Сергей Панарин - Сила басурманская Страница 49

Подъехав к костру, Иван рассмотрел лицо незнакомца. Широкие скулы сходились к неожиданно острому подбородку, не такие уж и узкие глаза глядели с проницательным интересом. Маленькая бородка топорщилась на ветру, макушку покрывала расшитая бисером шапчонка.

Пожитки путешественника умещались в небольшой мешок, расшитый ничуть не хуже халата.

Дембель остановил коня и поприветствовал иноземца:

– Здравствуй, друг! Можно с тобой посидеть?

– Дорога слишком длинна, а время отдыха чересчур коротко, чтобы проводить их в одиночестве, – ровно и почти без акцента ответил незнакомец после короткого поклона. – Добрая беседа веселит нрав и приносит пользу. Садись, достопочтенный, сделай одолжение скромному Дону Жу Ану.

Воронежец спешился, прихватил седельную суму с провиантом, опустился возле огня. Кидаец поклонился еще раз и устроился на циновке.

От костра пахло чем-то умиротворяющим и настраивающим на философский лад.

– Меня Иваном зовут, – запоздало отрекомендовался Емельянов-старший. – Есть хочешь?

– Почту за честь разделить твою трапезу и скрашу ее вином, коего еще достаточно в моей горлянке. Но не тот ли ты герой, слава которого велика и молниеносна? Не тебя ли величают во всех концах света Сунь Бздынем?

– Сунь Бздынем? Что это значит?

– Воин, разящий врага пергаментным мечом.

– Емкий язык! – хохотнул дембель, доставая лепешки и сыр. – Да, был у меня бумажный меч, если так можно окрестить газету. Теперь приходится без него… Угощайся!

Дон Жу с достоинством принял еду и выудил из мешка горлянку с вином. Несколько минут трещал костер, чавкали два рта да булькало в двух глотках. Далекая птица обозначила тоскливым криком завершение трапезы.

Кидаец созерцал необъятные поля на противоположном берегу, а Иван пялился в костер.

– Известно, что человек способен бесконечно наблюдать за тремя вещами, – со вздохом промолвил Дон Жу, одергивая широкие рукава.

Старшой блеснул эрудицией:

– Ага, за горящим огнем, текущей водой и как работают другие люди.

– Воистину многие знания открыты перед тобой, славный И Ван! – восхищенно воскликнул кидаец. – И объединив перечисленные тобой три вещи, мы придем к выводу, что самым идеальнейшим зрелищем является пожар. Не оттого ли при пожаре собираются столь многочисленные толпы зевак?

Дембель признал, что никогда не рассматривал известную мудрость с такой неожиданной точки зрения:

– Капец, это ты ловко! Я бы не дотумкал…

– Многие открытия совершаются позже, чем нам хотелось бы, достопочтенный И Ван, – великодушно заметил Дон Жу. – Но не будем кутаться в ветхие одежды самоуничижения! Ложная скромность отравляет энергию ци и ведет к поражению. А ты, я не сомневаюсь, держишь свой благословенный небом путь на войну.

– На какую?

Кидаец еле заметно приподнял бровь:

– Неужто тебе неведомо, что могущественный Тандыр-хан ведет свои тумены на земли Эрэфии?

– Нет.

– О! Видят все семь великих небес, я поторопился с умозаключениями, когда сопоставил направление твоего пути и события, грядущие на юге, – покачал головой Дон Жу.

– Блин, я вообще не в теме, – пробубнил Старшой, прикидывая, насколько война может сломать его планы.

– Если провидение уготовило тебе иную задачу, нежели оборона этих прекрасных земель, – кидаец обвел рукавом открывающийся перед ним вид, – то лучше обойди степи и Тянитолкаевское княжество стороной.

«А Карачун-то жук, – подумалось Ивану. – Велел нам с Егором встречаться в Тянитолкаеве, а братишке вовсе сказал поторопиться! Конечно, младший тут вроде боевой машины для убийства, супергерой. А если его ухлопают? Иди-ка ты в сопло, Карачун!»

В этот момент бабахнул гром и закапал дождь.

– Зашибись, сейчас вымокнем, – удрученно произнес Емельянов-старший.

– Не унывай, доблестный И Ван, – подмигнул Дон Жу.

Он извлек из мешка флейту и стал играть, прикрыв глаза. Мелодия выходила не очень оптимистическая, скорее наоборот. Дембель усмехнулся: «Полная гармония – будем мокрые и печальные». Он тоже смежил веки и понесся по волне кидайской музыки.

Чуть хрипловатые долгие ноты будто бы создавали гулкий туннель вокруг двух путников, и в какой-то миг Иван ощутил, что капли не падают. Он вытаращился на Дона Жу. Тот самозабвенно играл, а в мире бушевал дождь. Воронежец убедился: туннель действительно существует! Его невидимые своды обтекала вода. Полоска убегала куда-то за реку, где дождя не было вовсе.

