Сергей Шведов - Черный скоморох Страница 50

– Город расположен в силовом поле,– пояснил Весулий.– Силовое поле прорвано, и результат прорыва мы уже видели на площади.

– То есть он в любую минуту может рухнуть в никуда?

– Не думаю, что это случится сию же минуту, но судьба Рогуса уже решена безвозвратно.

Наверное, это было безумием, но Пигал все-таки решился. Да и что он, в сущности, терял, отправляясь по следам Чернопалого? Все было потеряно в тот самый момент, когда магистр сунул голову в пасть зверя, именуемого тщеславием. Тщеславие толкнуло его на дружбу с Семерлингом, а уж потом эта с позволения сказать дружба привела его прямехонько в гельфийский ад. Чего добивался просвещеннейший Семерлинг, интригуя по всей Вселенной, сказать было трудно, и Пигал уже устал делать на этот счет предположения. Мозги кентавра были устроены, вероятно, таким образом, чтобы свести с ума любого связавшегося с ним человека, заставить его буквально захлебнуться в потоке лжи, выплескивающемся из просвещеннейшего, словно лава из взбесившегося вулкана.

– По-моему, там кто-то есть,– негромко предостерег Весулий.

Магистр тут же отступил к гладкой как зеркало, но черной как сажа стене. Однако он не рискнул прислониться к этой стене спиной, хотя ему очень хотелось перевести дух. Надо сказать, что место, куда они проникли вслед за Чернопалым, могло утомить кого угодно. Это было чудовищное сплетение коридоров, ведущих в никуда. Достойнейший магистр уже подозревал, что они заблудились, но пока не хотел в этом себе признаваться. Да и какой смысл в подобном признании? Главное сейчас, не поддаться панике, не заметаться в поисках выхода и не зарыдать от бессилия.

– Весулий, это вы?

Пигал готов был поклясться, что голос, задавший этот вопрос, принадлежит женщине, и ему даже показалось, что он узнал, какой именно, и страшно обрадовался по этому поводу, хотя радоваться в его положении было чистым ребячеством.

– Это Лулу,– сказал он окончательно сникшему от переживаний нынешнего дня Весулию.

Ее величество трясло как в лихорадке, а на глазах были чудовищные слезы величиной, по крайней мере, с голубиное яйцо.

– Я потеряла его, Весулий, слышите, потеряла. Этот негодяй обо всем догадался и ускользнул от меня.

Плакала прекраснейшая из прекрасных вовсе не от горя, как поначалу показалось Пигалу, а от злости и досады, что подтверждалось сжатыми кулачками и постукиванием обутой в сапожок ножкой по гладкому как стекло полу.

– Я изловлю это чудовище, Весулий. Этот монстр ответит мне за свою измену. Я его уничтожу, этого Сагкха без стыда и совести.

Тут только Пигал заметил, что ее величество сжимает в кулачке нечто отдаленно напоминающее детский свисток.

– Вы потеряли его в этом здании, Лулу?

– Да, он скрылся за поворотом, а здесь кругом сплошные зеркала.

Пигал никаких зеркал пока не видел и потому вопросительно посмотрел на Весулия. Игирийский канцлер приободрился в присутствии своей королевы, во всяком случае, взгляд его стал более осмысленным.

– Он обязательно придет туда, шар является его главной целью.

– Я была у шара,– махнула раздраженно рукой Лулу,– ждала его целую вечность, но этот негодяй там не появился.

– Возможно, он ждал вашего ухода и теперь завладел шаром,– предположил Пигал.

– Не может он им завладеть, потому что последний магический замок можно открыть только каплей моей крови.

Теперь магистру стало понятно, зачем Чернопалый таскал хрупкое и нежное создание за собой. Хотя не исключено, что и хрупкое создание не слишком этому противилось, преследуя свои цели. Все многочисленные соискатели дороги гельфов буквально купались в собственной лжи, и только Пигал Сиринский тонул в этом болоте безвинно.

– Мне нужна дорога, Пигал,– сказала Лулу.– Только овладев ею, я стану настоящей королевой. Я не хочу быть глупой куклой, которой помыкают все, кому не лень.

Насчет зеркал прекрасная Лулу оказалась права. Так же, впрочем, как и насчет планировки странного зала, который весь состоял из углов. Спрятаться здесь от чужих глаз можно было без всякого труда, тем более что ваше отражение могло появиться совсем не в том зеркале, в котором вы пожелали отразиться. А венчал сооружение шар не слишком больших размеров, светившийся холодным голубоватым светом. Пигалу он больше всего напоминал мяч из далекого детства. Впереди показалась чья-то фигура.

– Это он,– едва слышно прошептал Весулий.

И не ошибся. Князь Тимерийский крался вдоль стены прямо к стеклянному шару, и Пигал мог видеть его отражение по крайней мере в добром десятке расставленных вдоль стен зеркал. Но магистра потрясло то, что князь, пройдя от него буквально в шаге, не заметил присутствия в зале посторонних.

