Вадим Проскурин - Братья-оборотни Страница 6

Однако любому здравомыслящему человеку совершенно очевидно, что в отношении отца Бенедикта из Котентина вопрос о признании святости — пустая формальность. Ибо сотворил отец Бенедикт целый ряд чудес, которые по любым критериям под силу только святому. Во-первых, сразился с дьяволом, выползшем из проклятого Гримпенского болота, победил и обратил в позорное бегство. Второе чудо отца Бенедикта (строго говоря, целый ряд однотипных чудес) заключалось в способности исцелять больных и немощных. Этот дар отец Бенедикт получил от господа как награду за победу над дьяволом, и имел этот дар силу ровно один год, после чего пропал. За тот год отец Бенедикт чудесно исцелил до пятисот больных, в число которых входили страдающие столбняком, антоновым огнем, холерой и вроде даже бешенством. Третье свое чудо отец Бенедикт явил прямо в тронном зале короля Альфреда. Вышло так, что в тот день, когда отец-чудотворец был впервые удостоен августейшей аудиенции, его величество пребывал в запое и балансировал на грани вменяемости. Незадолго до начала аудиенции королю пришло в голову подвергнуть проницательность знаменитого чудотворца суровому испытанию. Альфред приказал своему шуту надеть корону и сесть на трон, а сам нацепил шутовской колпак и уселся на шутовской коврик. После этого отца Бенедикта ввели в зал, и не поклонился великий чудотворец шуту, но присел на корточки рядом с истинным королем и посоветовал ежеутренне употреблять стакан огуречного рассола до исчезновения неприятных симптомов. Его величество был так поражен прозорливостью святого отца, что аж всплакнул. А когда спросил его величество отца Бенедикта, в чем секрет его всезнания, тот смутился и тихо пробурчал себе под нос что-то вроде «господь вразумил». И тогда все поняли, что стали свидетелями чуду.

Года четыре тому назад, когда сэр Роберт был еще простым бароном, подающим надежды, но захудалым, довелось ему случайно повстречать отца Бенедикта в одной придорожной гостинице. Они душевно побеседовали, и под конец беседы Роберт набрался храбрости и попросил отца Бенедикта рассказать на примере того откровения, как конкретно господь снисходит на простого смертного, и что конкретно смертный при этом чувствует. Отец Бенедикт ответил не сразу, сначала он долго и пристально разглядывал молодого дворянина, затем ласково улыбнулся и сказал:

— Видишь ли, Роберт, его величество был тогда сильно пьян и потому соизволил излагать свой тайный замысел недостаточно тихо. Проще говоря, орал на весь замок, словно бешеный лось. Тому чуду было трудно не случиться.

Больше никому отец Бенедикт не рассказывал правду о том случае. А о самом первом своем чуде, том самом, с которого началась его великая слава, он не рассказывал вообще ни единой живой душе. Ибо то чудо было не из тех, о которых можно рассказывать, не утаивая ни единой подробности.

Дело было так. Бенедикт, бывший в то время еще не отцом, а обычным рядовым братом, возвращался в родной монастырь из паломничества к святыням Новокаледонского аббатства. Шел он пешком и налегке, но не испытывал ни голода, ни иных неудобств от дальней дороги — места вокруг были обжитые, год урожайный, в таких местах даже последний жид не оставит монаха без подаяния. А особенный комфорт путешествию Бенедикта придавало то, что отправляясь в паломничество, он заранее договорился с отцом Никодимом о грядущей исповеди, и теперь почти каждый вечер невозбранно пил вино и тискал девок по сеновалам. Девке-то что, он ее сам выдерет, и сам потом грех отпустит и еще благословит бесплатно, а вот божьему человеку о спасении души следует позаботиться заблаговременно.

Короче говоря, брел брат Бенедикт по дороге, постукивал при каждом шаге увесистым посохом, более пригодным для понта, нежели для дела, и разглядывал видневшееся на горизонте селение, тщась определить, зажиточно ли оно в должной мере и пригожи ли девки, ворошащие сено перед крайним домом. И тут он увидел дьявола.

Он не сразу понял, что этот парень — дьявол, но сразу почуял в нем нечто нездешнее, неестественное, не от мира сего. Но на нечистого поначалу не подумал, напротив, померещилось нечто неуловимо-ангельское. Дьяволы ловко маскируются.

— Здравствуйте, — почтительно произнес парень. И неожиданно спросил: — Вы монах?

Бенедикт остановился и внимательно оглядел свою рясу — все было в порядке. Две-три прорехи и пять-семь жирных пятен не в счет, этого недостаточно, чтобы ряса перестала быть рясой и превратилась в нечто иное. Значит, юноша не заблуждается, но глумится. Тем более, что сам вырядился весьма чудно.