Кидаец медленно поднялся, приоткрыл глаз. Подмигнул, показал кивком, мол, бери шмотки и дуй за мной. Старшой понял. Сгреб мешок Дона Жу, свою суму, прихватил коня. Спокойно шагая к реке, восточный путешественник не прекратил игры, а, наоборот, задудел громче и пронзительнее. Зачарованный дембель топал за музыкантом, словно крыса из немецкой сказки. Где-то через десять минут Иван глянул под ноги и обалдел: кидаец вел его по невидимому мосту, висящему над рекой.

Емельянов-старший обернулся на жеребца. Конь был в своеобразном трансе, иначе он бы с ума спятил от такого перехода.

Лишь Дон Жу играл и шел, чуть покачивая головой в такт протяжной мелодии.

– Ну, ты даешь! – сказал дембель, когда замолкла флейта.

– Да, это моя любимая песня. Она напоминает о весне в Поднебесной. – Спутник Ивана забрал свой мешок и спрятал инструмент. – А этот нехитрый образчик колдовства впечатлит редкого колдуна. В школе, где я обучался, невидимые строения учат возводить с пяти до двенадцати лет.

У жеребца постепенно прошел транс, и он затравленно оглядывался по сторонам, стараясь быть поближе к Емельянову-старшему.

– Не торопишься ли ты? – спросил дембеля кидаец.

– Уже нет, – хмуро проговорил Иван, предвкушая объезд войны.

– Тогда давай устроим стоянку и побеседуем.

Путешественники вновь развели огонь, еле насобирав сушняка. Вино скрашивало досуг, а пространные речи Дона Жу оказались весьма познавательными:

– Я был при дворе степного императора Тандыр-хана. Несколько лет я служил ему в качестве советника и представляю, какие жестокие времена придут в эту страну. Варвары неуемны. Я приложил все свои силы и знания, чтобы смягчить нрав владыки кочевников, но меня ждал крах. Ему чужды идеи мягкого захвата и постепенного государственного строительства. Тандыр-хан встал на путь саранчи, тогда как крепкую державу следует создавать с помощью муравьиного долготерпения.

Кидаец прервал речи, чтобы приложиться к горлянке, Старшой подкинул веток в костер.

– Некоторое время назад я покинул степного вождя, пообещав ему открывать ворота здешних городов. Я хотел мира, И Ван. Мне мнилось, что сдача без боя обойдется твоему народу меньшими потерями. Однако я испытывал сомнения в собственной правоте. Тогда я воскурил специальные благовония, переносящие дух молящегося в облачные чертоги Небесного Императора. Там мне было дозволено приблизиться к светлейшему владыке на сто жэней[10]. Отбив тысяча один поклон, я наконец посмел чуть приподнять глаза. Пораженный красотами дворца, твой скромный собеседник забыл задать вопрос, но, хвала Всесущему, услышал ответ. «Ты пытаешься кормить таоте! – сказал мне Самый Младший Помощник Небесного Императора, и я как наяву представил прожорливое чудовище, о котором велась речь. – Нет особой разницы в том, подадут ему еду на блюде или он съест ее сам». На этом аудиенция была окончена, я очнулся в лесу и со слезами счастья молился несколько часов подряд.

Прервав рассказ, Дон Жу помолчал, отдавая должное тому чудесному путешествию. Иван же уяснил, что перед ним опаснейший диверсант, который изменил свои террористические планы в результате случайной укурки.

– Позже я вспомнил множество доказательств собственной неправоты. Меня вдохновил пример легендарного героя Цзян Цзи Цзиня, прославившегося быстротой своего звонкого меча и умением пить много рисовой водки, разбивая чашки. Известно, что кроме перечисленных неоспоримых талантов Цзян Цзи Цинь обладал блестящим искусством убеждения. Однажды он уговорил подосланных к нему убийц покончить с жизнью. Цзян Цзи Цинь не обнажил меча, подсылы сами вспороли себе утробы и скончались в страшных муках.

– Ты предлагаешь уболтать кочевников? – спросил дембель.

– Увы, они не ведают пользы слова, оставаясь людьми дела. Степняки чрезмерно вознеслись. Попирают твердыни, созданные трудом многих народов, уничтожают таблички, запечатлевшие мудрость иноземных ученых, свергают чужих богов и оскверняют искусство. Горе порабощенным народам, ибо их глаза выколоты, а уши залиты густым варом. – Дон Жу сокрушенно поцокал языком. – Помогая Тандыр-хану, я откармливаю чудовище. И оно рано или поздно обратит свой алчный взор на благословенный Кидай. Мангало-тартары уже вторгались в пределы Поднебесной, но были вынуждены повернуть коней обратно. В следующий раз они придут более сильными и жадными.