Антон Мякшин - Бой бес правил Страница 48

Довольно быстро мы вошли в город, конвоиры мои остались на блокпосту, что меня несказанно порадовало.

Да, город… Первый раз я шел по улицам Ближне-Камышинска. Вчера как-то недосуг было заглянуть… Следов сражения заметно не было. Как, впрочем, и мирного населения. Маршировали по мостовым возглавляемые офицерами отряды пехотинцев; блестели обнаженные сабли, сверкали примкнутые штыки, денщики и распоясанные рядовые драили стеклянные витрины магазинов, развешивали разноцветные флажки и бумажные китайские фонарики. Дворники с начищенными бляхами спешно засыпали сточные канавы мерзлой землей и втыкали через каждые два метра спиленные в соседнем лесу елочки. На окнах домов развевались флаги (черный козлиный череп на красном фоне) — Филимон мне тут же объяснил, что это личный герб Барона.

— А где население? — спросил я.

— По домам сидят. Строжайше запрещено появляться на улице. Ну сам понимаешь, запах от народа, грязь, окурки всяческие и огрызки…

— Красиво у вас, — помолчав, проговорил я.

— Барон порядок любит, — кивнул Филимон. — Кстати, ты бы причесался. И помылся. И одежду бы сменил. И душ бы принял с ароматическими притираниями. Попахивает, извини, от тебя.

— Мы к Барону идем? — догадался я.

— Точно.

— Переживет меня и немытого, — проворчал я. Филимон взглянул на меня косо, но возражать не стал. Должно быть, вспомнил о моих припадках агрессии.

Свернув на следующем повороте, я неожиданно увидел под ногами не булыжники мостовой, а мягкие ковровые дорожки, тянущиеся вдоль по улице насколько хватало перспективы. В воздухе стоял удушливо-приторный запах; я потянул носом и выяснил, что ароматы исходят от стен домов, густо натертых белилами, румянами и розовым маслом. Кружащиеся над домами вороны оглашали окрестности торжествующим карканьем. Откуда столько ворон?

— Приближаемся, — шепнул мне Филимон. — Вороны о нас уже сообщили Барону. Умнейшие и деликатнейшие птички. Новая порода, выведенная лично Черным Бароном. Разговаривают на пяти языках, включая арамейский и древнегреческий, гадят исключительно в специально отведенных для этого местах и только по команде «на оправку становись!». Как я уже говорил, Барон прежде всего ценит порядок и чистоту. Кстати, ты это… не дерзи, а веди себя прилично. Барон кроме порядка еще и смирение любит.

— А если у меня чапаевский припадок начнется? — осведомился я. — Если я вдруг почувствую непреодолимое желание разнести в клочья эту парфюмерную лавку?

— И думать не смей! — испугался Филимон. — Забыл, кто у нас тут VIP-персона преисподней? Постой-ка… Я вот для тебя захватил…

Он сунул мне в руку колбочку с розовыми пилюлями.

— Яд? — осведомился я. — На случай провала? — Типун тебе на язык! — Филимон поплевал через правое плечо. — Успокоительное для невротиков! Еще не хватало, чтобы ты при Бароне надебоширил… Прими одну пилюльку.

— И не подумаю… в гробину шашкой перемать!

— Припадок?! — схватился за сердце Филимон. Какая-то ворона спустилась пониже и кружилась теперь прямо над моей головой.

— Да ладно, шучу…

— Забыл предупредить. Черный Барон шуток тоже не любит.

— Какой он привереда, это ваш Барон, — проворчал я и, взглянув вверх, плюнул в ворону, явно подслушивавшую разговор. Возмущенно каркнув, крылатый шпион взмыл под облака и оттуда пронзительно обругал меня самыми грязными словами, какие только нашлись в пяти языках, включая арамейский и древнегреческий. — А что он еще не любит? — поинтересовался я.

— Много чего, — задумался Филимон. — Неподчинения не любит, грубости не любит, зубной боли, ирисок, чеснока, касторки… когда громко разговаривают, портят воздух и курят в его присутствии. И 'глупых вопросов тоже терпеть не может. А главное — ненавидит пение шарманки. Прямо в бешенство приходит, когда услышит шарманку.

— С чего это такое странное отношение к шарманкам? — удивился я. — По-моему, вполне безобидный инструмент. Было бы понятно, если бы Барон не переносил спаренные пулеметы или базуки. А шарманка? Ну кому может навредить песенка вроде: «А-ах, майн либе Августин, Августин, Августин…»

Небо над нами взорвалось вороньим карканьем.

