Олег Дивов - Вредная профессия (сборник) Страница 5

– А что за зверь удивительный в аквариуме? – полковник огляделся и на жабиуса толстым пальцем указывает.

– Жаба, – говорю. Без неуместных комментариев.

Вообще-то наш зверь – Жабиус Говениус Рекс. Из-за него Михалыч с перепугу сознание потерял, когда Жабиус прямо ему на ногу выпрыгнул. Увлекаемый бурным потоком. Из очка в женском туалете достославной мэрии. Как он в нашу канализацию угодил, как там выжил – загадка. Обогрели зверя, приютили. Гордимся теперь. Директор комбината по части рептилий малость двинутый, у самого игуана дома живет, так он на нашу жабу глянуть специально приезжал. Долго рассматривал, языком цокал, а потом сказал: «Надо же, и цвет какой, прямо маскировочный!» А какой еще может быть цвет, если жабиус, научно выражаясь, чистой воды – точнее уж чистого дерьма – канализационный эндемик?..

– М-да, – говорит полковник, разглядывая жабиуса. – Издалека везли? Африка небось?

– Вроде того, – соглашаюсь. Один черт. Либо у меня денег куры не клюют, либо я враль записной. И то и другое для налогового полицейского, считай, чистосердечное признание в воровстве.

Вот положение дурацкое! И знаю ведь точно, что ничего криминального полковник у меня не нароет, – все равно сердчишко ёкает. Эх, испортило русских засилье бюрократии, трусами сделало. Недаром мы нет-нет, а тундрюкам позавидуем. В «Макдоналдс» на снегоходе… Да-а. Про таких народ говорит – «не зря прожил жизнь».

И тут слышу – дизеля. Урчат на подъеме, тяжелое волокут. Так это же цистерны! Громадные цистерны с подогревом, дерьмо с Космонавта Мельника на регенераторную везут. Аккурат мимо ангара нашего. Ур-ра-а! Ничего выдумывать не надо, так и скажу полковнику – да вот откуда запахи…

А полковник в это время достает платок, зажимает им нос и теперь уж совсем не в переносном смысле хрюкает:

– Ладно, приступим.

Только приступить у нас не выходит, потому что один из дизелей вдруг надсадно взревывает у самого крыльца, будто ангар таранить собрался. Правильно сориентировать московского гостя, подготовить к встрече с бригадой я не успеваю. За стеной раздается жуткий грохот, и сквозь уплотнитель на двери кабинета пробивается такая вонища, что даже мой тренированный нос морщится. Дезинфекция, она похлеще дерьма будет раз в десять.

– А это что еще такое?! – выше платка москвич заметно наливается кровью.

– А это, уважаемый, – говорю, – вернулась с работы бригада пробойников!

«Хрен ли нам теперь?» – сказал бы в такой ситуации мэр. Вот и мне уже – не хрен.

– Ко-о-го бригада?!

И тут парни вваливаются в кабинет. Впереди Кузя со своим дергающимся глазом.

– Пробили! Игорь, мы ее пробили!

Полковник уже не краснеет, а, напротив, бледнеет. Ребята все, как один, в списанных армейских боевых скафандрах, только шлемы поснимали. А у Кузи в левой клешне – его любимая пропыра. И машет он ею в воздухе довольно опасно.

В общем, зрелище то еще.

Вонизьма тоже не дай бог.

Полковник сидя обалдевает. Впрочем, мне сейчас не до него, я смотрю на ребят, оцениваю, в каком они состоянии. Вроде ничего. Растут парни. Великая штука трудотерапия, если грамотно ее применять.

Тишка мне издали кивает, отстегивает варежки и лезет к аквариуму жабиуса кормить. Михалыч пытается вперед мимо Кузи пролезть и в ухо пропырой не схлопотать. А Кузя знай себе лопочет, рассказывает, как замечательно они сегодня пробили. Я его речь довольно хорошо разбираю – привык за пять лет, ёлы-палы, – но как раз сегодня меня сомнения одолевают. Потому что дешифровка Кузиного лепета следующая: когда парни уже всякую надежду потеряли осилить затыку, вдруг родилась блестящая идея – не продавливать, а разбивать.

Изобретатели хреновы, они взяли Кузю за ноги и головой вниз с пятиметровой высоты в магистральную трубу бросили! А он пропыру в клешнях зажал, перед собой выставил… Ну и вонзился в мерзлую какашку. И таки расшевелил ее.

«Пропыра» – это Кузя сам название выдумал. Четыре лома, сваренных вместе пакетом, и на конце железяка от топора-колуна, самого здорового, какой смогли найти. У нас, конечно, не только ручной пробойный струмент – техника всякая тоже имеется, – но, когда нужно в тесном коллекторе затыку расковырять, лучше пропыры ничего не придумаешь. А в боевом скафандре экзоскелет и сервоприводы, мы это дело слегка усилили – знай себе дерьмовую мерзлоту пыряй и в ус не дуй. Конечно, вместо штатных перчаток ставим варежки-клешни, иначе струмент не удержишь. Пять штук мне скафандров комбинатские снабженцы добыли, не знаю уж как, но вроде по закону все, списанная амуниция.

