Сергей Шведов - Черный скоморох Страница 52

– Поздравляю тебя, магистр,– насмешливо приветствовал хозяина гость.– Высший Совет Светлого круга очень высоко оценил твои заслуги и присвоил тебе титул почтеннейшего.

– Уж не твоими ли усилиями, просвещеннейший Семерлинг?

Особой радости от бесспорно приятного известия магистр не испытал, ожидая нового подвоха от старого знакомого.

– Именно моими.– Кентавр продолжал улыбаться, хотя глаза его оставались серьезными.

Как вежливый хозяин, Пигал пригласил гостя к столу– кентавр Семерлинг питал слабость к сиринским винам.

– Ты опять сказал им неправду, просвещеннейший,– упрекнул сотрапезника Пигал.

Семерлинг залпом осушил предложенный ему сиринский хрустальный кубок.

– А зачем им правда, почтеннейший Пигал? Неужели ты думаешь, что эти старые маразматики горят желанием узнать правду о том, как понапрасну сгубили десятки ни в чем не повинных людей?

– Ты, следовательно, признаешь, что не было необходимости убивать князя Феликса и его людей на Альдеборане?

Кентавр Семерлинг поднял на сиринца печальные карие глаза:

– Ничего я не знаю, Пигал. И ты не знаешь. И уж тем более не знают наши просвещеннейшие старцы. Был риск, страшный риск.

– Поэтому ты и решил уничтожить своего воспитанника в замке Крокет?

Кентавр Семерлинг молчал долго, катая по столу хрустальный кубок, который в его огромной ладони казался еще более хрупким. Почтеннейший Пигал в душе уже попрощался со своей собственностью – у кентавра была, надо сказать, вредная привычка бить чужую посуду.

– Я признаю, что у меня имелся свой интерес в этом деле, Пигал. Если бы мальчишка ушел в Черную плазму, то он снял бы огромный камень с моей души. Это было бы моим оправданием перед всеми и в первую очередь перед самим собой. У меня тоже есть сердце, Пигал, хотя ты в этом сомневаешься. Поверь мне, не так просто убивать лучшего друга.

– И чтобы оправдать себя и в глазах других, и в собственных глазах, ты решил объявить его сына монстром и уничтожить?

– Да, именно так, Пигал. И все-таки у меня хватило мужества в конце концов понять свою неправоту и признать ошибку, а это было совсем непросто. Как раз этим я и отличаюсь от прочих членов Высшего Совета, которые до сих пор боятся признать ошибку.

Почтеннейший Пигал не постеснялся вслух назвать еще одну причину неожиданного прозрения и раскаяния кентавра Семерлинга:

– А еще тебе необходим был Андрей Тимерийский, чтобы открыть дорогу гельфов.

– Все-таки тебя не зря, почтеннейший Пигал, зовут лучшим дознавателем Светлого круга,– польстил собеседнику кентавр Семерлинг.– Хотя к этой идее я пришел не сразу. Долгое время мне казалось, что дорога гельфов станет угрозой спокойствию планет Светлого круга.

– Это ты рассказал князю Феликсу про Черного скомороха? – тихо спросил Пигал.

Кентавр вздрогнул всем своим крупным телом и бросил на магистра недобрый взгляд:

– Так было нужно, Пигал. На Земле сложилась чудовищная ситуация. И виной тому стал даже не Сагкх, а люди, воспользовавшиеся его могуществом. На этой планете зрела угроза всему Светлому кругу. Мы потеряли много отважных Героев, прежде чем Феликсу удалось приручить Черного скомороха. Но я не мог после этого оставить его в живых, понимаешь, Пигал, не мог! Иначе история, случившаяся на Земле, повторилась бы на Альдеборане, с еще более чудовищными последствиями. Высший Совет требовал от меня убить и младенца, но я его спас, пообещав струхнувшим старцам, что с его помощью избавлю Светлый круг от Сагкха.

– Почему ты не рассказал мне все сразу, Семерлинг?

Глаза кентавра холодно блеснули из-под седой гривы жестких волос:

– Ты ведь тоже не верил мальчишке, Пигал, до самой последней минуты не верил и даже готов был его убить.

– Я спасал человечество, просвещеннейший,– глухо сказал Пигал.

– А я?

– А ты спасал себя, Семерлинг, спасал власть, неограниченную возможность распоряжаться чужими жизнями по своему усмотрению. Ты и в этот раз рисковал. Князь Тимерийский мог оказаться монстром. Миллиарды людей заплатили бы за твою ошибку жизнями и, кстати говоря, возможно, еще заплатят.

– Но теперь уже за нашу общую ошибку, Пигал. Надеюсь, этого ты не будешь отрицать?

– Не буду, Семерлинг,– резко откликнулся на этот вызов Пигал.– Я готов предстать перед членами Высшего Совета и отчитаться за свои поступки.

