Лякмунт - Основание Страница 40

От завтрака Ирина отказалась. Что до меня, то я люблю с утра плотно поесть, но из солидарности тоже ограничился чашкой кофе. Ира предложила пойти прогуляться, и я с энтузиазмом поддержал эту идею. На улице по утреннему времени было еще свежо, но чувствовалось, что день будет очень жарким. Мы шли рядом, и Ирина время от времени смотрела на меня и улыбалась. Потом о чем-то вспомнила, лицо ее посерьезнело, и она спросила меня про Учителя Зеленой горы, почему я поехал именно к нему. Я честно признался, что и сам не очень понимаю, почему. А потом воодушевленно сказал, что ведь это здорово, что я с ним познакомился. Если бы не это, мы бы никогда не узнали правды о монадах. Девушка с готовностью со мной согласилась. А потом, вдруг сменив тему, начала рассказывать про одного тибетского ламу, который когда-то с помощью медитации получил знание о страшной и разрушительной секвенции. Случилось это так. В те годы в Китае происходили гонения на буддистов. Монахов не только перевоспитывали путем принуждения к общественно полезному труду, но и просто уничтожали физически. Этот лама долго молился, пытаясь найти путь к прекращению страшного террора, и, в конце концов, ему открылась секвенция, которая могла положить конец этому ужасу. Секвенция относилась к разряду так называемых смарт-секвенций.

— Понимаешь, что это такое? — поинтересовалась Ира.

Я признался, что не особенно, и девушка объяснила, что существует категория секвенций, последствия которых предсказать практически невозможно. В ходе выполнения элементов таких секвенций существует довольно широкая возможность выбора, и принять правильное решение бывает очень сложно. Я признался, что не совсем понимаю, о чем может идти речь, и Ира привела такой пример:

— Представь, что ты играешь на компьютере в такую игру. Перед тобой шахматная доска. На каждой клетке стоит фигура. Фигуры обычные шахматные — пешки, ладьи, ферзи, но окрашены в десять разных цветов, не только в черный и белый. Все фигуры больше или меньше похожи друг на друга. Например, у зеленых коня и короля одинаковый цвет, а у красной и белой пешек — равный номинал. Твой ход заключается в следующем: ты указываешь на любую фигуру и командуешь убрать ее с доски вместе с двумя наиболее похожими фигурами.

— Именно с двумя? — уточнил я.

— Нет. Это количество ты выбираешь сам, скажем, в диапазоне от нуля до девяти.

— А в чем игра заключается?

— Игра заключается в следующем. Ты получаешь задание убрать с доски пять определенных фигур за три хода. Но сложность состоит в том, что ты не знаешь, у кого родственные связи ближе — у двух разноцветных пешек, или у слона с конем одного цвета. Эти правила устанавливает компьютер, и они действуют только для этой конкретной игры. Ты делаешь первый ход и по его результатам стараешься догадаться о том, какие именно правила сейчас в ходу. Затем на основе своих предположений, принимаешь решение о следующем ходе.

— Что значит на основе предположений? Я убираю белую пешку и одного ее ближайшего родственника и смотрю, кто именно оказался второй жертвой. Если белый слон, значит, сейчас главное — цвет. Если черная пешка, значит, главное — номинал.

— Всё не так просто. На степень похожести фигур влияют не только цвет и номинал. Например, может учитываться расположение фигур на доске — фигуры, стоящие на соседних клетках, вдруг оказываются самыми, как ты выразился, близкими родственниками.

— А что еще может влиять?

— Да что угодно! Например, правила, по которым фигуры перемещаются по доске. В этом случае близкими родственниками слона будут ферзь, король и, возможно пешка, независимо от их окраски и расположения на доске.

— И почему же так может случиться?

— Потому что они все могут двигаться по диагонали. Ты в шахматы играть умеешь?

— Более-менее. Но я не понял, при чём тут смарт-секвенции?

— Представь, Андрей, что пешки — это люди.

— Мне не слишком нравиться, когда людей сравнивают с пешками, — автоматически произнес я, потом вдруг представил и ужаснулся.

— А что такое тогда убрать фигуру с доски? Это значит убить, уничтожить человека?

— Может статься и так, — подтвердила Ирина, — убить или причинить другой вред.

— Хорошенькое дело, — возмутился я. — Мало того, что кто-то способен убирать людей, словно пешки, так он еще толком не знает, кто именно попадет под раздачу.

В этот момент мой веселый нрав решил войти во временный союз с порочной фантазией. Я хихикнул и сказал:

— Представляешь, футболист промахивается с трех метров по воротам, кто-то сгоряча убирает с доски его и еще десяток таких же, а в результате мы теряем большую часть мужского состава балетной труппы Большого театра!

— При чём здесь Большой театр? — не поняла Ира.

