Ирина Боброва - Между ангелом и бесом Страница 5

— Расскажите-ка поподробнее, — уже с интересом попросил Большой Босс, показывая рукой на стул.

Гризелла села, закинула ногу на ногу и рассказала уже известную нам историю похищения наследника.

Через пять минут главный начальник готов был расцеловать страшную ведьмину физиономию, а через десять, провожая неожиданную спасительницу до выхода, клятвенно пообещал ей самолично все уладить.

В приемной босса ожидало новое потрясение — телохранители, секретари, посетители дергались, словно припадочные, не в силах сдвинуться с места, я что-то мычали, плотно сомкнув губы. Господь застыл на месте с открытым ртом.

Гризелла, бросив на Босса игривый взгляд, отчего его рот захлопнулся сам собой, бодрой походкой при близилась к сидевшему ближе всех серафиму и с треском сорвала кусок скотча с его перекошенного липа.

— За семнадцать лет все перепробовала, — объясняла она онемевшему Господу, замахиваясь клюкой на живописную группу. — Не пущають, бюрократы! У, ироды! Слетайте в параллельные за растворителем, клей-то универсальный, колдовством его не возьмешь. — Последние слова прозвучали уже из-за дверей.

Распоряжения самого главного начальника последовали немедленно, и такие, что черт Гуча от злости готов был съесть собственный хвост.

— За что? — кричал он, пытаясь пробиться к двери мимо мордоворотов из охраны Большого Босса.

— По высочайшему указанию, — отвечали серафимы, поигрывая мускулами.

— Качки проклятые, — прошипел черт, принимая боевую стойку,

Серафимы в ответ дружно заржали, демонстративно положив руки на эфесы огненных мечей. Взбешенный Гуча прыгнул, рассчитывая попасть одному ногой в пах, а второго зацепить кулаком, но в этот момент дверь открылась, охранники почтительно расступились в стороны, и черт, не в силах остановиться, угодил копытом во что-то мягкое и зацепил рукой что-то твердое.

Упал бунтовщик неудачно и несколько минут не мог справиться с мельтешившими в глазах искрами. Когда же он прозрел, то подумал, что лучше бы ему навсегда остаться слепым. Напротив сидел его собственный шеф — Люцифер. Черные щеки побледнели, став светло-серыми, одного рога почему-то не хватало. Гуча разжал кулак и с удивлением обнаружил в нем обломок костяной антенны. Поза шефа тоже не обнадеживала — Люцифер сидел согнувшись и обхватив руками живот. За его спиной топтались серафимы, тактично сдерживая смех.

Гуче захотелось умереть. Он обвел глазами комнату, но ни крючка, ни веревки в ней не оказалось. Решив, что его и так убьют, черт доковылял до стола, похожего на школьную парту, и, обреченно вздохнув, сел.

— Все, допрыгался, — с умным видом изрек кто-то из охранников.

— Нет отпрыгался, — с ухмылкой поправил его другой, но провинившийся уже ни на что не реагировал.

Зато реакция Люцифера, когда он пришел в себя, оказалась бурной.

— Вон! — заорал он. — Вон! В ссылку! В параллельных сгною, гад!

Главный черт вышел из комнаты и уже из коридора прокричал:

— Все тебе будет — и повышение, и отпуск!

Гуча снова вздохнул, совершенно не понимая, чем вызвано то, что с ним произошло.

Комната заполнилась народом. Служки установили большие столы, пухленькие амурчики натаскали ножниц, иголок и прочей портновской дребедени Благообразный старец из отдела Развития ремесел стал напротив черта, погладил седую бороду, прокашлялся и торжественно объявил:

— Итак, юноша, урок первый — раскрой ткани.

Черт Гуча учился шить. Проклиная все на свет каши пальцы иглой, обливаясь слезами, порол кривые швы. С отвращением постигал тонкую науку моделирования с помощью какого-то новомодно ускоренного метода. Когда же дошли до трехсот видов вышивки, он взбунтовался, но пара шестикрылых быстро успокоила его.

Время от времени в кабинет заглядывали подчиненные, старательно изображавшие сочувствие, или, с ехидной усмешкой, конкуренты, и тогда Гучу так и подмывало вскочить и броситься на них, дабы отучить ухмыляться на веки вечные.

Когда же экзамен был принят и первая самостоятельная работа предстала перед глазами черта во всей красе, он наконец-то понял, в чем дело.

Бывший бригадир вспомнил ту проклятую ночь, когда подменили сценарий судьбы принца. Перед ним, переливаясь, сияла розовым атласом пижамка. Та, которую он когда-то пообещал ведьме Гризелле за помощь. Розовые бантики топорщились, гусята, вышитые на кармашках, смеялись над незадачливым портняжкой: Гуча смотрел на творение своих рук и ругал себя последними словами, но на душе стало легче. Теперь, зная причину неудовольствия Большого Босса, можно было оправдаться.

