Руслан Белов - Сердце Дьявола Страница 45

– Ты чего? – удивился я, разрешив, наконец, улыбке согреть лицо. Как тут не улыбаться, когда Коля уже хрипит, кашляет и слезы вытирает? Борис приподнялся, тоже молодой и тоже рот до ушей и, окурок щелчком выбросив, говорит голосом, смехом подсорванным:

– Мы уже полчаса гогочем! Как вспомним Македонского, козла Борьку и Аладдина с Леграном, так и покатываемся... Прикинь, отошли от глюков, Сильвера увидели, схватили его под белы рученьки, хотели шею сломать, а он, бедняга, орет во весь голос: "Не виновата я!" Хорошо Баламут вдруг увидел, что пещеры, из которой мы наружу выбрались, нет, совсем нет, одна скала голимая. А потом до меня дошло, что и баб наших нет. Схватил тут я Сильвера за горло, где София, спрашиваю, а он хрипит: ...акая ...афия!

– Повезло ему, – продолжил Баламут, отирая слезы с глаз, – ветер тут переменился и как пловом на нас пахнет, вмиг мозги прочистило. Отпустили его, он сразу к тебе нас повел. Лежишь под скалой, как полено, хотя плов уже переваривается. Пинали-щекотали – ноль внимания...

– Ноль внимания... – повторил я. Потом осенило, задрал штанины и уставился на колени – они были без ушибов и царапин.

– А хочешь, я тебя в сознательность приведу? – участливо так спросил Бельмондо.

– Прямым в лицо, что ли?

– Ага! Знаешь, здорово помогает. Коля сразу в себя пришел. А то тоже все мычал.

– Бей... – разрешил я. И тут же упал навзничь. Соленая кровь лениво потекла в горло... Я глотал ее и, как помилованный, радовался жизни. Ольга, Ольга, киска-лапушка дома сидит, жива-целехонька, ждет-ревнует, расшалившуюся Ленку Худосоковым пугает. Полина в Болшево вместе с бабушкой видик про попугая Кешу смотрит, хотя какой видик, июль на дворе, значит, они в Севастополе. Отер кровь, пролившуюся на щеку, поднялся и сразу увидел, что и у Баламута правая скула и нос красны от прямых ударов. Рассмеялся, обнял друзей, целовал даже в щетинистые щеки. Они тоже целовались, потом положили мне руки на плечи, и повели к моей палатке.

– Поди, посмотри, что там лежит! – улыбнулся Баламут, приподняв ее полог.

Я полез и увидел, что вся ее внутренность заставлена щелистыми овощными ящиками. А сквозь щели золото блестит – кубки и тому подобные артефакты. Насмотревшись, вынырнул к солнцу и спросил, откуда все это.

– Это наш Сильверок надыбал, – ответил Бельмондо, так тепло посмотрев на Сильвера, что я позавидовал.

– Сокровища Македонского это, – улыбнулся Худосоков, черт, какой Худосоков – Сильвер. – Я вам в Москве не сказал про них, думал, не поверите...

И с хитрецой в глазах спрашивает тут же Баламута:

– А зеркало ему давали?

Баламут закивал головой, убежал в палатку и тут же вернулся с зеркалом и в руки мне его сунул. Смотрю на себя – второй курс, не больше. Молодой, гладенький, глаза незатупленные... Пацан совсем, хоть в армию бери.

– Как, теперь с Ольгой справишься? – усмехнулся Бельмондо, отняв зеркало и тепло на личность свою уставившись.

– Справлюсь как-нибудь... – ответил я не совсем уверенно. – А не справлюсь – ее досада.

И бросился на землю отжиматься – очень было интересно, отожмусь я сотню раз как на втором курсе? Отжался без труда особого, отдышался быстро и спрашиваю Баламута:

– Когда поедем?

– Да хоть завтра можно было бы, но сам понимаешь, надо подготовиться к отходу. Тормознет какой-нибудь мент кишлачный нашу машину с ящиками этими – и все, пропадем без остатка! Сильвер предлагает переплавить золото в слитки, но Бельмондо не соглашается, много потеряем, говорит... И правда, золото копейки стоит, а там шлем и котурны самого Клита Черного.

– И что вы решили?

– Завтра по утряне закопаем золото, и вдвоем с тобой в Самарканд рванем, купим там Газ-66, вахтовку, нарядимся противочумной экспедицией и вернемся за ящиками...

– Документы понадобятся...

– Сильвер говорит, что у него в Самаркандской ментуре завязки. И в санэпидстанции тоже.

– Значит, только через неделю в Москве будем... – протянул я, сердцем тоскуя по Ольге.

– А куда спешить? – обнял меня за плечи Баламут. – В спешке мы знаешь, где можем очутиться? В Зеравшанской долине сейчас почти в каждой семье автомат и нищета кругом...

– А почему тогда ящики в палатку перетащили? – спросил я. – Лежали бы себе, где лежали. Я имею в виду – до прихода машины?

– Рядом со штольней, в которой ящики были спрятаны, оползуха намечается, – ответил мне Сильвер. – Первый же дождь и хана! Копайся потом месяц с лопатой...

