Наталья Лукьянова - ВИА «Орден Единорога» Страница 5

А в эти времена существо произнесло низким хрипловатым голосом:

— Это музыкальный инструмент, парень, — и вновь погрузилось в выпускание дыма.

— Саксофон? — больше от неловкости молчания уточнил оруженосец.

Человек, а человечком этого, пусть и маленького размером и полу-бестелесного, чернокожего как-то язык не поворачивался называть, кивнул, не взглянув на Рэна и, по-прежнему, пребывая где-то в себе.

— Он Ваш?

Человек неопределенно пожал плечами, подумал: «Кто-то из нас точно чей-то, парень». А вслух проницательно предположил:

— Если ты не глуп, и уже пришел к выводу, что к чертям я никакого отношения не имею, то пошли. Ты ведь спешишь? — Он легко, несмотря на явно пожилой возраст, поднялся, заломил на курчавый, присыпанный пылью седины затылок странную, выцветшую, голубого цвета, шляпу и двинулся к тропинке, напевая о некой Долли. Двигался он, естественно, в воздухе и в размере, по-прежнему, не увеличивался, но Рэн без колебаний подхватил блестящую штуковину и поспешил следом, так как поторапливаться ему, ой, как надо было.

ГЛАВА 4

Рэну повезло. Решившись-таки нарушить приличия и самостоятельно обувшись, его шеф как раз затягивал ремень. И долгожданное удовлетворение небольшой, но настоятельной потребности, так долго откладываемое, а от того еще более желанное, еще переполняло все существо сэра Фрогга легкостью, теплом и нежностью к жизни и ко всем ее проявлениям, даже самым несовершенным. И от того все наказание состоялось в виде ворчливого пожелания оруженосцу отправляться то ли в капусту, то ли к аистам.

Но вот когда Рэн помогал облаченному в легкий доспех сэру Фроггу изящно вскочить в седло, этот вонючка Амбрюзюайль чуть не испортил все дело невинным (на его взгляд) замечанием:

— Достопочтимый сэр Фрогг, а когда будут сечь Вашего нерадивого слугу? Не забудьте позвать и меня, моему оруженосцу весьма полезно будет поприсутствовать.

А на похотливой харе крупными буквами написано: «Я обожаю подобные мероприятия!».

Рэна передернуло, он едва не уронил не менее обалдевшего Фрогга. А физиономия паренька сама скорчила уроду в перьях рожу. Правда, юноша тут же пожалел об этом, ибо Амбрюзюайль нашел его вследствие такого поведения «Ах, какой прелестью!»и предложил Фроггу поменяться оруженосцами.

«О! Не-е-ет!»— прочел бы рыцарь на лице Рэна, если бы соблаговолил обратить на него внимание. Но свое внимание сэр Фрогг обратил в этот момент не на лицо, а на плотную крепкую фигуру своего слуги, его крупные кулаки и здоровую шею — все это было вполне недурственно для семнадцати лет и не шло ни в какое сравнение с хрупкостью и большеглазостью пажа Кру.

— О, нет-нет, любезный Кру. Такой дурной услуги я не оказал бы и врагу. Сам держу этого лентяя и недотепу лишь из дружеского расположения к его родственникам.

— Ну-у, милейший сэр, я, думаю, сумел бы найти применение и его скромным достоинствам, — и Кру так выразительно взглянул на Рэна, будто подцепил под подбородок пальцем как хорошенькую служаночку. Рэн поперхнулся, и стоило его господину произнести что-то вроде «пустое», изящно положил конец торгу, незаметно ткнув жеребца своего хозяина в брюхо острием кинжала. Получилось, будто сэр Фрогг сам прервал разговор и с места взял в карьер.

Задуманная поездка особой цели не имела. Через пару недель оба рыцаря были приглашены в Ланьежур, замок вдовствующей герцогини Хэллпутт. Раньше времени там не заведено было появляться, и Амбрюзюайль проводил время в соседнем с Ланьежуром поместье престарелого сэра Фэхри, с его вассалом Фроггом. Поэтому вскоре прогулка перешла в охоту и, соответственно, в ужин (невольно напрашивается сравнение с жизнью хищников).

Господа улеглись на предусмотрительно прихваченные с собой подушки, слуги занялись рябчиками и костром. Из-за отсутствия иной темы для размышлений, мысли невольно переходили на пресловутый обмен. И взгляды рыцарей невольно останавливались на юнцах, осуществляя их сравнительный анализ.

