Алекс Орлов - Тютюнин против ЦРУ Страница 56

Вокруг них стала собираться толпа, и ее сужающееся кольцо не сулило путешественникам ничего хорошего.

– Расходимся, граждане, расходимся! – попытался управлять толпой Леха, но это вызвало в толпе лишь краткое замешательство, а затем люди снова начали наступать.

Сергей и Леха пятились и пятились, пока не уперлись спинами в связки копченых колбас, свисавшие с деревянных крючьев.

Тютюнин потянул носом и сглотнул слюну. Спирт разбудил в нем зверский аппетит, а соленые огурцы, которыми он закусывал, только усилили это состояние.

– Сдается мне, что пахнет от них герцогом Сармусом! – прошамкала какая-то беззубая старуха в кожаном засаленном чепце.

– Смерть шпионам Сармуса… – негромко сказал мальчуган с дохлой крысой на веревке.

– На костер их! На костер! – крикнула толстая женщина, и вся толпа разразилась криками: «На костер! На костер!»

– Ну конечно, разбежалися, – возразил Окуркин, подбирая с прилавка твердую и длинную, как палка, колбасину. – Пионеры, блин, костра им захотелось!

Услышав такие непонятные речи, люди примолкли, и в наступившей тишине послышался цокот копыт по мостовой. Несколько всадников на черных как смоль длинногривых лошадях стали расталкивать толпу, покрикивая, чтобы «рвань» убиралась.

– Именем марвиля Шонкура приказываю разойтись! – кричал верховой в черном, расшитом золотом мундире, в широкополой шляпе с красным пером. Выглядел он очень представительно.

– Кто вы и как сюда попали? – едва удерживая норовистого скакуна, строго спросил всадник.

– Вообще-то мы приезжие, – сказал Сергей.

– Да, – подтвердил Леха. – Мы здесь ненадолго и скоро уедем.

– Никуда вы не уедете, пока не получите разрешение марвиля Шонкура! Здесь только он решает, кому ехать, кому оставаться, кому жить, а кому умереть!

– Ну ладно, – пожал плечами Тютюнин и миролюбиво улыбнулся.

Между тем еще несколько всадников в таких же мундирах и с красными перьями на шляпах окружили незнакомцев, давая понять, что у них нет иного выбора, кроме подчинения.

– Следуйте за мной во дворец марвиля. Он сам решит, что с вами делать.

103

Дворец правителя города и его окрестностей марвиля Шонкура размещался в центре города и представлял собой неприступный замок, окруженный двойным кольцом глубоких рвов.

В первом рву, заполненном илистой жижей, плавали длиннохвостые зубастые твари, которые разрывали любого, кому выпадала горькая участь свалиться в этот ров.

В обычное время хвостатые хищники собирались возле подъемных мостов, ожидая, когда стражники бросят им костей или, ради развлечения, живую крысу. Тогда обитатели рва затевали шумную драку, а стражники покатывались со смеха.

Во втором рву воды не было, и все его дно было заполнено острыми каменными осколками, среди которых, словно вечерние тени, струились тысячи ядовитых змей.

Сергей с Лехой полюбовались одним рвом, потом вторым, заметили, как посматривают на них вооруженные алебардами стражники, и поняли без особого труда, что дворцовые разбирательства с незнакомцами частенько заканчиваются как раз в одном из этих рвов.

Преодолев второй ров, отряд прошел в узкие ворота, которые закрылись настолько поспешно, что едва не защемили хвост последней лошади.

Лихо соскочив с коня, глава отряда передал поводья слуге и, посмотрев на арестантов, объявил:

– Сейчас вы предстанете перед марвилем Шонкуром. Его суд будет правым и быстрым. Если вам не повезет, мужайтесь и не опускайтесь до того, чтобы лить слезы да ползать на коленях. На моей памяти это еще никому не помогло. Напротив, вместо виселицы они прямиком шли в яму со змеями. Если есть какие-то вопросы, задавайте их мне – Канту Дорнье.

Тютюнин и Окуркин переглянулись. В такую передрягу они еще ни разу не попадали.

– А адвокатов у вас здесь нет, товарищ Дорнье? – осторожно спросил Сергей и по недоумению, написанному на лице начальника отряда, понял, что с адвокатами здесь туго.

– Если других вопросов нет, следуйте за мной.

Дорнье развернулся и зашагал к длинной каменной лестнице, которая вела к парадному входу, украшенному потемневшими от времени колоннами.

Сергей и Леха шли следом за Кантом, а за ними шествовали четыре человека в черном и еще не менее дюжины стражников с алебардами, которых Тютюнин заметил только сейчас.

– Ты видел, как их много, Серег? – свистящим шепотом спросил Окуркин.

– Да уж видел… – зло прошипел Тютюнин. – А все ты – давай вымораживать, давай вымораживать… Вот сейчас тебя и подогреют, чтоб не суетился…

– А чего сразу я? Я в тебя заливал, что ли, этот спирт?

