Андрей Синицын - Поваренная книга Мардгайла Страница 40

Посмотрев на гигрометр, Переделкин, стесняясь, представил, что стрелка его уперлась в ограничитель справа и мысленно приписал: «Я двоякодышащий. А ты?»

Кивнув, он записал фразу в блокнот.

— Правильно! — Палец капитана простерся над столом в его сторону. — Ведите конспект заседания, Гений.

Вздрогнув, Переделкин торопливо перевернул страницу и преданно уставился на капитана.

— Что скажет планетология? — неохотно спросил капитан. Тон его красноречиво говорил, что от планетологии ждать хорошего не приходиться.

В возникшей тишине Эрул Сумерецкий налил себе из графина. Сидящие за столом следили за тем, как он пьет. Похоже, даже считали глотки. Планетолог пил так, что у всех пересохло в горле. Поставив стакан и отдуваясь, Сумерецкий вновь потянулся к графину. Капитан быстро убрал графин под стол — так, чего доброго, на борту и с водой плохо будет.

Сумерецкий как ни в чем не бывало начал:

— В моем лице наука не имеет ничего против возникновения небелковой жизни в вакууме. Правда, пока сама не знает почему.

Все старались угнаться за его мыслью.

— Поэтому, — Сумерецкий с удивлением обнаружил непорядок со своим ногтем на среднем пальце и достал щипчики, — возможно данная форма жизни эндемична. (Щелк!) Проблема полного отсутствия биосферы на астероиде меня не смущает. — Отведя руку, он посмотрел на ноготь издали. — Ибо что мы знаем о биосферах?

Он оглядел стол заседаний.

— М-м?

Никто не рискнул показать свои знания о биосферах.

— Можно предположить, что… (Щелк!) — Сумерецкий поиграл щипчиками, дохнул на ноготь, потер его о штанину, полюбовался. — …данный вид чрезвычайно живуч, если условия астероида его не убили.

— Короче. Что там у вас с ногтем?! — не выдержал Шкворень и нервно налил себе из графина.

Планетолог показал капитану ладонь тыльной стороной, сжал пальцы в кулак, оставив средний поднятым.

Капитан присмотрелся и кивнул. Типичная производственная травма работников ума — многочисленный краевой надкус. Судя по кромке, проблема обдумывалась давно, причем из тупика вели несколько вариантов, но все они оказались ложными. «Щипчиками здесь не обойтись, тут пилочкой надо», — сочувственно подумал Шкворень.

— Поэтому мои прогнозы самые мрачные, — сказал Сумерецкий. — Нас не должен расхолаживать вид врага — мелкий и знакомый. Возможно, это мимикрия.

Помолчали, опасливо глядя в разные стороны. Пришедшие в себя мухи активно распозались. Кое-кто попытался достать муху пяткой под столом. С дальнего конца стола доносилось сдавленное «Пшла! Пшла!»

— А где наш биолог? — спросил капитан.

— Он в лаборатории. Что-то режет под своим микроскопом и кричит, что ничего подобного никогда не видел.

Шкворень пошевелил усом:

— Немудрено, если последнее вредное насекомое уничтожено на Земле пятьдесят лет назад. Мокасин, тебе слово. Поторопись, у нас мало времени.

По рубке разнеслось первое неуверенное жужжание. Сидящие в суеверном ужасе поджимали пальцы.

Раздался страшный удар, стол подпрыгнул и жужжание смолкло. Прогрессор Мокасин Карамора, заглянув под стол, злорадно оскалился. Медленно и мощно выпрямившись над всеми, будто собранный из конструктора «супермен-трансформер», он набрал полную грудь воздуха и заговорил так, как всю жизнь дрался с отсталостью на чужих планетах — коротко, страшно и бескомпромиссно:

— А что тут говорить? Давить!

— Уже давили.

— Я образно. Стрелять! Палить! Жечь! Травить! Наполнить коридоры и каюты газом, и рвануть!

— Кого? Корабль не раздует? А нас куда?

— Можем подождать снаружи!

— А как же груз, вещи? А если мухи долетят до Земли с осколками?

— Задраить люки и взять курс на Солнце!

— 3-зачем?

— Спасем Землю-мать! Возьмем астероид на абордаж и тоже с собой утащим. Разворошим гнездо! — Он обвел безмолвный штаб горящим взглядом, прищурился и сказал тихо: — У меня много разных планов есть.

— Верю. — Шкворень хлопнул ладонями по столу. — Но нас по-прежнему ждут на Юпитере с макаронами, не забывайте. Давайте спасение Земли начнем с кормления ученых на Юпитере.

— А если макароны — засада! — страшно зашептал Мокасин. — Коварный многоходовый план! Заговор!

Капитан вздрогнул:

— То есть?

— Видите, из-за макарон мы уже готовы отказаться от радикальных мер в борьбе с крылатой нечистью!