Оруженосец Фрогга Рэн О' Ди Мэй был высок, крепок и строен. Род О' Ди Мэев — обычный шансонский род, точнее, род изо всех сил старающийся быть обычным и шансонским, так как время от времени, но с пугающей регулярностью, происходило что-нибудь непонятное, и членом семейства становился буриец, или даже эльф, или шопленок со всеми вытекающими последствиями. Семья со стоном принимала в себя кровь чужаков и старательно возвращалась на круги своя, приучая отпрысков-метисов, что в мячик играют руками и ногами, а не взглядом; что камни кушать нельзя; и что хвостик — это дурной тон, и лучше прятать его от посторонних глаз в памперс. Естественно, сор старались не только не выносить из избы, но и в ней старательно прятать. Таким образом Рэн О' Ди Мэй и не задумывался, почему у него раскосые глаза, красивый прямой нос с легко начинающими трепетать от волнения ноздрями, ультрамариновый оттенок темно-русой шевелюры и миллион удивительных историй в голове.

Отец же его матери Дороп Бот О, Дри, едва взглянув на внука, схватил со стены арбалет и до ночи палил из засады на столетней сосне по пролетающим мимо кораблям. А муж, будучи истинным поместным шансонтильцем, только покачал головой и решил про себя, что наследником станет кто угодно, но только не это последствие стихийного бедствия, каковым род О' Ди Мэев считал эти внезапные рождения незаконнорожденных. И, кстати, решил так не из дурных чувств к несвоему ребенку, а просто предвидя, что этот малыш чаще будет пялиться в небо, чем в землю.

Впрочем, впоследствии, ко всеобщему, все-таки, успокоению выяснилось, что мать Рэна в этой фатовой ситуации виновата не была, и согрешила троюродная тетка по линии младшего кузена брата свекрови деда Рэна, а также отвратительное свойство чужеродной крови, подобно мышьяку, не выводиться из организма и, постепенно накапливаясь, давать вдруг бурную реакцию. Хотя, в случае с Рэном, коктейль в его жилах вел себя довольно мирно, и лишь изредка булькал, приводя к поступкам, подобным утреннему.

Оруженосец же сэра Кру имел вид не столь субтильный, сколько томный. Все окружающее, казалось, доходило до него не вполне ясно и отчетливо. И лишь приказы и, вообще, любое слово или движение его рыцаря вызывало мгновенную, очевидно рефлекторную, реакцию. Возможно такое поведение как-то связано было с головокружительно пахнущей жидкостью в маленькой серебряной фляжке, с которой этот юнец со странным именем Ханнибалл не расставался.

Имя это слегка раздражало Рэна, подспудно чувствовавшего в нем не истинное имя, данное при рождении, а позорное прозвище, вроде собачьей клички. И потому Рэн обычно обращался к «коллеге»без какого-либо обращения. Впрочем, тот был необщителен.

Рэн отмечал в Ханнибалле еще одну особенность: несмотря на юность, нежность и свежесть его лица и яркость нарядов, была в том какая-то потертость, что ли. Какая-то то ли несвежесть, то ли пропыленность. Может, это из-за неприятной черной пустоты в глазах. Вообще, для Рэна он был загадкой, но уж явно тонкой столичной штучкой, с хрупкой, как у цветка конституцией и изысканным воспитанием. Так что оруженосец Фрогга тщательно просеивал употребляемые в речи выражения, стараясь не ранить изнеженный слух.

И вот сейчас, когда он ломал голову над тем, как не грубо обозначить то, что у рябчика под хвостиком, оруженосец Кру повернул к нему свою красивую кудрявую головку и с мрачной ухмылкой заявил:

— Ну все, … тебе.

Рэн поперхнулся, слово, произнесенное Ханнибаллом употреблялось обычно в значении «конец», и еще означало, что зря он все это время напрягался, и в сквернословии ему еще очень далеко до пупсикообразного пажа. А тот, все так же скривившись, прокомментировал свою мысль:

— Теперь он от тебя не отстанет. Он же как ребенок: не успокоится, пока ему не дадут новую игрушку сломать.

И захихикал нервно. Без злорадства, скорее истерично:

— Все. Все, малыш. Влип. Не отстанет, — И испуганно заткнув рот горлышком фляжки, забулькал, заглотал судорожно.

Рэн, переваривая информацию, долго молчал, мрачнея. Потом протянул руку за еще одним рябчиковым трупиком и коротким движением отсек ему голову:

— Не отстанет — убью.

Ханнибалл качнул неопределенно кудряшками. Дальше готовка шла в молчании.

ГЛАВА 5

Из оцепенения зачарованности Битьку вывел вопрос, заданный чьим-то хрипловато-сипловатым голосом из-за плеча.

— Стопануть-то не догадалась? Ладно, давай по пиву.

Битька вздрогнула и, оглянувшись, едва не сбросила гитару от неожиданности: на грифе, щурясь холодноватым лучам солнца, потягивал из горла «Балтийское»Леннонообразный патлатый субъект в тельнике и видавших жизнь со всех ее сторон джинсах. Субъект лукаво щурился и ронял пену в патлы.

— Кстати, — поднял он палец, явно подражая Толику из «Черной розы»… — пиво гретое. Граждане! Пейте пиво! Оно вкусно и на цвет красиво!