Василий Мидянин - Комплекс Марвина Страница 5

Внезапно заданный в лоб, этот вопрос окончательно сбил Марви-на с толку. Он хотел соврать, но поймал дружелюбный, понимающий взгляд Лая и совершенно смешался.

— Ну, собственно... — Он вытянул из кармана револьвер, позорно зацепившись предохранительной скобой за подкладку. — Убить, да. Да, хочу убить.

— Не делай этого, сынок! — Взгляд Лая прямо-таки сочился сочувствием и всепрощением. — Ты ведь очень не хочешь этого делать, верно? Не так-то просто выстрелить в безоружного?

— Вот еще! — В Иезайе внезапно снова проснулся трезвый расчет, и он вздернул «магнум». — Как же я тогда стану царем? И можешь даже не предлагать мне в обмен на свою жизнь деньги, женщин и половину царства. Зачем мне это, если, убив тебя, я возьму всё?

— Подожди-подожди! — горячо заговорил Лай. — Ты непременно станешь царем, но для этого не надо никого убивать. Видишь ли, я сам хочу сбежать от всего этого. Скрыться. Придворный этикет, обеденные церемонии, судебные тяжбы подданных, внешнеполитические интриги... Знаешь, как это все утомляет, как непросто быть правителем? Вот, к примеру, Великого Инку каждое утро обсыпали порошковым золотом, и он ходил так до заката, когда ему разрешалось совершить омовение в священном озере. Очень красиво, конечно, и почетно, но думаешь, это приятно — целый день ходить обсыпанным порошковым золотом? Все тело зудит, кожа совершенно не дышит и вообще чувствуешь себя как дурак... — Лай поежился. — Понятно, если ты родился в трущобах и в жизни не ел ничего вкуснее анчоусной селедки, участь царя выглядит весьма завидной. Однако если трюфели в икорном соусе опротивели тебе уже к двенадцати годам, а самые красивые женщины — к восемнадцати... — Царь Фив вздохнул. — Тут поневоле взвоешь. Столько условностей, столько обязанностей, столько ограничений... Иногда я лежу без сна в своей шикарной спальне слоновой кости и мечтаю о тростниковом шалаше на берегу реки, простом крестьянском ужине и жене — дочери рыбака, с грубоватыми чертами лицами и обветренными руками...

— Понимаю, — вежливо ответил Иезайя. Честно говоря, ни черта он не понимал этого зажравшегося сноба.

— Ну так вот, — продолжал Лай. — Я давно лелею в душе мечту сбежать от этого невыносимого, разъедающего душу бремени власти и богатства. И тут такой случай! Мой сынок Эдип, такая умница — так получилось, что мы оказались разлучены, еще когда он был младенцем — выяснил, что ему предначертано убить меня, если он собирается стать царем Фив. От греха подальше он сбежал. Однако он прекрасно понимал, что боги будут вынуждены взять кого-нибудь на его место, иначе миф об Эдипе рухнет, а это внесет непредсказуемую сумятицу в культуру западной цивилизации. Сын сумел связаться со мной и посоветовал мне убрать нового претендента на трон, используя мои связи в «Коза ностра», но я резонно возразил, что в этом случае боги наймут другого. Капля, как известно, камень точит, и рано или поздно один из претендентов все-таки добьется своего. Поэтому мы решили, что мне лучше сразу уступить. Понимаешь? Исчезнуть, как Эдипу. Для этих целей я одел в свой костюм одного несчастного, который умирает от чахотки. Кроме того, у него рак предстательной железы, туляремия, саркома, экзема, тахикардия, половой герпес и гепатит С. Одним словом, он с величайшей радостью согласился на эвтаназию. Ты пристрелишь его вместо меня, понимаешь? Когда же этот квазицарь умрет, его кучер с воплями ужаса убежит с места цареубийства в холмы. Вот и все. К вечеру я уже буду в Фениксе, а утром чартерным рейсом прибуду на остров Ибица вместе с одной подружкой и навсегда исчезну из твоей жизни. Как тебе такой план?

— Ну, я не знаю, — замялся Иезайя. — А что мне помешает, скажем, выстрелить в спину убегающему кучеру? Чтобы, так сказать, не оставлять свидетелей?

— Сынок, — ласково улыбнулся Лай, — ты же ведь не захочешь, чтобы я потом всю жизнь являлся к тебе по ночам в белых тапочках?

— Вряд ли, — согласился Марвин. — А этот, — он махнул пистолетом в сторону изможденного человека в царском убранстве, — не будет мне являться?.. Эй! — позвал он. — Вы меня слышите? Вы действительно добровольно согласились на эвтаназию?

Человек в царских одеяниях с трудом приоткрыл воспаленные глаза, с тоской посмотрел на своего потенциального палача.

— Хватит болтать! — сухо прокашлял он. — Ради Зевса, пристрелите меня скорее! Я умираю в муках и делаю это уже восьмой год подряд! Когда же это все закончится?..

