Валентин Леженда - Разборки олимпийского уровня Страница 54

Случившееся с ними было настоящей трагедией. Греки оказались навсегда отрезаны от своего привычного мира. Надежды на возвращение в Аттику не было. Они находились в мире богов, враждебном, непонятном и наверняка опасном для чужаков.

— Я есть хочу, — после часа бесцельных блужданий по темным переходам простонал Алкидий.

— Да подожди ты, — огрызнулся Фемистоклюс, настороженно прислушиваясь.

Постоянная легкая вибрация и монотонный убаюкивающий гул поглощали все прочие звуки. Фемистоклюсу очень не хотелось столкнуться за одним из поворотов с самим Зевсом. Второй раз спастись от гнева Громовержца им вряд ли удастся.

— Хочу есть, — снова повторил Алкидий, на этот раз со сварливыми нотками в голосе.

— Да сейчас, сейчас, — отмахнулся от друга Фемистоклюс, чутко принюхиваясь к теплому неподвижному воздуху Олимпа.

Странно, но по пути им ни разу не попалось ни одного амброзийного автомата, лишь мраморные статуи безразлично взирали из темных ниш по обеим сторонам бесконечных коридоров.

— Здесь можно проблуждать всю жизнь, — грустно заметил Алкидий, — и умереть от голода.

— М-да, — согласился с ним Фемистоклюс, — план Диониса с чертежом Олимпа был бы нам сейчас очень кстати, но дощечка осталась там, в Греции.

— Греция… — Алкидий тяжело вздохнул. — Увидим ли мы тебя когда-нибудь еще раз? (Да увидите, увидите, обещаю. — Авт.)

— Не ной! — грубо гаркнул Фемистоклюс. — Ты меня сейчас доведешь до рукоприкладства.

Одна из попавшихся им по пути ниш светилась изнутри мягким желтым светом. Греки в недоумении остановились.

— А это еще что такое? — удивился Фемистоклюс.

В нише стояло нечто напоминавшее собою высеченный из камня диковинный цветок, из центра которого бил янтарного цвета источник. Фемистоклюс наклонился, принюхиваясь.

— Так ведь это же амброзия?!! — удивился он. — Алкидий, ты, кажется, хотел есть?

— Э нет. — Парень отрицательно замотал головой. — Я слишком хорошо помню, что было, когда мы эту самую амброзию в сухом виде продавали. Лучше уж умереть с голоду, чем стать умственно отсталым идиотом.

— А по-моему, лучше стать идиотом. — Фемистоклюс пожал плечами и припал губами к медной трубочке, из которой струился нектар богов.

Алкидий с ужасом смотрел на преображающегося приятеля. Плечи рыжебородого грека стали шире, полнота исчезла, щеки зарумянились, а в глазах забегали озорные огоньки.

— Эх, — Фемистоклюс с удовольствием вытер янтарные губы, — словно лет на десять помолодел.

— Фемистоклюс, — осторожно спросил Алкидий, — ты уже идиот?

— Сам ты идиот, — обиделся рыжебородый, по очереди пробуя мощные бицепсы на руках. — Тебе не кажется, что я стал похож на божественного кузнеца Гефеста?

Алкидий присмотрелся:

— Уж скорее на сатира, только вот копыт и хвоста не хватает.

— Да ну тебя, — добродушно махнул рукой преобразившийся Фемистоклюс.

Пощипав рыжую бороду, грек размашисто подошел к ближайшей статуе, изображавшей Геру, и с легкостью поднял ее над полом.

— Ого?!! — удивленно прошептал Алкидий, а Фемистоклюс, озадаченно хмыкнув, раскрутил тяжелую статую над головой и запустил ее в конец коридора.

Статуя угодила прямехонько в изваяние метающего копье Геракла. Мраморный Геракл накренился и с грохотом упал прямо на бесстыже задравшую ноги каменную Геру. Со стороны сие выглядело крайне неприлично. Друзья смущенно отвернулись.

— Ну что ж, теперь давай ты, — предложил Фемистоклюс.

— Что я? — не понял Алкидий.

— Пробуй эту новую амброзию.

— Зачем?

— Станешь таким, как я.

— А ты не идиот?

Могучий, покрытый мелкими рыжими волосками кулак просвистел у самого носа Алкидия. Если бы парень вовремя не увернулся, то… Страшно подумать.

— Ты что, сдурел? — закричал Алкидий, пятясь от гневно потрясающего кулаками друга.

— Пей, говорю, — приказал Фемистоклюс, сжимая и разжимая мощные кулаки.

Ну что еще оставалось несчастному парню, кроме как подчиниться?

Алкидий осторожно приблизился к божественному источнику, про себя с удивлением отмечая, что необычная жидкая амброзия пахнет медом.

— Смелее, смелее, — подбадривал приятеля Фемистоклюс, у которого так и чесались руки что-нибудь разогнуть либо сломать.

Алкидий опасливо попробовал янтарную жидкость на вкус. Вкус ему понравился, он был каким-то сладкофруктовым. Сделав несколько больших глотков, парень в нерешительности взглянул на товарища.