– Он должен снять последнюю защиту,– прошептала побелевшими губами Лулу.

Чернопалый, странно приволакивая левую ногу, почти дошел до голубого шара, но потом вдруг остановился, словно наткнулся на невидимое глазу препятствие. Вероятно, так оно и было, поскольку он даже провел рукой в воздухе, пытаясь оценить степень его проходимости. Что-то насторожило Пигала в этой руке, что-то с ней было не так, но понять, что именно, он не успел. Канцлер Весулий бросился вдруг на свою королеву, вырвал у нее из рук защелку и, прежде чем та успела крикнуть: «Нет!»– поднес свисток к губам. Звука магистр не услышал, зато увидел, как из зеркал... метнулись к князю Тимерийскому десять серебряных змеек и обвились вокруг его тела. Вопль монстра был непереносим. Пигалу Сиринскому даже показалось на миг, что это он сам корчится в объятиях дьявольской силы, огромный и чудовищно-зеленый. Впрочем, продолжалось это недолго, считаные мгновения, после чего на месте князя осталась лишь горстка пепла. Однако, к удивлению Пигала, крик на этом не прекратился. Пигал не сразу понял, что это кричит прекрасная Лулу. В своей жизни ему приходилось выслушивать из уст женщин разные слова, в том числе и не весьма лестные для самолюбия, но то, что вырывалось из уст королевы Игирии и Вефалии, совершенно не лезло ни в какие ворота. Причем все это перемежалось слезами, всхлипами и ударами по спине досточтимого канцлера.

– Вы мразь, Весулий, вы убийца, вы негодяй! – И это были самые безобидные из тех слов, что выплеснула из себя прекраснейшая из прекрасных.

– Но вы же сами хотели его смерти, Лулу,– осмелился вступиться за несчастного канцлера расстроенный всем происшедшим Пигал.

Лучше бы он этого не делал, поскольку до сей поры его не замечали, а в эту секунду заметили.

– С чего ты взял, ощипанный гусак, что я хотела его смерти?

Ну и еще ряд подобных, весьма обидных высказываний в адрес как Пигала, так и Весулия, которые, оказывается, бесповоротно сгубили жизнь и счастье королевы Лулу. Причем Чернопалый в этих совершенно диких обвинениях выглядел сущим ангелом, невинным младенцем, погубленным чудовищными монстрами.

– Вот так пишется история,– с горечью заметил расстроенный до слез Весулий, и с ним трудно было не согласиться.

– Нехорошо,– произнес за спиной Пигала поразительно знакомый голос.– Два пожилых, солидных, уважаемых человека обидели красивую девушку, отобрали у нее любимую игрушку, да еще и возмущаются по этому поводу. А от тебя, магистр, я подобного не ожидал, где твоя известная всей Вселенной сиринская благовоспитанность?

– Человек молодой...– возмущенно начал было Пигал и осекся.

О Весулии и говорить нечего, у того нижняя челюсть отвисла чуть не до пояса и едва ли не навсегда. Князь Тимерийский взял из его рук пресловутый свисток и зачем-то посмотрел на просвет.

– А как же...– обрел дар речи Весулий и махнул рукой на крохотную кучку пепла.

– Тот сгорел,– утешил канцлера Чернопалый.– Неосторожный.

Тут только до Пигала дошло, что же так поразило его в правой руке того, уже сгоревшего князя Тимерийского. На ней не было перстней с черными камнями.

– Это был Магус,– сказал Пигал Весулию.– Старый хрусский монстр пострадал из-за своей глупой страсти к перевоплощениям.

Князь Тимерийский подошел к сидевшей на полу в прострации Лулу, провел ладонью по ее мокрому лицу и сказал негромко:

– Нам пора приниматься за дело, детка.

– Я не верю тебе,– вспыхнула отсыревшим порохом Лулу.– Ты негодяй и предатель.

Это замечание было куда ближе к истине, чем все те, что звучали минуту назад из прекрасных уст. Пигал был возмущен отсутствием логики в словах и действиях вздорной девицы.

– А кто собирался меня испепелить? – Князь Тимерийский подбросил свисток на ладони.

– Я хотела только напугать,– задохнулась от возмущения Лулу и уже как последний, совершенно неотразимый аргумент прибавила: – А у тебя пятеро детей в созвездии Рамоса.

– Четверо,– поправил ее князь.– Пятого родишь мне ты.

– И не подумаю,– сказала Лулу и упрямо поджала губы.– Я тебе не верю.

Князь Тимерийский повернулся и пошел к голубому шару, прекраснейшая Лулу испуганно смотрела ему вслед. Сиятельный, не дойдя пяти шагов до праха неосторожного Магуса, поднял правую руку, и в ту же секунду язык почти черного в своей неистовой ярости огня вырвался из перстней и устремился на невидимую преграду. Гром грянул такой, что громадное здание содрогнулось, и достойнейший магистр привычно содрогнулся вместе с ним. Князь Тимерийский остался стоять меж сверкающих зеркал, как монумент самому себе.