно упало обратно на стол. Ровно так упало, словно по отвесу.

– Е…..! – минуты полторы Федор Алексеевич сидел и выражался. Хорошо выражался, страстно. Можно сказать, талантливо. Тетка, мечтательно прикрыв глаза, внимательно его слушала, изредка стряхивая пепел себе на колени. Иногда, в особо удачных местах, даже слегка аплодировала. Чувствовалось, что толк в ненормативной лексике она имеет и ценит мат как официально не любимую, но такую важную часть великого русского языка.

Когда Михин устал и начал заговариваться, бестолково повторяя прежде сказанное, гостья явно заскучала. Приподняв задницу со стула, она перегнулась через стол и наотмашь съездила Федору Алексеевичу по зубам. Михин всхлипнул и замолчал, изредка взмыкивая сквозь распухшие губы – говорить он не мог, словно в рот ему воткнули кусок колбасы. По самые гланды.

– Значит, так, – лениво потягиваясь и передергивая плечами, сказала гостья. – Хватит пургу нести. Пора и к делу приступать. Для начала коротко о себе, если ты еще не догадался. Я – Смерть. Точнее, Смерть на ставке. В миру меня зовут Вера Семеновна, я – бытовая пьяница и шлюха. Так сказать, антисоциальный элемент. Сеятельница порока и болезней. Но это, сам понимаешь, всего лишь легенда для вас, короткоживущих… Вообще-то нас много, на ставке-то! Лично я, например, работаю по российскому региону, – Вера Семеновна широко зевнула, костяно лязгнув зубами. Видно, ей до отвращения надоела обязательная вступительная часть речи.

– В общем, так, голубок. Должен был ты сейчас отдать концы от банального обширного инфаркта. Срок твой настал, стало быть. И сделала бы я свою работу тихо, мирно, без огласки, ты бы и не заметил. Но! – Смерть подняла глаза к потолку. – Мне оттуда дали указание. Так и так, мол, Вера Семеновна, ввиду особых заслуг предоставить рабу божьему такому-то выбрать конец земной жизни по собственному усмотрению. То есть как хочешь, так и помирай.

Смерть закончила монолог и закурила новую сигарету.

– Чего молчишь? – выкурив полсигареты, вкрадчиво спросила она Федора Алексеевича. – От счастья обалдел? Ах да! – Вера Семеновна спохватилась и крутанула согнутым пальцем у носа Михина.

Генеральный вновь обрел дар речи.

– Это… как это… – залепетал он, очумело глядя на гостью, – не хочу я помирать… я вообще себя сейчас отлично чувствую… я хоть пять километров могу пробежать, что за вздор!

– Вздор? – брови Веры Семеновны полезли вверх. – Ты что, козел, не въехал еще? Так я помогу, – Смерть прищурила один глаз и прежняя жгучая загрудинная боль скрутила Федора Алексеевича.

– Я въе… въеха-ал, – простонал Михин, стуча кулаками по столу, – выкинь из меня… боль, выкинь, – Федор Алексеевич перевел дух, потер грудь. Тетка на ставке задумчиво разглядывала кончики своих ободранных ногтей.

– Ну? – коротко спросила она.

– Что – ну? – переспросил ее Федор Алексеевич, вытирая ледяной пот с лица.

– Помирать как будешь, придурок! – рявкнула Смерть. – Некогда мне тары-бары разводить. Хоть время я и остановила, но нельзя же тянуть его до бесконечности. У меня и своих дел полно! Да и водки выпить надо, – Вера Семеновна облизнула губы острым языком. – Была я вчера на одной хате, мы там такое… – она осеклась, сердито посмотрела на Михина.

– Подождешь, – вдруг обнаглев, отрезал Федор Алексеевич. – Подумать надо. Не иномарку ведь покупаю! Тэ-эк… Значит, любую сме… любой конец жизни, говоришь? А за что мне такая честь?

– Почем я знаю, – окрысилась Вера Семеновна, – им там видней. Может, ты свое предназначение полностью выполнил. Это, милочек, не каждый умеет! А может, ты в святые угодил, не в крупные, но тоже почетно. А может… Да ну тебя! Гадалка я, что ли? Слушай, – голос у Смерти потеплел, – а чего там чикаться! Помирай себе обычным путем, от инфаркта. И тебе голову ломать не надо, и мне хлопот меньше. Давай, а?

– Ты это прекрати, – казенным голосом отрезал Михин, – раз положены мне льготы – значит буду их использовать на всю катушку. Я свои права знаю!

– Как хочешь, – кисло пробормотала Вера Семеновна, – мне по барабану.

