Венсеслао Флорес - Человек, который купил автомобиль Страница 5

Как-то ему взбрело в голову выпить аперитив за тридцать километров от дома. Был осенний день, теплый и грустный. Как всегда с вожделением, Муньис вцепился в руль и понесся, как ураган, по шоссе. Все было хорошо, пока он не доехал до поворота на восемнадцатом километре. Здесь машина пошла вплотную к внешнему краю дороги, но ничего бы не случилось, если бы одной сеньорите, жительнице тех мест, не вздумалось сесть у самой дороги почитать безупречно нравственный английский роман. Правым крылом машина Муньиса отрезала девушке обе ноги до колен. Наш добрый друг сразу понял, что произошло что-то серьезное; но естественное желание выпить вермут не поздней привычного времени и страх перед сентиментальными сценами побудили его увеличить скорость еще более. Он ожидал услышать у себя за спиной грубую брань, какой невежи осыпают автомобилистов, когда те на них наезжают, но тишину не нарушили ничьи голоса. Муньис подумал: "Или я убил эту сеньориту, или она очень хорошо воспитана".

Он продолжал свой путь. Выпил аперитив; потом еще один; потом еще два. Остался поужинать с друзьями, а в двенадцать ночи отправился домой, снова за тридцать километров.

Позднее я сам слышал, как он рассказывал: ночь была превосходная, аперитивы повлияли на него наилучшим образом, и он, в приподнятом настроении, напевая песенку, ехал довольно медленно. Достигнув поворота на восемнадцатом километре, он резко затормозил. Мощные фары его машины осветили сеньориту с книгой на коленях и выражением глубокой грусти на лице. Отрезанные ноги стояли тут же, обе в чулках из натурального шелка и туфельках. Растроганный Муньис вылез из машины и подошел к девушке.

"Никак не думал, что вас еще здесь застану", - смущенно пробормотал он. "Уйти отсюда сама я не могла, - отозвалась девушка, - после вас никто по дороге не проезжал".

Муньис обнажил голову. "Простите меня, пожалуйста. Это несчастный случай, всего-навсего. Могу я что-нибудь для вас сделать?" - "Никто уже не может ничего для меня сделать", - печально сказала девушка. "Позвольте мне хотя бы стереть пыль с ваших отрезанных ног и завернуть их во что-нибудь", - предложил Муньис после неловкой паузы.

Он наклонился к ногам сеньориты и решил, что стоит их похвалить. "Они прелестны", - сказал Муньис. "Я так не думаю, - ответила скромно девушка, - но они служили мне очень хорошо, и, кажется, я никогда не привыкну к тому, что у меня их больше нет". - "Я знаю совершенно определенно, сеньорита, - поспешил ее заверить Муньис, - что страховая компания, в которой я на случай подобных неприятностей застраховал свою машину, заплатит вам кругленькую сумму..." - "Для меня это не имеет никакого значения, - воскликнула она, - моей беде деньги не помогут! Самое худшее не то, что я потеряла ноги. Вы знаете, сколько сейчас времени?" - "Двадцать минут первого". - "Вот именно, сеньор: двадцать минут первого ночи, а я здесь! Что подумают обо мне дома и во всем нашем городке? Неужели вы не понимаете, что я навсегда опозорена? На улице, где мы живем, еще не было случая, чтобы дочь уважаемых родителей вернулась домой после наступления темноты". - "Но ведь вы можете объяснить... они поймут... вы покажете им свои ноги..." - "Они скажут, что это только предлог, - простонала девушка, - вы не представляете себе, как подозрительны люди в маленьких городках... А показать им отрезанные ноги... я бы не смогла... мне было бы стыдно..." - "Я вас провожу и объясню им, что произошло..." - "Если я появлюсь за полночь в обществе мужчины, будет еще хуже. Я погибла, совсем погибла! Теперь мне уже никогда не восстановить свою репутацию!" - "Могу я хотя бы довезти вас до дома?" - "С вашей стороны любезнее всего было бы оповестить о случившемся моего отца. Он председатель конгрегации посещающих раннюю заутреню".

Какой-то миг Муньис колебался. Потом решительно взял девушку на руки, перенес в машину, ноги положил на заднее сиденье и повез ее домой.

Когда Муньис увидел отца девушки, он снял шляпу и сказал: "Имею честь просить у вас руки вашей дочери, которую ненамеренно скомпрометировал".

И они поженились. Он счастлив. Жена его ест меньше любой другой женщины, потому что питать ей нужно не целое тело, а его часть, пусть даже большую; почти все время она дома и еще ни разу не попросила у него денег на туфли, чулки или мозольный пластырь. И по Алькале не прогуливается, не строит никому глазки. Мне Муньис говорил, что не женился так долго именно из страха, что его жена будет прогуливаться и строить глазки. Будьте уверены, ее он не променяет ни на какую другую женщину.