– Послушайте, Сикорский… – глаза у полковника совсем освиневшие. – Это что за сборище дебилов? Вонючих… Чем ваше так называемое бюро занимается?!

А у меня вдруг настроение приподнялось, ведь живы-здоровы парни да еще затыку пробили. Задача выполнена, любимый город может гадить спокойно. Так чего мне бояться? Ну и отвечаю я москвичу:

– Известно, чем занимается. Вертолеты конструирует!

Тут-то Михалыч шутку и испортил.

У Михалыча самый высокий в бригаде ай-кью. Под семьдесят. Но когда на тебе боевой скафандр, кустарными способами приспособленный для работы, в замерзшем дерьме по уши, интеллект не спасает – любое человеческое помещение для тебя, что посудная лавка для свежеразмороженного мамонта… Михалыч пробует обойти Кузю, неловко поворачивается, задевает полковника и роняет его на пол вместе со стулом. Прямо сносит.

Полковник не кричит, а визжит – свинья, она и в тундре свинья, – ему больно, его приложила бронированная махина в десять пудов. Кузя перепуганный отпрыгивает в сторону, роняет пропыру – вот уж повезло – и таращится на полковника, словно тот не со стула, а с Луны свалился. «Кузя!» – зову я, мне важно отвлечь парня, у него была раньше манера от страха закрывать лицо руками, а клешни-то он не снял, никак я их не отучу, чтобы, отстегнув шлем, первым делом свинчивали клешни…

– Не-ет! – ору.

Это Михалыч, намеренный исправить ошибку и загладить вину, нагибается и хватает полковника выше локтя страшной железной варежкой с усилителями.

– Звините-пжалста-я-больше-не-буду! – выстреливает наш умник покаянную фразу, которую еще в первой группе интерната на всю жизнь затвердил.

Конечно, Михалыч хочет полковника на место посадить, легко и непринужденно, будто ничего и не было. Он сейчас двоих таких кабанов на одной руке поднимет. Сжимается варежка.

– Сто-о-ой!!! Все назад! – кричу, а сам прикидываю, мне как, уже сегодня в коллекторе утопиться или погодя чуток?

Полковник живучий оказался. Вырвался и прямо на трех костях, не переставая выть, из кабинета бросился, головой дверь вышиб и куда-то ускакал.

В тундру, раны зализывать.

Тишка в наступившей тишине произносит:

– Н-ну, мэ-мэ-мэ… Михалыч. Н-ну, ты и мэ-мэ-мэ… Идиот.

Это значит, он Михалыча осуждает, но слегка. Они когда хотят кого-то всерьез оскорбить, говорят «у-о». Еще одна привычка интернатовская.

У Тишки ай-кью вообще нет. Он тесты проходить отказывается, и все. Обходными путями ему полтинник насчитали. Занизили, думаю.

Михалыч соображает, чего натворил, – и в плач.

Кузя видит, что Михалыч расстроен, и тоже принимается реветь.

Я выезжаю из-за стола, отстегиваю ребятам клешни, пока не начали ими слезы утирать.

В Тишке, похоже, разыгрывается командный дух, потому что глаза у него заметно мокрые. Но он еще держится. Это надо закрепить.

– Веди их в раздевалку, – говорю. – Проследи, чтобы приняли душ, и сам не забудь. Скафандры уложите аккуратно. Да, пропыру забери – вон она валяется. Через полчаса отвезу вас завтракать и баиньки.

Угу, отвез. Только мне удается кое-как успокоить ребят и помочь Тишке выгнать их из кабинета, опять звонок. Техник-смотритель шестого района. Я и забыл совсем, что у них разгонный насос в трубе стоит. Голь на выдумку хитра – раз дерьмо по собственной воле не плавает, ему турбонаддув устроили. Пока этого наддува не было, «КБ Сикорского» из шестого района просто не вылезало. Я там буквально дневал и ночевал. Да и ребята были еще неопытные, людей всяких боялись, а не только москвичей, приходилось бригадой непосредственно на месте командовать, чтобы парни защищенными себя чувствовали… А потом насос заработал, в шестом гораздо легче стало, вот и забыл я.

– Стопорится, – техник говорит. – Поднимается и стопорится. А напрягу только к вечеру дадут. Боюсь, поздно, не сдюжит насос. Чё делать-то? Мож, толканули бы слегка тяжелый слой?

«Тяжелый слой» – нижний, куда всякие инородные предметы опускаются, забухнув. Помню, дохлого оленя выковыряли. Как он туда угодил? Хотя жабиус тоже ведь откуда-то взялся, не из Африки же.

Да, толкать надо. Пропихивать из шестого в пятый, там уж оно самотеком разгонится. А то к вечеру на полтрубы завал нарастет, хоть всем городом разгребай.