Ю. Жукова - Замуж с осложнениями Страница 40

С чувством выполненного долга напяливаю на мужа обратно все штаны. Надеюсь, всё-таки не придётся самой его в постель за волосы тащить… Я, конечно, понимаю, что у всех свои недостатки, но это было бы уже как-то неромантично.

Убираю своё оборудование и понимаю, что мне неромантично хочется жрать. Но уж очень не хочется бросать Азамата — проснётся один, ещё обидится… По некотором раздумии решаю принести завтрак с собой.

Оказывается, я подскочила так рано, что никакого завтрака ещё и нет. Так что я спокойно варю себе кофе (он обнаруживается рядом с чаем), извлекаю последние йогурты и размачиваю некоторое количество белых шариков, оказавшихся овечьим сыром, до состояния брынзы. Сгружаю всё это плюс молоко и сахар на сервировочный столик и прикатываю в каюту. Азамат спит.

Я располагаюсь за столом, наливаю себе в пиалу кофе из красивой самогреющейся джезвы с рельефными рисунками на боках — вот лисы, мангусты, ещё какие-то явно мифические хищники. Открываю бук для информационного сопровождения и сижу, радуюсь жизни.

В буке письмо от мамы.

Он что, косоглазый, что ли? Прям китаец? Ну ты даёшь. Подумала хоть, чем ты его кормить будешь? И не промахнулась ли ты с размерами, дитя моё? У тебя получается просто йети какой-то.

Смотри там осторожнее на Гарнете, у них, говорят, атмосфера плохая из-за того, что звездолёты всё время туда-сюда шныряют. Не загорай. И не забудь про лилии.

Кто ж про них забудет… Ну вот и повод воспользоваться внешней клавиатурой. Она резиновая и печатает беззвучно, и пальцы так пружинят забавно. Отвечаю, что про лилии помню, по мерке этой уже шила, и всё правильно, он и правда такой огромный, нет, не китаец, но да, раскосый, а что это ещё за расизм такой в нашу прогрессивную эру?! И вообще, кормит нас бортовой повар.

Потом ещё просматриваю какой-то спам, письмо от Сашки про то, как мне все передают пламенные приветы, и сколько они выпили за наше с Азаматом здоровье, письмо от подруги, которая собирается тоже поработать на звездолёте и интересуется, какие там могут быть непредвиденные накладки… Любые, дорогая, вот, например, неземная любофф.

Я, наверное, хмыкаю, когда это думаю, потому что любофф просыпается и поворачивается на звук.

— Доброе утро, — говорю и наклоняюсь, чтобы его чмокнуть.

— И правда доброе, — улыбается он. — Что-то мне кажется, что уже очень поздно.

— Бук показывает восемь.

— Ох, что ж ты меня не разбудила?

— А зачем?

— Ну-у… как…

Поскольку ничего более содержательного он ответить не может, я перевожу тему.

— Кофе будешь?

— Кофе — это хорошо, — говорит он, протирая глаза. Я залпом допиваю свой и наливаю ему вторую порцию в свою освободившуюся пиалу. Джезва довольно большая, на две чашки хватает, даже если отцедить гущу.

— Сахар, молоко?

— Нет, нич… Ты что, мне кофе варила?

Вытаращился, как будто я ему этот кофе через минное поле принесла. Интересно, мы когда-нибудь вообще придём к равенству?

— А почему нет? — спрашиваю с лёгким вызовом.

— Ну… как бы… у вас так принято? — находится он.

— Не то чтобы принято, — говорю веско, ещё не хватало, чтобы он от меня каждое утро кофе в постель ждал, — но и ничего особенного в этом нет. Так, хочется иногда приятное сделать. А у вас что, не так?

— У нас замужние женщины не готовят.

Я закашливаюсь.

— А что ж они тогда делают? Не работают, не готовят…

— У всех свои развлечения, — говорит он, садясь в кровати и принимая у меня пиалу. — Есть всякие клубы, есть рукоделие. Ну ещё какое-то время на детей уходит.

— Прекрасно. А мужчины, значит, и работают, и по дому хозяйничают?

— Ну почему… — медленно говорит Азамат, потом прерывается на глоток. — повара можно нанять, а потом старшие дети подрастают… В бедных семьях, которые не могут себе этого позволить, конечно, и женщинам приходится, но большинство мужиков скорее надорвутся и сами все сделают, чем жену к плите подпустят, — смеётся.

М-да, чувство хрустальной вазы усиливается троекратно.

— Здорово, — говорю. — У нас-то вообще люди редко готовят. Покупают готовое или заказывают из ближайшей едальни. Но если кто и стоит у плиты, то скорее женщины. Так уж традиция сложилась. Так что ты не обижайся, если мне вдруг припрёт что-нибудь испечь, например.

Качает головой.

— Ну хорошо, даже интересно, что вы едите на Земле.