В комнате повисло тягостное молчание. Федор Алексеевич глубоко задумался, положив руки на стол и упершись в них подбородком. Вообще-то Михин был умным человеком, иначе он никогда бы не поднялся от должности лаборанта в мединституте до вершин коммерции. Федор Алексеевич был абсолютно уверен, что из любой безвыходной ситуации всегда найдется выход. Пусть не выход, а щелочка. Игольное ушко. Но – найдется. Надо только хорошо подумать, очень хорошо.

Михин покосился на Смерть – та безучастно смотрела мимо него, чинно сложив руки на коленях. Ждала.

– Слушай, подруга, – Федор Алексеевич подмигнул скучающей бытовой пьянице, – может, расскажешь, как другие льготники-то… Небось, я не первый?

– А как же! – оживилась Смерть. В ее голосе прорезались живые, чувственные нотки. Что-что, а свою работу, похоже, она любила.

– Момент, – Вера Семеновна запустила руку в декольте помойного платья, пошарила там и вытащила засаленный пухлый блокнот; одна грудь заметно обвисла.

– Пожалуйста, – Смерть раскрыла блокнот на коленях, трепетно разгладила странички, – тебе все подряд или самое интересное?

– Все подряд, – приказал Михин.

– Можно, – легкомысленно согласилась Вера Семеновна, – очень поучительные истории. Весьма правдивые. Стоп! – тетка стукнула себя по лбу ладонью. – Отбой. Не пойдет.

– Это почему же? – возмутился Федор Алексеевич. – Желаю. Все подряд желаю. Имею право!

– Фиг ты имеешь, а не право, – Смерть показала ему кукиш. – Вот тут, медовый ты мой, твои права как раз и не действуют. Практические советы клиенту я могу давать по собственному усмотрению. Здесь, понимаешь, мною пятьдесят семь тысяч девятьсот два случая описаны! Мелким почерком. Да я усохну просто все зачитывать. Э-э, – она покачала головой, – да ты хитрец. Небось, решил отсрочку себе устроить? Не пойдет! Меня, лапушка, на поганой козе не объедешь!

– Ладно, – нехотя согласился Михин, – давай экзотику. Что-нибудь эдакое, нестандартное. Чтобы – ух!

– Ага, – Вера Семеновна быстро зашелестела листиками, – так… Вот! Как сейчас помню – от белой горячки один мужик помереть должен был. Бывший дегустатор вин. Соответственно льготной заявке пожелал он утонуть в вине, да не просто в вине, а в испанской мадере урожая 1734 года, обязательно налитой именно в гайдельбергскую бочку работы Михтеля Варнера из Ландау. Эстет, блин! Пришлось попыхтеть, но все организовала чин-чинарем. Так… так… Вот еще забавный случай, лет десять назад произошел: очередной клиент мужского пола захотел умереть от родов. То есть в процессе рождения выношенного им ребенка. Думал меня объегорить! Устроила, куда он делся… Кстати, широкую огласку случай получил. По нему еще киношку сняли. Видел?

Федор Алексеевич промычал неопределенное, вяло махнул рукой:

– Дальше.

Вера Семеновна угукнула.

– Вот славный курьезик: попалась мне одна верующая, в доску богомольная. Так она, когда меня увидела, даже целоваться полезла. Всю жизнь, говорит, ждала! Хочу, мол, помереть, но только после того, как живьем на небо попаду. Мне-то что, на небо, так на небо. Бац-бац, и оказалась фанатюшечка моя в открытом космосе на геостационарной орбите. Без скафандра, разумеется. Зачем он ей?

Михин слушал вполуха. Какая-то еще неоформившаяся мысль упорно пыталась пробиться к нему из глубины сознания. Что-то из давно забытого, из тех времен, когда был Федор Алексеевич обычным лаборантом медицинского института. Тем временем Смерть заливалась соловьем:

– …и пожелал стать Гордиевым узлом. Чтобы, значит, Александр Великий его мечом, собственноручно! Ладно. Мое мнение такое – раз просит человек, значит, так и будет. Клиент – он всегда прав. Слышал бы ты, как он орал, когда я из него веревку для узла вила! Очень, очень болезненная процедура оказалась. Так сам ведь попросил!

А один чувачок возжелал быть заживо съеденным мифическим чудовищем циклопом. Что же, кому мифическое, а кому нет: пристроила я его к Одиссею в отряд, аккурат в пещере Полифема. Когда циклоп кушать собрался, – тут Вера Семеновна как-то странно хихикнула. – Во, самый писк! Одна дамочка решила помереть от непрерывной серии усиленных оргазмов… – Смерть нервно потерла руки, плотоядно оскалилась. – Хор-роший способ! Класс. А вот…