ГЛАВА IV, где продолжается рассказ о Клубе Творческого Автомобилизма, а читателю представляется возможность узнать о делах, которые для него лично не имеют никакого значения.

Гарсес стал упрашивать дона Педро рассказать мне о приключении, открывшем тому двери Клуба Творческого Автомобилизма. И разговорчивый кабальеро, отодвинув бокал, в котором, сказать правду, не оставалось уже ничего, кроме пены, начал:

- Мне далеко до двух наших прославленных собратьев, чьи истории я вам поведал, но не стану отрицать, что и я самой большой удачей в жизни обязан автомобилю и потому разрешил занести событие, о котором хочу рассказать, со всеми его подробностями в книгу славных дел Клуба. История эта незатейливая и интересна только для меня. Как известно, счастье и несчастье человека зависят именно от пустяков, и в этом смысле я считаю особенно поучительным случай, когда автомобиль разрешил раз и навсегда самую серьезную проблему моей жизни. Правда, если вы слышали страшную историю нашего Мойяно, моя вам покажется розовой водичкой, не более того.

- Истории Мойяно я не слышал.

- Она короткая. Еще ребенком Мойяно эмигрировал в Америку и там устроился на работу в гастрономический магазин, принадлежавший дону Ромуло Кусси. Хозяин магазина, тиран и скряга, стал безжалостно Мойяно эксплуатировать. Все те годы Мойяно не знал ничего, кроме страданий. Чтобы хоть как-то облегчить себе жизнь, бедный мальчик, надеясь, что таким способом превратит своего безжалостного хозяина в покровителя, попросил у него руки его дочери. Попроси он у дона Ромуло какую-нибудь жалкую банку консервированного лосося, хозяин высмеял бы Мойяно за наглость, но дочь ему была не нужна, и он с радостью отдал ее юноше - все равно как если бы ему вынули бесплатно занозу. И с этого времени Мойяно пришлось самому одевать и кормить жену, и его жизнь стала еще невыносимее, и в те немногие часы, которые у Мойяно оставались для сна, он вынашивал планы отомстить тому, кто стал теперь его тестем. Но, друг мой, на свете нет места, где можно было бы избавиться от человека, как бы неприятен он тебе ни был, не подвергая себя серьезному риску, а уж в городе, где жил Мойяно, тем более, ибо здесь царил закон Линча в его наихудшем варианте. И если вы намеренно выбивали человеку глаз, вам выбивали два; если стреляли в кого-нибудь из револьвера, то в вас палили из пушки; если вы соблазняли девственницу, вас сажали на кол - и так во всем. Действовать нужно было крайне осторожно. И не будь наш Мойяно доведен до отчаянья - он бы отказался от своих планов. Он, однако, поступил совершенно необычным в подобных случаях образом (хотя у меня есть основания думать, что позднее его примеру последовали многие): воспользовавшись льготными условиями, о которых мы все знаем, Мойяно купил автомобиль, научился водить его и стал ждать своего часа.

И однажды в воскресенье, на рассвете, когда сеньор Кусси вышел из "Казино", Мойяно, неподалеку его ожидавший, сорвался на своем драндулете с места и ринулся прямо на него. Возможно, дон Ромуло был начеку, а возможно, повиновался инстинкту. Факт тот, что, едва он увидел, как на него несется машина зятя, он обеими руками натянул поглубже на голову панаму, сплюнул в сердцах и бросился бежать по безлюдной улице.

Скорость автомобиля Мойяно достигала восьмидесяти километров в час, однако дона Ромуло он долго не мог нагнать: тот делал зигзаги, бегал вокруг фонарных столбов и прибегал к другим уловкам, за которые, будь эго соревнование по бегу на стадионе, по всей форме, его бы наверняка дисквалифицировали. Но все равно, даже сам Мойяно признает, что его тесть развил скорость километров двадцать в час, не менее.

В конце концов Мойяно удалось пригнать тестя на широкую улицу, и сеньору Кусси осталось только бежать по прямой. И тут он начал сдавать. По-видимому, он понял, что положение у него безвыходное, потому что раза два или три воскликнул огорченно: "Зачем я надел сегодня новый костюм!" И, немного погодя: "Останусь в живых, так туфли придется выбросить на свалку!"

У сеньора Кусси была привычка всегда, когда что-то его заботило, говорить громко.

На повороте панама слетела у него с головы, панама в пятьсот песет стоимостью, единственная любовь и отрада, какую он позволил себе за всю свою жизнь; поскольку сам он несся как пуля, подобрать ее он не мог, и машина, преследовавшая его, по ней проехала.