— Хлеб, — говорю я с тяжёлым вздохом, отщипывая ещё сыра. Хлебопечку купить, что ли… — А какие у тебя планы на сегодня?

Азамат, который уткнулся было в кофе, резко отрывается от этого занятия и как-то странно на меня смотрит. Ну что ещё не так?

— А… зачем тебе?

— Да я думала проверить твоё здоровье, а потом ещё по магазинам пройтись.

— В смысле — проверить моё здоровье? — не понимает он. Приходится долго объяснять. В итоге он соглашается на анализ крови. Конечно, кофе уже принял, но мне общий-то не нужен, только на антитела и ДНК. Так что, допив и доев, мы перекочёвываем в мою "смотровую".

Усаживаю Азамата на койку. Предложение закатать рукав вызывает у него лицевой спазм, но он всё-таки подчиняется. Руки по внутренней стороне все обожжены, я даже начинаю думать, что это следствие взрыва, а не просто ожоги. Уж очень рельефные шрамы. Ну да ничего, недаром я закупила пару тонн цикатравина. Совсем, конечно, не сведу, но хоть не так жутко будет выглядеть.

Хорошо хоть вена обнаруживается не прямо под рубцами, а то фиг бы я проковырялась. Азамат с интересом смотрит, как я из него тяну кровушку. Видимо, не больно. Закончив, для проверки щиплю его за другую руку:

— Так больно?

— Нет, — улыбается он недоумённо. Ясно, пишем, болевой порог завышенный. Кстати, теперь, когда у меня есть бук, можно вести истории болезни по-нормальному.

Кровь тут же отправляю в стильный новенький анализатор с блестящей зеркальной крышечкой. Очень меня веселит эта мода закашивать дизайн оборудования под автомобили. Ну а пока оно там крутится, возьмёмся за цикатравин.

— Вот скажи мне, — говорю Азамату, который смотрит на меня выжидательно, как примерный ученик на интересном уроке. — Ты шрамы свои чем-нибудь мажешь?

Весь энтузиазм в его взгляде сразу издыхает.

— Нет… зачем?

— Ну, видишь ли, есть средства, которые могут смягчить рубцовую ткань. Я не могу обещать, что шрамы совсем исчезнут, но по крайней мере они станут менее заметными.

— Ты… ты предлагаешь меня лечить? — недоверчиво спрашивает он, не сводя глаз с тюбика в моих руках.

— Ну да, я для того и здесь, чтобы лечить. Методик лечения шрамов вообще много, но для тебя, пожалуй, подходят две: мази и лазер.

— Какой ещё лазер?

Объясняю технологию лазерной коррекции. Он мотает головой так категорично, как будто уже пробовал и не помогло. Интересно.

— Почему нет?

— Будет только хуже. У меня есть один знакомый, у него на руке был небольшой шрам, и он пытался его на Гарнете свести в каком-то "лазерном центре". Так у него потом так чесалось это место, что он расчесал, и остался шрам втрое больше.

— Ну, у него могла быть аллергия на сопровождающие медикаменты… или это был келоидный шрам… Да и вообще, это же другой человек, а лечение всегда индивидуально.

По лицу дорогого супруга понимаю, что, может быть, смогу его убедить в своей правоте через пару лет, если он освоит хотя бы школьный курс анатомии. Чёртовы дикари.

— Ладно, — говорю. — Против крема никаких предрассудков нет?

Пожимает плечами.

— Не знаю уж, что им можно сделать, но если ты хочешь, то я попробую.

— Азамат, из нас двоих тебя больше волнует твоя внешность, — сообщаю я, выдавливая мазь на пальцы. Встаю на колени на кровати рядом с ним и принимаюсь втирать — начинаю с лица. Он отстраняется.

— Лиза, да ладно, я сам, чего ты…

— Того, что просто намазать мало, надо втирать, а я что-то не чувствую в тебе энтузиазма для этого. Потерпи уж, голову не откручу.

— Но тебе же неприятно…

— Мне что-то кажется, что тебе самому гораздо неприятнее, — хмыкаю. — А я привычная, у меня работа такая. Ладно, на вот, пока я тут занята, втирай в ладони.

Азамат смиряется и покорно позволяет мне разобраться с его физиономией и шеей, а сам тем временем честно трёт руки.

— Дай хоть посмотреть, может, там впиталось, — говорит через некоторое время.

— А ты что, не чувствуешь?

— Ты думаешь, этими шкварками что-то можно почувствовать? — кривится он. Ох ну нифига себе…

Беру одну его руку, провожу по ладони.

— Чувствуешь меня?

— Ну, если специально об этом думаю, то да.

Н-да, с их регенерацией можно считать, что этим шрамам все тридцать лет, заживает-то всё в два-три раза быстрее, уже даже болевых ощущений не осталось, как окаменели.