Кентавр Семерлинг засмеялся, и смех его странно прозвучал под сводами сиринского дворца.

– Не придется тебе отчитываться, Пигал, потому что ты отныне не только почтеннейший, но и просвещеннейший член Высшего Совета, которому предоставлены полномочия защищать интересы Светлого круга в империи гельфов. Так что дерзай, просвещеннейший Пигал. Но отвечать тебе придется теперь только перед самим собой, а это нелегкое дело для человека с такой чуткой совестью, как у тебя.

Кентавр Семерлинг покинул гостеприимный Сирин в тот же вечер, а просвещеннейший и почтеннейший Пигал остался, раздавленный свалившейся на него стараниями коварного друга ответственностью. Впрочем, ответственность эту Пигал Сиринский, пожалуй, взвалил на себя сам. Член он Высшего Совета или не член, но отныне он отвечает за все, что происходит на гельфийской дороге, и в первую очередь перед самим собой. В этом кентавр был прав.

Просвещеннейший и почтеннейший член Высшего Совета, магистр Белой магии Пигал Сиринский вздохнул, выпил бледно-розового сиринского вина и стал собираться в дорогу.

Часть 3

ДОРОГА ГЕЛЬФОВ

Его высочество Гиг, наследный принц Мессонской империи, был, мягко говоря, вне себя. Коварство друга, да какого там друга – змеи, которую он неосторожно пригрел на груди, вдребезги разбило его нежное сердце. Тяжелые кресла из розового дуба легкокрылыми бабочками летали по обширному залу имперского дворца, грозя разнести в щепки расписной зинданский паркет, что, бесспорно, огорчило бы матушку принца, императрицу Асольду. На это обстоятельство, кстати, и пытался намекнуть расстроенному другу барон Феликс Садерлендский, но поскольку он и был той самой пригретой на груди принца змеей, то его слова пропускали мимо ушей. А неистовый Гиг замахнулся уже на гигантскую вазу из халидского фарфора, предмет особой гордости и забот своей венценосной матушки. Поступок, который никогда ему не будет прощен, в этом Феликс нисколько не сомневался. А главное – было бы из-за чего так кипятиться! Из-за какой-то кривляки, легкомысленной дурочки, не стоившей и мизинца благородного Гига Мессонского и, уж совершенно точно, не стоившей зиданского паркета и халидского фарфора.

– О, мерзавец! – Принц задохнулся от бешенства и предпринял попытку дотянуться до горла коварного друга, который, однако, удачно ушел от его цепких пальцев и почти уже выскользнул за дверь, но в последний момент все-таки был схвачен за полу щегольского плаща.

– Послушай, Гиг,– перешел к глухой обороне Феликс,– есть из-за чего, в самом деле, кровь себе портить.

– Негодяй! – Его высочество, похоже, окончательно зациклился на ругательствах и варьировал их в недопустимо малом для сиятельного лица диапазоне.– Как посмел обесчестить несравненную, изысканнейшую розу моего сада, благоухающую фиалку моей души?! Как ты посмел прикоснуться к ней своими грязными лапами? Ты, которого я допустил в святая святых своего любящего сердца, ты, которому я верил, как самому себе, ты, посвященный в самые сокровенные тайны мои, ты, который...

Монолог его высочества грозил затянуться надолго, и, вероятно, Феликс совсем заскучал, если бы не руки Гига, которые все время норовили ухватить собеседника за горло или нанести ему иной физический ущерб. А надо признать, наследный принц Мессонской империи обладал бычьей силой, и будь на месте Феликса кто-нибудь другой, эта вспышка страстей влюбленного идиота закончилась бы трагически.

– Все произошло совершенно случайно,– успел вклиниться Феликс в паузу, возникшую по той простой причине, что принцу не хватило воздуха для очередного ругательства.– Шел мимо, заглянул на огонек, и она сама упала в мои объятия.

– Мерзавец,– справился наконец с дыханием Гиг,– ты же знал, что я влюблен в нее до безумия, что страсть переполняет мое сердце! Я сгною тебя в тюрьме, негодяй, в самой вонючей и сырой камере, которую только можно найти в Мессонской империи!

– Между прочим, Гиг, ты воспламеняешься страстью каждую неделю, поэтому немудрено, что я путаюсь в объектах твоего горячего поклонения. Позавчера это была Ильда, баронесса Асейская, вчера Мина, баронесса Лирийская, и, наконец, ты, оказывается, влюбился в Лилию Фарлейскую, ничего мне об этом не сказав.

Его высочество немного ослабил хватку, и на лице его появилось сомнение.

– Не далее как вчера я читал тебе стихи, в которых воспевал несравненную...

– Фиалку твоего сердца Мину Лирийскую,– быстро подсказал Феликс.

– Лжец,– голосу Гига, однако, не хватало уверенности.– Стихи были посвящены Лилии.