Как сильно он заблуждался, Гуча понял, представ пред светлые очи самого главного начальника. Тот стоял, упершись в стол руками, и грозно смотрел на вошедшего. Черт скромно опустил глаза, ожидая развития событий.

В кабинете материализовался ангел-стажер из издательства, по совместителъству — племянник Большого Босса. Вид у ангела был очень бледный, волосы торчали в разные стороны, нимб съехал набок. Несчастный прижимал к груди старую, потрепанную палку и вытирал слезы рукавом грязной хламиды.

— Итак, — начал Господь, — вы, и только вы двое виновны в том чудовищном недоразумении, которое вот уже столько лет мешает жить и работать нашему миру! Бенедикт, объясни, зачем ты подменил сценарий?

— Я не специально, — заныл ангел. — Я столкнутся с кем-то на лестнице, упал, скатился вниз. Потом встал, подобрал папку и пошел.

— Когда ты обнаружил, что папки перепутаны?

— Сегодня, — пролепетал перепуганный ангел.

— Что было в твоей папке? — Босс вопросительно поднял бровь.

— Не п-п-помню. — Казалось, ангелочек вот-вот упадет в обморок.

— Куда принца дел, недотепа? — взревел Большой Босс.

— Не помню. — Ангел опустил голову, горестно вздохнул и упал на колени. — Дядюшка, честное слово, последний раз, я больше не буду.

— Встань, шут гороховый, — устало махнул рукой дядя и опустился в кресло. — Исправишь все сам. Принца найдешь и сделаешь королем. Не появляйся на мои глаза, пока не наведешь порядок.

— Дядюшка, — Бенедикт заплакал навзрыд, утирая лицо многострадальным рукавом, — дядя…

— Вон! — гаркнул начальник. Ангел взлетел и испарился. На Гучу посыпались перья и мелкий мусор, капнуло что-то липкое.

— Теперь ты, — обратился к нему Господь. — Ты знал, что с судьбой принца что-то не то?

— Знал, — смиренно согласился черт, теребя исколотыми пальцами пакет с пижамкой.

— Почему же тогда не спросил, не посоветовался?

— Не подумал. — Черт опять вздохнул, проклиная тот день и час, когда он столкнулся с растяпой на лестнице.

— Думать будешь в Иномирье! С ведьмой рассчитайся в первую очередь — еще один визит этой язвы меня убьет! Присмотри там за этим недоумком, натворит дел — всей конторой не расхлебаем. Принца вернуть на место, а насчет ссылки не переживай, я поговорю с Люцифером, отменим.

Босс вышел из-за стола, подошел к Гуче и похлопал его по плечу.

— Ты парень умный, справишься, удачи тебе. — Начальник замялся и, почему-то перейдя на шепот, добавил: — Ты там помягче с моим оболтусом, ладно?

— Обязательно, — улыбнулся черт, перебирая в уме наказания, которых достоин Бенедикт.

— А обещания впредь выполняй, — снова помрачнел Босс, вспомнив ведьму.

Черт исчез. Господь Бог, довольный тем, что все так хорошо разрешилось, принялся в уме составлять список рыболовных снастей, которые возьмет с собой в отпуск. Так что в то время, когда провинившиеся собирались покинуть гостеприимный овражек, он сидел на берегу пруда и напряженно следил за поплавком.

— С чего бы это ни началось, я здесь долго отираться не буду. Решим проблемку — и домой! — Посмеиваясь, Гуча затушил костер, взвалил на плечо торбу и зашагал вверх по склону оврага.

Бенедикт поднял узел и вдруг заметил в траве маленькую книжку в красном кожаном переплете. Он сунул ее в карман, взвалил на спину ношу, подхватил с земли салфетку и, размахивая ею, словно флагом, пошел следом за спутником.

В пути ангел то и дело забегал вперед, заметив белку или зайца, рвал цветы, перепрыгивал через кусты, на что Гуча смотрел со снисходительной улыбкой многоопытного путешественника. Душа Бенедикта пела. Он больше не боялся показаться смешным, опозорить дядю или что-нибудь напутать. Он думал о том, как хорошо было бы, если б принц никогда не нашелся. Бродить бы вот так с Гучей вдвоем по этому прекрасному миру…

Лес стал редеть, и к обеду путники вышли на поляну с большим трухлявым пнем в центре.

— Привал, — объявил Гуча, падая на траву. Бенедикт пристроился рядом и принялся плести венок из собранных по пути ромашек.

— Послушай, Гуча, — вдруг спросил он, — почему тебе такое странное имя дали? У вас всегда так красиво называют — Азраил, Люцифер, Мафусаил.