Сергей Шведов - Оракул Страница 56

— Ты хорошо знаешь историю, Аполлон, какой вердикт, по-твоему, в данных обстоятельствах должен был бы вынести оракул, дабы его пророчество не повлекло бы тяжких последствий?

— Божий суд, — пожал плечами Кравчинский. — То есть состязание между претендентами. И поскольку речь идет о власти воистину царской, то, скорее всего, это был смертельный поединок между Садком и Будимиром.

— Но ведь у Садка много сторонников, гораздо больше, чем у Будимира? Неужели они спокойно примут смерть своего вождя и признают власть абсолютно им несимпатичного человека?

— Видишь ли, Ярослав, по тогдашним понятиям гайосар должен был обладать целым набором физических и духовных качеств, подтверждавших его близость к богу. Какой же ты йород, если в критический момент бог от тебя отвернулся? Вспомни Александра Македонского. Его мать утверждала, что родила сына от бога. И этой материнской веры Александру хватило, чтобы покорить полмира. Он был, по тогдашним понятиям, истинным йородом. А его победы на поле брани заставили поверить в это не только сторонников, но и врагов.

Чего не сделаешь ради власти, но Ярослав с трудом представлял себе нынешних политиков, выходящих на поле боя, дабы с мечом в руке доказать свое йородство и право стать гайосаром своей земли. С точки зрения нынешних представлений о власти божий суд — это безусловный анахронизм, и право проливать кровь за свое величие нынешние гайосары предоставляют другим. Как ни прискорбно это сознавать, но приходится признать, что прежние цезари-гайосары были честнее нынешних.

— Так вы считаете, Ярослав, что Николай Ходулин ни в коем случае не должен вмешиваться в спор местных уродов, и все обойдется? — спросил Иванов.

— Йородов, Аркадий Семенович, — поправил предпринимателя Кравчинский.—Для жреца Йо такие ошибки просто недопустимы. Ярила прав. Светлане придется отдать руку одному из уцелевших претендентов, после чего мы можем с чистым сердцем вернуться домой пить пиво.

— Вы посмотрите на этого негодяя, — возмутилась «императрица». — Они будут пить пиво в веке двадцать первом, а я должна, видите ли, ублажать на звериных шкурах доисторического придурка.

Возмущение Хлестовой было искренним, но необоснованным, как тут же с блеском ей доказал Кравчинский. Во-первых, никаких доисторических придурков здесь нет. В роли Садка и Будимира выступают наши сограждане, мобилизованные компьютером где-то в окрестностях села Горелово. Во-вторых, правильное решение задачи приведет к тому, что живыми-здоровыми останутся все участники спектакля. А вот упрямство Светланы Алексеевны и особенно ее неразумного хахаля Николая Ходулина может стоить всем присутствующим головы.

— Да что вы, в конце концов, как дети! — возмущенно выкрикнул Рябушкин. — Надо же хоть маленько шевелить извилинами. Из-за ваших капризов и амбиций мы рискуем застрять в памяти этого компьютера навсегда.

Собравшийся было обидеться на «хахаля» Колян в последний момент, под воздействием критики передумал. Более того, заверил присутствующих, что не собирается вмешиваться в споры местных Иванов, поскольку не считает себя настолько дураком, в смысле юродивым.

— Предлагаю вздремнуть, — окончательно примирил всех спорщиков Кравчинский. — Последуем совету наших знающих предков, которые всегда в таких случаях говорили — утро вечера мудренее.

Долго спать исследователям поневоле, впрочем, не пришлось. Во-первых, сон на каменных плитах не слишком большое удовольствие, чтобы предаваться ему сколько-нибудь долго, а во-вторых, нетерпеливые аборигены подхватились на ноги ни свет, ни заря. Им, видите ли, кто-то сказал, что оракул начнет свои пророчества с первыми лучами солнца. Робкие протесты жреца Вадимира по поводу того, что речь вообще-то шла не о восходе, а о закате, не произвела ровным счетом никакого впечатления на собравшихся в храме Йо воинственно настроенных людей. Особенно усердствовал Садок, уверенный если не в благосклонности Йо, то, во всяком случае, в преданности своей многочисленной дружины. Главная сложность для жреца Вадимира и двух его подручных заключалась в том, что они понятия не имели, когда оракул надумает заговорить. Не исключалось, что это порождение инопланетного разума вообще решит отмолчаться. На этот случай Ярослав настоятельно рекомендовал Аполлону пророчествовать самому, ибо становилось совершенно очевидным, что отсутствие божественного решения может вредно отразиться на здоровье жрецов-ведунов. Ропот нарастал. Кравчинский чутко уловил настроение народа и торжественно воздел к потолку руки, призывая отозваться если не бога, то хотя бы его оракула. Зал, что называется, замер в ожидании. Пауза затягивалась. Лицо стоящего на возвышении Кравчинского стало покрываться мелкими капельками пота. Верные сподвижники ведуна Вадимира тоже имели весьма бледный вид. И только тогда, когда воистину мхатовская по своей протяженности пауза готова была уже взорваться ревом разъяренной толпы, вдруг зазвучал прямо-таки божественный голос. Более того, появился и лик, который Кузнецов с Кравчинским уже имели возможность наблюдать в лаборатории чернокнижника Глинского. Словом, выступление оракула, этого бога из машины, было более чем впечатляющим.