— Хули глумишься? — сурово вопросил Бенедикт.

Лицо незнакомца стало растерянным, он воздел очи горе и стал похож на ангела, изображенного в соборе святого Христофора в правой части центрального иконостаса. Затем незнакомец сказал:

— Простите, пожалуйста, я не хотел вас обидеть. Просто я впервые вижу живого монаха.

Под ложечкой екнуло. Живого монаха! Вот еретические бляди, досюда тоже добрались!

Бенедикт отступил на шаг и перехватил посох двумя руками, чтобы удобнее крутить. Херовый посох получился, несбалансированный. Но чего уж теперь… Прими, господи, душу раба твоего, если что… А исповедоваться-то так и не успел, пиздец теперь перед господом предстать…

— Ну давай, свисти, сучара, — злобно выдохнул Бенедикт. — Призывай еретиков-разбойников, призывай! Все равно не дамся живьем блядям языческим!

Удивительно, но собеседник Бенедикта не стал звать никаких сообщников, а состроил рожу, будто сейчас расплачется, и стал бормотать что-то невразумительное про какую-то агрессию. И в этот момент Бенедикт наконец-то все понял.

— Да ты же, сука, дьявол искушающий! — возопил он, обуянный праведным гневом. — Получи, чертила, по сосальнику!

Размахнулся от души и вломил по сосальнику несбалансированным посохом. А вернее, попытался вломить, посох-то несбалансированный, уклонился чертила только так. И не просто уклонился, но выхватил из-за пазухи неведомую херню, и померещилось Бенедикту, что это дьявольское оружие, и не оплошал Бенедикт, въебал по запястью со всей дури, и улетела неведомая херня в траву, и обратился чертила в бегство, и не стал Бенедикт его преследовать, ибо неблагоразумно. А херню подобрал, а потом случайно узнал, что все-таки оружие, притом нехилое оружие, однозначно дьявольское. И компактное, что немаловажно, в посох вместо скрытого клинка влезает только так. Если бы Бенедикт заранее знал, на что попер с несбалансированным дрыном, хрен бы он тогда на это дело попер, ломанулся бы прочь, чтобы пятки засверкали. Но ученые мужи не зря говорят, что история не терпит сослагательного наклонения.

Однако вернемся к сэру Реджинальду Хеллкэту, который сейчас покашливает и скребется у полога шатра, в котором, как ему сказали, изволит отдыхать святой отец. Это был первый шатер во всем лагере, все остальные терпеливо ждут командирского решения, а святой отец уже устроился отдыхать, будто уже знает, каким будет это решение. Впрочем, чего тут удивительного, он же провидец!

— Святой отец! — негромко позвал барон снаружи. — Вы еще не спите?

— Хули надо? — вежливо отозвался святой отец.

А мог бы по матушке покрыть или, хуже того, проклясть.

— Дык насчет болота это самое, — косноязычно выразился сэр Реджинальд. — Его высочество говорит, типа, штурмовать…

— Пусть блядям панталоны штурмует! — отрезал отец Бенедикт. — Не пойдет войско в болото, ибо все проклято в сих краях. На тропе заслон поставить, и все, и не ебать больше мозги друг другу. Там, внутри, Кларксоны долго не усидят. Знаешь, почему?

— Нечистая сила? — предположил барон.

— Комары, — возразил отец Бенедикт. — Как солнышко взойдет, самый ад попрет. Сами выскочат, как миленькие.

Сэр Реджинальд понял, что предложенное решение должно удовлетворить всех.

— Благодарю, святой отец! — воскликнул он. — Позвольте откланяться, я немедленно передам ваше пророчество его высочеству!

— Пошел прочь, благословляю, — донеслось из палатки. — Пророчество, высочество, хуёчество… поэт, блядь…

Последних слов сэр Реджинальд не расслышал, потому что бежал со всех ног к поляне совета. Прибежал, выскочил на центр поляны и оттарабанил, как по писаному:

— На тропе заслон поставить, Кларксоны долго не усидят, как солнышко взойдет, ад попрет, сами выскочат. Комары.

— Точно, комары! — воскликнул сэр Роберт. — Срань господня! Про комаров-то я и не подумал! Господи, благослови комаров! Благородные вассалы и почтенные мастера, вы были правы, я снимаю все возражения, никакого штурма, только заслон и оборона. Реджи, как вовремя ты вспомнил про комаров! А ты, Мартин, не хотел его в плен брать!

— А на вид дурак дураком, — пробурчал сэр Мартин Лерой.

Сэр Реджинальд немного поколебался, затем решил сказать правду, все равно она скоро выплывет, как ни скрывай.