— Ни при чём, — тут же согласился я.

— Тогда слушай дальше. Этот тибетский лама обладал рецептом секвенции, которая могла бы остановить террор, но не знал, к кому именно ее применять, чтобы получить нужный результат.

— Как-то не характерно для буддийского монаха, — заметил я. — Куда ни шло навредить злым гонителям веры, но пока он будет изучать правила игры, пострадают и совсем невинные люди.

— Именно так, — строго сказала Ирина. — Причем, имей в виду, что это не компьютерная игра, и понять, почему с доски удалились те или иные фигуры, не всегда просто. Люди, видишь ли, не всегда покрашены в какой-то цвет, и таблички с номиналом на них, как правило, нет.

— А что дальше было?

— Лама понял, что не в силах сам выполнить секвенцию и начал искать того, кто это мог бы сделать. Я не представляю, какие у ламы были возможности для поисков и критерии отбора, но свой выбор он остановил на одном человеке, нашем соотечественнике, который тогда проживал в Китае, и совершенно не афишировал свой основной род деятельности.

— А что это была за деятельность?

— Разведывательная, скажем так.

— И чем всё закончилось?

— Лама ввел этого человека в курс существования секвенций, передал ему свой рецепт смарт-секвенции и, вместе с ней, малый джентльменский набор булла — секвенцию нерушимого обещания и еще кое-что по мелочи. Наш Джеймс Бонд выполнил смарт-секвенцию, но слегка ошибся — с доски ушло очень много посторонних фигур, а основная задача так и осталась не выполненной. Лама, как ты догадываешься, очень сильно расстроился, и последующие десятилетия своей жизни посвятил поиску пути исправления своего страшного поступка. Его старания увенчались успехом, и он принес в мир секвенцию трехсотлетнего периода безразличия.

— Вот это да! — воскликнул я, — а ты думаешь, что всё это — правда?

— Я не думаю, а определенно знаю, — уверенно сказала Ирина. — А еще я бы хотела сказать тебе две вещи. Лама сегодня носит имя Учитель Зеленой горы. А у нашего Джеймса Бонда в те времена была кличка Лайонхарт, не приходилось слышать?

— Лайонхарт? — обрадовался я, — это по-английски львиное сердце. Был когда-то такой король в Англии, Ричард Львиное Сердце. Участвовал в крестовом походе вместе с Робин Гудом, которого Шон Коннери играл.

Я бросил взгляд на недовольное Ирино лицо. Не похоже, чтобы моя эрудиция произвела на нее хорошее впечатление.

— А, может, это совсем другой Лайонхарт, — примирительно добавил я, — у нас этих Лайонхартов, как обезьян в Бразилии.

Наверное, из меня плохой булл. Само собой, если бы я ощущал себя, в первую очередь, одним из повелителей секвенций, я бы вцепился в Ирину, как репей в собачий хвост, и постарался бы выведать какие-то подробности этой истории, полезные для меня, Роберта Карловича, Петрова и других буллов. Но ситуация была совсем другой — я с любимой девушкой гулял по Москве, и девушка обмолвилось о чём-то таком, о чём мне, наверное, знать совсем не полагалось. Нужно быть абсолютно бесчувственным субъектом, чтобы воспользоваться слабостью своей возлюбленной. И я не воспользовался. Я поступил так, как должен был поступить — постарался резко сменить направление Ириных мыслей и саму тему разговора. Я остановился, обнял Иру, зарылся носом в ее душистые волосы, погладил по голове и прошептал ей на ухо: «Знаешь, как мне тебя не хватало?» Ответный взгляд Ирины выразил то, что нельзя сказать никакими словами. Она наверняка знала.

Тут зазвонил мой мобильный. Я бросил взгляд на экран. Естественно, Роберт Карлович, любимый наставник. Кто же еще может звонить по этому номеру? Голос Роберта Карловича показался мне немного обеспокоенным. Наставник поинтересовался всё ли у меня в порядке, и не нужна ли помощь. Я честно ответил, что очень утомился, и мне просто нужен денек, чтобы, ничего не делая, повалять дурака, и пообещал завтра выйти на работу. Кажется, Роберт Карлович не догадался, что я не один. Он пожелал мне приятного отдыха и отключился.

День пролетел незаметно. Мы ходили, взявшись за руки, ели мороженое, катались на карусели и колесе обозрения. Потом, окончательно впав в детство, пошли в зоопарк. Там, возле вольера с верблюдами, мы в первый раз за всю прогулку поцеловались. Меня умиляла Ирина стеснительность, она ни за что не хотела обниматься на людях. Когда я, будучи уже совершенно не в силах себя сдерживать, требовал, чтобы мы немедленно отправлялись домой, где за нами никто не сможет наблюдать, девушка только весело смеялась и говорила, что мне следует хорошенько нагулять аппетит.