Сергей ничего не ответил, придавленный тяжелыми сводами с закопченной мозаикой.

Блуждая взглядом по мозаичный картинам, он без всякого удивления подметил одну закономерность – на всех картинах кого-то убивали. Или зверей на охоте, или людей в битве. Людей, правда, еще и вешали.

– А я вот чего подумал, – снова заговорил Окуркин. – Вот бы бросили нас к этим крокодилам, а действие спиртяги раз бы и кончилось. И мы сразу дома. Представляешь, как все эти топтуны удивились бы?

– Слушай, Окуркин… Ты совсем, что ли, дурак? Ты чего это каркаешь?

– Всем молчать перед Его Сиятельством полномочным марвилем Шонкуром! – громко провозгласил Кант Дорнье.

Только сейчас Тютюнин заметил, что они пришли в большой зал. У дальней стены на возвышении, под множеством расшитых знамен стоял трон марвиля.

По обе его стороны располагались приближенные Сиятельного Шонкура – по дюжине справа и слева. В отличие от скромно одетого марвиля, они выглядели подобно тропическим птицам.

– Кого привел ты, Кант Дорнье? – спросил Шонкур.

– Двух путников, мой господин. Чернь собиралась их побить, костром им угрожала.

– Костром? Тебе признаюсь я, что в том диковинного мало. Я распустил ее… Постой… Мне слышится или в самом деле стихами наша речь течет?..

Кант смущенно молчал.

– Ну хорошо. Подведи их ближе и представь мне.

Дорнье подтолкнул обоих путешественников и негромко спросил:

– Как ваши имена?

– Я – Сергей Тютюнин.

– А я Алексей Окуркин. Женат. Ранее не судим.

– Стойте, – скомандовал Кант, придержав их, затем выступил вперед и, указывая на Тютюнина, сказал:

– Это благородный рыцарь Сирэй из Тютюна и его безродный оруженосец Флекс.

– А чего это он – рыцарь, а я, значит, безродный? – пробурчал Леха. Тут он почуял запах жаркого, повертел головой и толкнул в бок Тютюнина.

– Это у них столовка, что ли?

– Заткнись… – краем губ приказал Сергей.

– Какими подвигами славен твой род, благородный рыцарь? – скрывая улыбку, спросил марвиль.

Тютюнин задумался. Еще никогда ему не задавали таких вопросов.

– Мой дед воевал во Вторую мировую. А бабушка была санитаркой в госпитале. И еще батя одно время на автобазе парторгом работал, но его за пьянку поперли. На пенсию ушел простым слесарем.

Улыбка исчезла с лица марвиля, он вопросительно посмотрел на Канта.

– Хотел бы я растолковать слова Сирэя из Тютюна.

– О, речь его затейлива от ветра, он долго шел сюда и выбился из сил. Но понял я, что…

– Опять эта фигня со стихами, Кант! – перебил марвиль. – Давай же, говори обычным языком.

– Короче, мой господин, дед Сирэя был славным воином, и бабушка его была смелой женщиной – ухаживала за ранеными. А отец… отец возглавлял союз рыцарей Зеленого Парка, но вокруг него плелись интриги, коих жертвою он пал…

Шонкур сокрушенно покачал головой.

– Это, по-твоему, обычный язык, Кант? «…Интриги, коих жертвою он пал…»? Почему ты всегда говоришь то стихами, то такими вот непонятными забубенциями? Ты ведь старшина дворцовой службы безопасности. Твое дело головы рубить, железом, понимаешь, жечь измены. А ты – «…интриги, коих жертвою он пал…»

Шонкур замолчал, в зале повисла тишина.

– Что за обувь на вашем оруженосце, рыцарь Сирэй? – неожиданно спросил марвиль.

– Калоши.

– Хороший ответ. И главное, без стихов.

Марвиль поерзал на неудобном троне, потом снова заговорил:

– Судя по вашему виду, рыцарь, и по виду вашего оруженосца, подвиги не принесли вам достатка. Да и славы – ведь я ничего не слышал о Сирэе из Тютюна. Скорее всего вы просто бродяги, а значит, по законам нашего города и его окрестностей вас бросят в один из рвов – вы можете выбрать, в какой именно. Но есть и другие способы урегулирования этого недоразумения…

– Огласите, пожалуйста, весь список! – попросил Леха, чем вызвал замешательство в рядах приближенных марвиля.

– Ударьте его ножнами… – подсказал Сергею Кант. – Оруженосец не может подавать голос.

– Ну у меня нет ножен.

– Возьмите… – Дорнье подал Тютюнину крепкие деревянные ножны от кинжала. Сергей размахнулся и с удовольствием долбанул Леху по башке.

– Ой! – вскрикнул Окуркин и схватился за голову, а Шонкур засмеялся и сказал: