Евгений Ясенов - Золотая шпора, или путь Мариуса Страница 58

Утром к реке спустились уже втроем. Странная вещь — оптимизм. В принципе, ничего он не требует, кроме полного желудка. Сочинив завтрак из новой порции раков, наши герои быстро нашли брод и переправились на ту сторону реки. Их не покидала благодать. К полудню они достигли источника дыма — деревеньки под светлым названием "Край Света".

Там-то все и выяснилось. Ни о каком Глинте и речи не шло. Название реки, к которой они попали, было Дальта. Лишь сорока милями восточнее она впадала в Глинт. Блуждая по лесу, трое путешественников совершенно сбились с азимута и вышли совсем не туда, куда шли — к северной, а не к восточной окраине леса. Изможденные, как дервиши, они сказали очередное «прости» невыносимой легкости бытия.

Глава 17 Расмус встречает блондина в синем камзоле

— Розовый парусник и наших краях один только, — посасывая трубку, уверенно сказал Дино Буаггио, начальник пристани Инверниги. — Название ему "Веселый вдовец". Лет двадцать назад построили, значит, его для одного брюнельского богатея. Не помню, как зовут его. Такой, знаешь, из новых. Разбогател в один день, непонятно на чем. На говне, что ли? Из приказчиков сам. А как разбогател, так сразу, понятно, и отгрохал себе прогулочный корабль. Такая, знаешь, легкая шхуна. "Веселый вдовец", значит, называется, понял?

Уго понял.

Начальник пристани — звучит гордо. Но, если разобраться, хозяйство Дино Буаггио, коренастого талина лет пятидесяти, состояло из неладно сшитого причала, сарайчика с бухтами канатов разной толщины и прочей пристанской утварью, а также скособоченного, пораженного ревматизмом домика самого Буаггио. Жилище выдавало в хозяине человека свободомыслящего. Несмотря на внешнюю неказистость, пристань Инверниги играла кое-в-чем ключевую роль. Она обслуживала целый куст деревень. Она располагалась в стратегически выгодной «вилке» у впадения Дальты в Глинт, на талинском берегу Дальты. Доброму Буаггио принадлежал маленький баркас, который транспортировал сельскохозяйственную продукцию и ее производителей куда надо. Чаще всего — на противоположный берег Глинта, в талинский городишко Тезерин, где продукция шла нарасхват, потому что и городским жителям тоже надо кушать.

Глинт? Великая река! Воспетая в легендах, которые Мариус с Расмусом впитали с молоком матери. Ее ни с чем не перепутаешь. Конечно, она шире Кельрона. Мутные воды шустрой Дальты, самоуверенно внедряясь в величавый поток Глинта, тут же испытывают жестокий конфузу, теряясь и смиренно диффузируя в этом потоке.

Жаркий день 24 июня был в самом разгаре. Над поверхностью Глинта спасаясь от беспощадного солнца, роились стаи мошек. Люди — задумчивые крестьяне в количестве восьми — тоже жались к воде, облокотясь о поручни пристани и вдыхая бесплатную влажную прохладу. Они с интересом разглядывали трех героев нашего повествования, которые после Каменного Леса выглядели довольно экзотически в своей изношенной амуниции. Четыре дня назад наша компания добралась до микроскопической талинской деревеньки Край Света, зажатой среди болот. День отдыха был для молодых людей не блажью, а настоятельной необходимостью. Проклятый Каменный Лес высосал из них почти все соки. Утром 22 июня посвежевшая компания направила стопы на восток — вдоль Дальты, к великому Глинту. Уго нутром чуял: где-то там, у большой воды — разгадка следующей задачи. Задачи о розовом паруснике, которая начинала действовать 1 июля.

— Вот, значит, такой тут у нас розовый парусник, — проговорил Дино Буаггио. Был он нечист, нечесан, небрит. Парусиновые рубашка и штаны, изначально, видимо, голубые, приобрели замызганный чахлый оттенок неизвестного цвета. В жилище мессира Дино теснилась всяческая мошкара, а робкие молекулы свежего воздуха подвергались жестокому террору со стороны многочисленных запахов. Пахло хозяином (сильно пахло), смолой, пенькой. Но все перекрывал невообразимый смрад, шедший из дальнего угла — там властвовал небрежно прикрытый бочонок.

Мариус с Расмусом (уж на что закаленные крутыми сельскими запахами) не выдержали — деликатно покинули помещение. В освежающей близости от Глинта дышалось привольно. Хозяина вытащить из его лачуги оказалось невозможно. Уго пришлось принести себя в жертву, поскольку сведения мессир сообщал, несомненно, ценные.

— Где же сейчас этот "Веселый вдовец"? — поинтересовался Уго.

— Да в Брюнеле, где ж ему быть, — фыркнул Буаггио. — И то сказать — давненько его не видно. Стареет, видно, хозяин. Да вот, вспомнил — Хольстом его зовут. Точно Хольстом! И торгует он апельсинами. Вот ведь, вспомнил! Понимаешь ты, апельсинами там, лимонами и фруктой всякой. Или нет? Нет, точно — пшеницей он торгует. Мне племянник как-то рассказывал. А он в Брюнеле раньше жил, племянник, понимаешь ты?

Уго понял, что следующим пунктом маршрута становится Брюнель. А, когда Уго определялся, он не любил откладывать действия в долгий ящик. Вечером того же дня, покинув повелителя бакланов Дина Буаггио, компания по освоению Пустыни Гномов уплыла в южном направлении на борту неуклюжей посудины под грустным названием "Мул".

Судно тащилось медленно, делая узла по два-три в час, зато позволяло внимательно осмотреть пейзажи. Справа стеной вставал обрыв, на котором грозно темнел Каменный Лес, угрожающе покачивая соснами — как будто великан-людоед грозил им своими пальцами. На запад, за Каменный Лес, уходило красное солнце.

Слева развернулись виды чужедальнего талинского берега. Загадочного, пугающего берега. Хотя, если смотреть отсюда, с водной глади — зрелище обыденнейшее. У самой реки — скромная деревенька с землебитными курными домишками. Вокруг нее — безбрежное море зеленых всходов. Милый вишнячок или что-то в этом духе. По дороге катит тривиальная бричка. Все вроде как у людей. Но это, господа, обманчивая обыденность. Каждый знает, что люди на восточном берегу другие. Злые или плохие — не в том дело: просто совершенно иные. Как волк и собака: вроде похожи, а по сути, ничего их не роднит, кроме зубов и хвоста.

Поэтому за Глинт лучше не высовывать носа. Высунешь — жди неприятностей. Каких? Неизвестно. Но что-то случится, будьте благонадежны! На том берегу с чужаками не церемонятся. Чужаков там терпят, только если они временно превращаются в невидимок. Модель поведения там требуется приблизительно такая же, как в Каменном Лесу: принимаешь местные законы, растворяешься в них, да еще убеждаешь себя, что тебе это приятно. Законы могут показаться несуразными, кощунственными — так ведь не к теще на блины пожаловал, а в гости к антиподам. Придется потерпеть.

Неторопливый «Мул» выбросил Мариуса и компанию у деревеньки Шетрес, что звучало странно, чтобы не сказать больше. Должно быть, название — квешского происхождения. Квеши, много лет назад потерявшие невинность, то бишь независимость, все еще существовали в своей этнической живописности на жалком клочке земли близ Каменного Леса.

Собственно, лес был тут как тут. Деревенька располагалась у самого подножия кряжа, служившего фундаментом неоглядному растительному массиву. Вид этого кряжа надоел нашим друзьям до чертиков. Сначала они видели его с северной стороны, где его омывала Дальта. Затем — с восточной, когда плыли на «Муле». Теперь наблюдали с южной. Картина везде одинаковая: мрачный каменистый отвес, исполосованный вырвавшимися на волю толстенными лакированными корнями. Вниз по склону к деревеньке спускалась крутая тропка.

Мариус, не в силах оторваться, все глядел на далекие синие сосны. И догляделся. В его голове вдруг что-то щелкнуло и раздался четкий приказ: "Вернись в мои владения! Я все прощу". Сердце сжалось от острого желания вскочить и стремглав взобраться по тропе, упав в смертоносные объятия Каменного Леса. Нет проклятие, надо вырваться, наконец, скрыться долой с его глаз! Надо избавиться от леденящего чувства обреченности — обреченности на вечное кружение вокруг этого заколдованного места, хозяин которого, великан-людоед, держит на невидимой цепи всех, кто побывал у него в гостях. С невероятным усилием Мариус отвел глаза от сосен, дав себе слово никогда больше не смотреть в сторону Каменного Леса, прекрасно понимая, что эта клятва неисполнима.

Ночью к Мариусу пришел Кот и, светя зелеными глазами, сказал: "Есть новости. Ты должен был узнать от Аса. Но он у нас забы-ывчивый! Помни: шпора помогает, но светила от тебя отворачиваются. Раз шпора помогла — ты нашел лодку, но потерял Малую Луну. Два шпора помогла — ты увидел великана, но потерял Большую Луну. В третий раз от тебя отвернется Тот. Береги-ись! Семь светил еще смотрят на тебя, а две Луны — нет. Пло-охо, очень плохо!" Кот противно ухмылялся и крутил усы. Мариус понял одно: бесплатной помощи от шпоры не дождешься. Каждая ее услуга означает какую-то потерю. Но разве Мариус хоть раз просил ее о помощи? Златокудрый овцепас мысленно взвыл от безнадежности. Он не понял всего того, что хотел сказать ему Кот, но слова черного мерзавца вселили в его душу такую тоску, что хоть вешайся. "За что?" — в который раз зада Мариус мысленный вопрос создателю, очень удивляясь, что ни разу так и не услышал ответа. И, скажем честно, вряд ли у Мариуса имеются шансы когда-либо получить объяснение свыше. Бог вообще не очень любит общаться с теми, кто задает много вопросов. Тот, кто часто жалуется на злую судьбу, никогда не поймет, что же все-таки имеет в виду Всевышний.