— Ну что? — с интересом спросил Фемистоклюс. — Ты чувствуешь в себе какие-нибудь перемены?

Алкидий прислушался к своему организму.

— Нет, — ответил он, — никаких перемен, хотя…

— Что, что ты ощущаешь? — встрепенулся Фемистоклюс.

— Да вот по малой нужде захотелось, — несколько растерянно ответил Алкидий.

— Тьфу ты! — Рыжебородый грек с чувством сплюнул на пол Олимпа.

Плевок с шипением испарился.

— Ты чего на божественную твердь плюешь, совсем сдурел? — заорал на друга Алкидий. — Это тебе не Парфенон какой-нибудь.

Вяло переругиваясь, греки двинулись дальше.

— Все, не могу больше. — Алкидий скорчил жалостливую гримасу. — Как хочешь, но мне нужно в туалет.

— Наши походные горшки остались в Греции, — покачал головой Фемистоклюс. — Давай, становись в уголок, я тебя, так уж и быть, прикрою.

— От кого? — изумился парень.

— Ну… — неопределенно протянул рыжебородый, — мало ли…

— Ты хочешь, чтобы я сделал ЭТО на Олимпе?!!

— Ну да, — удивился Фемистоклюс, — и нечего на меня орать. Нам тут теперь жить, причем неизвестно, сколько времени. В принципе ты, конечно, можешь разыскать Зевса и спросить его, где у них тут отхожее место, но боюсь, он сделает тебе что-то очень и очень плохое.

— Ладно, уговорил, отвернись, — зло бросил Ал-кидий, направляясь к ближайшей нише со статуей.

Фемистоклюс деликатно отвернулся.

За его спиной раздалась какая-то непонятная возня, после чего…

— А-а-а-а… — дико заорал Алкидий, заставив стоявшего на стреме приятеля подпрыгнуть на месте.

Схватившись за сердце, рыжебородый грек стремительно обернулся и замер в ужасе…

Несчастный Алкидий с круглыми от страха глазами висел в воздухе в двух метрах от пола, смешно дергая голыми ногами.

Фемистоклюс не сразу осознал, что произошло. Ему уже было достаточно и того, что приятель висит над полом, дабы испытать неописуемый ужас. Но мутная пелена перед его глазами быстро рассеялась, и грек понял, что болтающегося в воздухе Алкидия держит за шиворот гигантская мраморная статуя бога войны Ареса.

Рыжебородый присмотрелся

Так и есть.

Правая нога мраморного изваяния была мокрой

— О великий Крон, — хрипло прошептал Фемистоклюс, — этот идиот помочился на статую Ареса.

Холодные мраморные губы изваяния были искривлены в страшной гримасе, правая свободная рука медленно тянулась к мечу на поясе.

“Неужели вытащит?” — мелькнула в голове Фемистоклюса дурацкая мысль. Происходящее просто не вмещалось в рамки рассудка. Но ведь это был Олимп! Олимп, мать его за ногу! Обитель богов. Как они могли забыть об этом?

Однако Алкидия спасла случайность, вернее, ветхая накидка. Раздался характерный треск рвущейся ткани, и визжащий грек свалился на пол. В мраморной руке статуи, ошеломленной таким поворотом дел, остался лишь серый клочок ветхой ткани.

— Бежим! — Фемистоклюс бросился прочь, глухо топая по выстланному мягкой толстой тканью коридору.

Алкидий побежал.

Рыжебородый обернулся.

Алкидий бежал на четвереньках, но не это напугало Фемистоклюса еще больше..

Мраморная статуя, сойдя с пьедестала с обнаженным мечом, гналась следом за ними.

Греки удирали. Мимо, как во сне, проносились коридоры, какие-то темные залы, прозрачные окна во всю стену с жуткой чернотой неведомого пространства, и в какой-то момент Фемистоклюс понял, что они оторвались.

— Стой! — крикнул он приятелю и бессильно рухнул на пол…

Вид Алкидий имел самый жалкий: колени ободраны, одежда порвана, волосы всклокочены.

“Ну и поделом тебе”, — злорадно подумал Фемистоклюс, безуспешно пытаясь отдышаться.

Возможно, не выпей они амброзии, сейчас в бесконечных коридорах Олимпа уже лежало бы два окровавленных трупа с оторванными головами.

Фемистоклюс был твердо уверен, что статуя, поймав их, непременно оторвет им головы. Он и сам за подобное кощунство поступил бы так же.

— Ну ты и придурок! — Рыжебородый неприязненно посмотрел на приятеля. Тот, постанывая, осматривал свои ушибы и кровоподтеки.

— Чья бы корова хрюкала, — огрызнулся Алки-дий. — Сам что мне говорил? Давай, становись в уголок, я тебя прикрою. Кто ж знал, что эта статуя живой окажется?

— Да не была она живой, — грустно вздыхая, ответил Фемистоклюс. — Пока ты на нее не… Короче, сделать подобное НА ОЛИМПЕ… Такое могло прийти в голову лишь законченному психу.