– Я ходил к этой штольне, – подтвердил Баламут. – Оползень, что надо, нарисовывается. Лопатой ткни – поедет.

– Слушай, орлы! – Сильвер обнял меня и Бельмондо за плечи. – А может, хватит трепаться? Давайте отдохнем! Поймите, день у меня веселый. Вы все подозревали меня, подозревали, а тут сразу трое друзей до гроба у меня нарисовалось! А я человек тертый, знаю, чего трое верных друзей стоят! Пошлите, погуляем, попьем немного, а потом я вам такое расскажу – уписаетесь от восторга!

– Чего расскажешь, анекдот, что ли? – спросил я, ткнув ему дружески кулаком в живот.

– Шутишь! – осклабился Сильвер, но тут же посерьезнев, воровато оглянулся и зашептал:

– Есть пара дел, закачаешься. Это золото Сашки Македонского – херня, копейки, да досталось без трепета и крови... Если соберемся в кулак – всю Европу кинем. Но обещаю – без дрожи в коленках не обойдется... Пойдете со мной?

– А второе дело? – спросил Баламут, совсем не заинтересовавшись скучной сытой Европой.

– А второе дело на Восточном Тибете... Смотрите, что я там в прошлом году у одного ламы позаимствовал, – сказал Сильвер и полез пальцами в часовой кармашек брюк. Достав что-то, завернутое в чистую байковую тряпицу, он пригласил нас жестом следовать за собой и пошел к ближайшей глыбе, сорвавшейся с Кырк-Шайтана. Пожав плечами, мы пошли вслед за ним и окружили глыбу. А он развернул сначала тряпицу, а затем и оказавшийся в ней сверточек восковой бумаги и показал нам несколько крупинок, очень похожих на пирит – весьма распространенный сульфид железа. Размером они были в гречневое зернышко.

– Пиритом хвастаешься? – скривился Бельмондо.

– А ты смотри! – сказал Сильвер серьезно и осторожно положил одно из зернышек в небольшую выбоину в самой верхушке глыбы. И, нависнув сверху, тщательно прицелился и капнул на зернышко слюной. Смоченная, крупица зашипела и тут же исчезла в камне. Мы остолбенели и тупо уставились в образовавшееся отверстие. Затем, придя в себя, как один, схватились за бока глыбы и, перевернув ее на раз-два-три, убедились, что крупица "пирита" прожгла ее насквозь. И более того, отверстие, проделанное ею, продолжалась и в уплотненной камнем земле...

– Фантастика! – сказал я, не веря своим глазам.

– Гиперболоид! – более точно выразился Баламут.

– ФСБ нас закроет... – сказал я. – В гробу.

– С ФСБ что-нибудь придумаем! – сказал Сильвер. – Они тоже люди. Главное, орлы, что все это у нас есть, и поэтому плевание в потолок откладывается до середины будущего века. Оченно мне, видите ли, хочется добраться до этих зернышек и посмотреть, что с ними сотворить можно.

– На Тибет я бы съездил... – пробормотал Баламут, вытирая о штаны руки, испачканные во время переворачивании глыбы.

– Дык поехали! – развел руками Сильвер. – Золотишко Македонского сбагрим и – поехали!

Посмотрев на часы, он пошел к костру, снял крышку с казана и тут же по всей поляне полный отпад наступил – такой от плова запах распространился, что окружающие березы и тополя тотчас зашумели от восторга. Вслед за ними и мы, слюни сглатывая, обернулись к запаху. Баламуту глотка хватило, чтобы догадаться за водкой к ручью бежать, Бельмондо поглотал, поглотал и к достархану бросился, вывалил из бумажного пакета пару пучков зеленого лука, помидоры красные с плодоножками зелеными, один давленный, но чуть-чуть, огурчики пупырчатые, жаждой гнутые, но в самый раз. И луковицы – чистенькие, аккуратные. Схватил одну, самую большую, выкопал нож из-под огородного населения и, перевернув миску алюминиевую, стал резать на дне, нечищеную, колечками. А, я дурак дураком, улыбаюсь, на Сильвера гляжу, не налюбуюсь, целоваться хочется... Не удержался, подошел сзади, положил руку на плечо, сдавил по-дружески, а он обернул лицо и как посмотрит...

Растяжка сработала, когда Сильвер-Худосоков полосовал мое лицо шакальими глазами. Автоматически сбросив куски сталактитов, я включил фонарь и увидел под собой Шварцнеггера, крепко стоявшего на ногах. Задрав голову, он смотрел вверх, то есть на меня, как смотрят на небо, поймав на нос нежданную дождевую капельку. По его лбу струилась черная в полумраке кровь; отря ее, как отирают пот, он поманил меня пальчиком...

6. Он отбирает излишки... – Философия Сатаны. – Македонский не жег сокровищ!

Баламут и Бельмондо с подругами упали на кучу мусора, состоявшего из пустых коробок из-под компьютеров, пенопластовых прокладок, тряпья и столярной стружки.