— Йо сам решит, кто из его сыновей достоин быть гайосаром. Суд бога выше желания женщины.

После такого недвусмысленного заявления оракула все вопросы должны были быть сняты. Во всяком случае, так считал Аполлон Кравчинский, а потому и не собирался комментировать, а уж тем более отменять принятое на самом верху решение. Однако собравшаяся в храме публика пребывала в недоумении. Видимо, от оракула ждали другого ответа. Во всяком случае, Садок смотрел на жреца Вадимира так, словно тот его предал. Тем не менее спорить с богом никто не решился. Вожди и их верные дружинники потянулись из храма, недобро поглядывая друг на друга, и вскоре в храме не осталось никого, кроме отважных исследователей. Которые, впрочем, в эту минуту испытывали сильное беспокойство, не очень уверенные, что все для них сойдет гладко.

— По-моему, мы тоже должны принять участие в божьем суде, — сделал робкое предположение Рябушкин.

— Безусловно, — подтвердил знаток древних культов Аполлон Кравчинский. — Божий суд должен протекать под присмотром жрецов.

Выходить из храма на белый свет никому не хотелось. Все-таки здесь они пребывали в относительной безопасности, и теплилась надежда, что в критической ситуации оракул придет к ним на помощь. А за стенами кипела чужая жизнь, пугающая своей непредсказуемостью. Ярослав на всякий случай проверил висевший у пояса меч и амуницию. Меч находился в хорошем состоянии и был достаточно тяжел. Что же касается защитного снаряжения, то оно состояло из металлических блях, нашитых на бычью кожу. Детектив усомнился, что подобный, с позволения сказать, доспех способен выдержать рубящий удар.

— А ты в драку не ввязывайся, умник, — предостерег его жрец Вадимир. — И вообще, ваши с Ходулиным места — среди зрителей, и не надо путаться под ногами у признанных бойцов.

Храм Йо располагался на невысоком холме, а у подножия этого холма раскинулся город, который скорее можно было назвать большой деревней, поскольку он сплошь состоял из рубленых изб и теремов. Преобладали, естественно, одноэтажные хибары, вросшие в землю чуть не по самые крыши. Городок был обнесен тыном из поставленных стоймя бревен, с остро затесанными верхушками. Словом, приходилось признавать, что наши предки жили весьма скромно, гораздо хуже, чем их просвещенные потомки, и о теплых сортирах могли только мечтать. Исключение на общем фоне составляли разве что несколько двухъярусных теремов, принадлежащих, естественно, знати. Возможно, ученый-историк обнаружил бы в этом возникшем волею оракула городке богатейший материал для исследований, но для озабоченных собственными проблемами людей он не представлял никакого интереса. Тем не менее последователи вынуждены были войти в городок. Процессию возглавлял ведун Вадимир, преданнейший исполнитель воли оракула, далее шли Иванов с Рябушкиным, за ними Светлана с Катюшей, а замыкали шествие Кузнецов с Ходулиным, в качестве то ли охраны, то ли почетного караула. Нельзя сказать, что их визит вызвал переполох в городе, но любопытство на лицах горожан все-таки было. Причем это любопытство относилось не столько к жрецам, сколько к Ярославу и Коляну. Именно на них почему-то показывали пальцами зеваки, стоящие у ворот усадеб, обращаясь к домочадцам и соседям. Звонкие удары металла о металл заставили Кузнецова насторожиться. Но всезнающий Аполлон объяснил, что это всего лишь било, с помощью которого горожан созывают на вече. Скорее всего, так оно и было, поскольку зеваки, стоявшие по сторонам довольно узкой улочки, встрепенулись, переглянулись и стали пристраиваться в хвост процессии, двинувшейся к центру городка. Судя по всему, именно там и должно было состояться событие, ради которого правители созывали народ на вечевую площадь. Кравчинский, расталкивая плечом толпу, торжественно проследовал на возвышение, которое он назвал лобным местом. Здесь уже стояли Садок и Будимир в окружении шести почтенных седобородых мужей, возможно, городских старейшин. Окинув взглядом площадь, Ярослав пришел к выводу, что здесь собралось никак не менее полутора тысяч мужчин. Причем мечи были только у четверых: Садка, Будимира, Коляна Ходулина и самого Кузнецова. Кравчинский в этой связи припомнил, что наши предки не ходили с мечами на общие собрания, видимо во избежание кровавых разборок.