— Кроме того, я положил его семье весьма солидную пенсию по утрате кормильца, — добавил Лай, — и они вряд ли будут тебе благодарны, если ты вернешь им умирающего кормильца вместо пенсии.

— Ну, что ж... — Иезайя тщательно прицелился в блаженно прищурившегося больного, потом опустил револьвер. — Нет, не могу.

— Почему?! — в один голос вскричали царь и страждущий.

— Я не могу стрелять в человека, если он на меня смотрит, — пояснил Иезайя. — Велите ему не смотреть!..

— Может, ему еще глаза завязать или поставить лицом к стенке? — прошипел Лай. — Хватит валять дурака, за нами наблюдают!

Человек в ландо вдруг забился в жестоких конвульсиях, на губах его выступила сиреневая пена.

— Проклятье! — простонал он. — Приступ! Ребята, вы давайте либо пристрелите меня скорее, либо дайте таблетки! Вон там, в сумке!

— Смелее, сынок! — подбодрил Иезайю царь Фив. — Будь мужчиной! Один выстрел — и все в выигрыше.

— Стреляй, скотина! — прохрипел умирающий. — Ты что, смерти моей хочешь?! Стреляй, кому говорят!

Внезапно он широко размахнулся и вытянул Марвина царским скипетром, который сжимал в руке.

— Эй, чего дерешься?! — возмутился Иезайя, отскакивая в сторону.

— Отлично! — обрадовался Лай. — Издали так будет выглядеть еще правдоподобнее. Ну, давай, парень! Пристрели его, пока он не раскроил тебе голову! Это уже даже не убийство — это просто необходимая оборона!

— Да у него удар, как у цыпленка! — возразил Марвин, потирая ушибленное плечо. — Какая же это оборона? Как я могу вот так просто застрелить беспомощного человека?!

— Кретин! — возопил царь. — Стреляй, кому говорят! Время дорого! Всех нас погубишь!..

Больной, размахнувшийся для следующего удара, внезапно выронил скипетр, захрипел и повалился лицом вниз. Царь Лай бросился к нему, пощупал пульс, перевернул на спину, приложил ухо к груди и покачал головой.

— Кончено! — произнес он. — Во имя Демогоргона, как не вовремя!.. Ну, хотя бы в мертвое тело у тебя хватит духу попасть?

— В мертвое хватит, — согласился Иезайя. — Хотя осквернение трупов — тоже не самое похвальное дело в Техасе...

— Мать Гера! — возопил несчастный царь, воздев руки к небесам. — Ну почему ты позволяешь подобным идиотам безнаказанно пожирать наш кислород?!

— Хватит меня обзывать-то уже! — огрызнулся Марвин, прицеливаясь в труп. — Сами придумали какую-то дурацкую аферу, а теперь виноватых ищете! Раньше надо было думать...

Он выстрелил, и пуля отщепила от борта экипажа солидный кусок дерева. Лай уже ничего не сказал на это — он только пристально смотрел на дальнобойщика широко раскрытыми глазами, в которых застыли ужас, недоумение и отчаяние.

— Ну, ладно, ладно! — смутился Иезайя. — Давненько не брал в руки револьверов... Тяжелый очень, понимаете? Полицейская модель. Прицел уходит вниз, необходимо делать поправку...

— Стреляй, изверг! — мученически простонал царь. — Впрочем, нет, не надо! — тут же переиграл он, с опаской поглядывая на подрагивающий в руках Марвина «магнум». — Одного выстрела достаточно, чтобы Гермес услышал. Скажем, что попал с первого раза, издали все равно не видно. — Он суетливо полез в экипаж, загрохотал там чем-то металлическим. Послышался плеск, в ноздри ударил резкий бензиновый запах.

— Это зачем? — удивился Иезайя.

— Чтобы скрыть улики! — пояснил Лай. — Огонь — лучший помощник, если нужно избавиться от малейших следов. Труп не смогут опознать, а идентификацию по челюсти здесь еще не изобрели. Все, царь Лай умер! — Он быстро перерезал упряжь, после чего щелкнул зажигалкой и бросил ее в экипаж. Огонь с ревом взметнулся над деревянными бортами, и перепуганные лошади с оглушительным ржанием рванули в степь. — Лошади — божьи твари и совершенно ни при чем, — пояснил он. — Не следует их губить понапрасну. Ну, ладно, сынок! Не поминай лихом — я побежал! Если будет время, приезжай к нам на Ибицу. Мы с Барбареллой будем рады...

Повернувшись, он бросился вслед за удирающими лошадями.

— Ну как? — осведомился Иезайя, по-ковбойски покручивая револьвер на пальце. — Аплодисменты будут?

— Аплодисменты тебе, — сварливо произнес Гермес. — Медаль себе купи шоколадную. На троечку сработал.

Они сидели в придорожной харчевне, проводили разбор полетов и пили пиво «Францисканер», закусывая его холодными морепродуктами — здесь оказался довольно неплохой салат-бар с неограниченным количеством подходов.