— Э-э… — капитан поискал взглядом среди присутствующих. — Пыжас, друг мой, Мокасин разве не прошел рекондиционирование? Как-то он возбужден.

— Капитан, все в порядке, — быстро сказал Пыжас. — Это не синдром Ирискина. Вне работы Мокасин принимает бром-бергин как и любой Прогрессор. Все процедуры сделаны. У него сейчас релаксация, рекультивация и пароксизм спасителя мира. Все счастливы, спасать больше некого и поэтому тяжело. Мокасин лишь второй день в отпуске. И уже устал.

— Славно пор-работали! — Карамора энергично потер руки. — Мы эти племена развивали-развивали… — он сделал скрюченными пальцами несколько встречных завинчивающих движений.

— Кстати, что предложит медицина в борьбе с мухами? — поторопился с вопросом Шкворень.

— Намазать потолок и стены клеем. Так, кажется, делали в прошлом.

— А потом?

Пыжас задумался:

— Точных данных не сохранилось. Видимо, надо организовать вектор искусственной гравитации перпендикулярно намазанной поверхности,

— Ага… — сказал капитан. — Остроумно, черт побери. Молодцы были предки. Но где взять столько клея? — Он начал кусать ноготь.

— Мокасин, — обратился Сумерецкий, наливая себе из графина, — а зачем вы возитесь с этими отсталыми цивилизациями?

Карамора, чье почти завершенное рекондиционирование еще не улеглось, ответил невпопад и с обидой в голосе:

— А чего они!..

Из всех способов борьбы с космическими насекомыми был выбран один. И это оказалось неизбежным. Ибо коридорная облава верхом на транспортных складских киберах, с улюлюканьем и засадой, предложенная неугомонным Мокасином, была сложна как организационно, так и технически. Впрочем, не лишена известной романтики.

Было решено поднять в корабле давление, всем хорошенько пристегнуться, открыть все двери, а затем открыть главный грузовой люк, чтобы мух выдуло в космос. Заодно и от мусора можно избавиться. Этой части операции был очень рад завхоз звездолета Псой Карлович. Он радостно перемещался по кораблю, снабжал особыми алыми бирками ненужные вещи и что-то отмечал в блокноте. Сложнее было закрепить все нужные вещи, чтобы потом не собирать их по Солнечной системе. Тонкость была в том, что каютные фиксаторы были рассчитаны на стандартные предметы, полагающиеся по уставу: зубная щетка, мыльница, томик Устава. Все остальное формально являлось контрабандой. «Муромец» был грузопассажирским кораблем, но при наличии на борту капитана Никодима Шквореня дисциплина на нем была почти такая, как на крейсере «Мандраж» в период военных действий.

Особенно бережного обращения требовали сакраментальные макароны, коими были забиты ангары и хранилища.

Закрепив все, следовало отключить искусственную гравитацию, оставив ее лишь у грузового люка, куда под собственной тяжестью должны были стечься мухи. А затем — нажать на красную кнопку.

Объявление капитана по громкой связи вызвало панику у пассажиров и части экипажа, не присутствовавшего на заседании штаба. На полчаса все места, требующие постоянного присутствия человека, опустели — все бросились по каютам спасать нужные вещи, о которых Устав не упоминал.

С особо ценными экземплярами некоторые просители из пассажиров наивно явились к капитану, рассчитывая, очевидно, что Шкворень положит их в особо надежный капитанский сейф.

Шкворень с изумлением узнал, какие невероятные вещи нелегально находятся на его корабле. Раньше он мог предположить наличие мелкой контрабанды — сигарет, фляжки с коньяком, колоды карт, дартс. И особенно — еды.

Дело в том, что во избежание непредвиденных гастро-аллергических последствий во время долгого рейса, почти вся пища на корабле была пресной и чудовищно вываренной. Бортповар Федя Головоногов, балансируя на грани нарушения Устава, умудрялся баловать экипаж вкусными вещами. Борщ, конечно же, никаким борщом не был, а был похожей по вкусу питательной баландой, подаваемой на стол при темно-красном свете и на четверть включенном гипноизлучателе. Но то, что притащили капитану в каюту несколько человек, с просьбой запереть это в герметичное спецхранилище на время операции, повергло Шквореня в ступор и лишило дара речи. А люди все шли и шли. Еды несли много. Это еще можно было понять. Но как быть с материальными ценностями? Бронзовый бюст неизвестного в очках, палатка, байдарка, коллекция марок, самовар… Что с этим собирались делать на Внешних планетах?! Старинный телефон с диском и без шнура, макет египетской пирамиды, набор для гольфа… Допустим, на лыжах в принципе можно покататься по снежно-аммиачным склонам Ио, но пляжный зонт и деревянный шезлонг?! Коловорот и спиннинг?! Пружинные ботинки «кузнечик»?! Велосипед?! А двуручная пила?! Что нарушитель собирался пилить ей в космосе? И с кем?