— Тихо! Тихо! — зашипел Филимон. — С ума сошел? Замолчи немедленно…

— Да ладно тебе…

— И так проштрафился, еще и хочешь дополнительное неудовольствие у Барона вызвать? Смотри, наябедничает начальству, улыбнется тогда тебе и премия и отпуск… Кажется, утихли… — проговорил он, задрав голову. — Ну, Адольф, с тобой не соскучишься.

— А все-таки, — помолчав, спросил я. — Что там про шарманки?

— Дальний предок Барона, —неохотно пояснил Филимон, — Фридрих фон Опельгерцхайзен был нищим бранденбургским шарманщиком. Люто ненавидел свою профессию, всю жизнь до глубокой старости прожил в бедности, голоде и холоде… Пока не нашел случайно лабораторию чернокнижника с подробно записанными инструкциями по применению зелий, артефактов и заклинаний, в коей лаборатории и просидел, изучая манускрипты, ровно сорок пять лет. С тех пор нелюбовь к звукам шарманки в роду Барона передавалась из поколения в поколение. Как, впрочем, и множащееся из года в год колдовское наследие. Кстати, замок, который, только-только овладев знаниями чернокнижника, захватил Фридрих, назывался Чшапаефф. Представляешь, какое совпадение!

— Бранденбург — это древняя Германия, так? Действительно, странно. Откуда в древней Германии взяться Чапаеву? Странно. Да и я уже что-то слышал про шарманщиков… В параллельном мире. Даже жутковато. Понятно, почему Барона так встревожило связанное с Василием Ивановичем пророчество…

— А ты думал!

— Да-а… Видать, в конторе на Барона уже личное дело завели, — заметил я. — Столько сведений… И про привычки клиента известно, и про родственников за границей.

— Дело — это само собой. Все по правилам, по инструкции. Мы ведь должны знать, на кого ставку делать в этой игре. Думаешь, я все эти сведения от самого Барона и почерпнул? Хотя мог, конечно. Я ведь… после того крестного хода в контору-то не смог улететь. У меня сил хватило только на то, чтобы Барону дать о себе знать. А он меня к себе перетащил… Ну вот и пришли.

Мы ступили на городскую площадь, выстланную персидскими коврами и оренбургскими пуховыми платками. Стены ближайших домов были затянуты, словно обоями, новгородскими кружевами. Прямо под сереньким февральским небом громоздились по всему пространству площади комоды, напольные вазы, светильники, тахты, диваны, кресла… между всеми этими предметами мебели сновали ловкие мальчики в белых передниках, с подносами в руках. В общем, городская площадь более всего напоминала увеличенную до невероятных размеров гостиную в петроградском доме Черного Барона.

Филимон толкнул меня на красную ковровую дорожку, ведущую к громадному трону с козлиными черепом в изголовье. На троне прямо и недвижимо, как вбитый в сиденье гвоздь, торчал долговязый мужик средних лет… Совершенно лысый, длиннолицый, с мосластыми скулами и испанскими тонкими усиками.

Черный Барон!

— Не шагай так широко! — шипел мне в ухо идущий рядом Филимон. — И руками не размахивай. Что за мужицкие привычки? Ты бес оперативный сотрудник или извозчик с Васильевского острова? Медленно перебирай копытами, как балерина на выходе. И смотри вниз.

Я все-таки, не удержавшись, поднял голову на секунду. Интересно же посмотреть на своего долгожданного клиента! На человека, который с помощью преисподней решил изменить судьбу всего мира!

Барон, одетый в удушливо-черный френч с высоким стоячим воротником, встретив мой взгляд, нахмурился. Филимон ощутимо толкнул меня локтем в ребра, и я снова потупился.

— Еще два шага… — нашептывал замначальника отдела кадров. — И стой! Теперь — книксен.

— Чего-о?

— Книксен делай! Смотри на меня! Я уже тут насобачился…

Филимон, жеманно улыбнувшись в пространство, задрал, неудобно согнув, одну ногу, низко присел на другой и взмахнул руками, будто приподнимал подол платья. Попытавшись повторить его движения, я едва не вывихнул себе лодыжку. Ну спасибо уж за то, что не грохнулся позорно прямо перед троном.

— Садитесь, — шевельнул тонкими губами Барон.

Подчиняясь тычку в бок, я опустился на низкий диванчик напротив трона. Перед нами тут же возник мальчик с подносом, на котором стояли тоненькие фужерчики с шампанским. Филимон подхватил свой фужер одной рукой, а другой ловко шлепнул меня по протянутым пальцам:

— Тебе нельзя. Забыл, что ли? Барон одобрительно качнул головой.

— Превосходное шампанское! — отпив глоток, защебетал Филимон. — Позвольте представить, ваше превосходительство, — оперативный сотрудник отдела кадров бес Адольф!

Барон снова кивнул. Филимон сделал по моему адресу устрашающую гримасу и промычал, сам того не ожидая, почти выдав классическую цитату: