Александр Петрин - Похождения робота Страница 6

— Читали, Сергей Павлович? Заметили-таки нас в верхах, — небрежно сказал он.

Главреж поощрительно похлопал Пашу по плечу:

— Ну как? Рад, небось?

Паша пожал плечами.

— После этого можно тебе и покрупнее роль дать. Как ты думаешь, а?

Паша опять пожал плечами:

— Я, собственно, за этим и пришел к вам… Григорьев опять собирает чемоданы, говорит, где-то на Кавказе ему Народного обещают, вот его роль мне, пожалуй бы, подошла…

— Алексея Каренина? — ухмыльнулся главреж. — Но это, брат, жирно будет, молод еще… Подрасти сперва…

— Почему — молод? — обиделся Паша. — Я работал над ней. Я ее трактую совсем по-другому!

— Как же ты трактуешь ее?

— А так! — воодушевился Паша. — Здесь эмоциональная трактовка нужна. Григорьев ничего не понимает! Он, как попугай, плетется за автором. А у автора там в тексте что? Пшено!.. «Я вот что намерен сказать, я прошу тебя выслушать меня. Я признаю, как ты знаешь, ревность чувством оскорбительным… Нынче я не заметил, но, судя по впечатлению, какое было произведено на общество, все заметили, что ты вела и держала себя не совсем так, как могла бы держать…» Разве так можно: нудно, сухо, как протокол какой. Зритель заснет. Поэтому зритель на наши спектакли и не…

— Но-но-но…

— Да нет, я не об этом. Я к тому, что реплики Каренина надо сократить, оживить, можно добавить кое-что… Я бы сам и добавил! А такой текст сковывает актерскую инициативу и самоотдачу.

— Да это же Льва Николаевича Толстого текст, ты соображаешь?

— Мало ли что! Нельзя же идти на поводу у автора. Артист должен играть так, как он сам эту роль понимает. А автор тормозит… Да вообще эта роль как-то мало дает актеру для самовыражения. Вот, например, он мало передвигается по сцене, больше сидит. У меня идея появилась, как подчеркнуть его глубину, что ли, сущность, гнилое нутро, но я пока не полностью остановился на этом варианте. Надо, чтобы он схватывал Анну за волосы и бросал на пол, можно даже пару раз дать ей пинком.

— Да ты в уме?! Опомнись! Это — Каренин-аристократ! У них, Пашенька, не принято было жен за волосы таскать. Не купцы все-таки.

— Неважно. Главное, показать его внутреннюю сущность, он — лицемер: в гостиной ведет прилично, а дома распоясывается, показывает свое капиталистич… то есть феодальное нутро. Собственник, относится к жене, как к предмету…

— Ерунду не городи! — встал главреж. — В общем, вот что… Сейчас меня там агенты-распространители билетов ждут. Потом с тобой поговорю. А о Каренине и думать брось.

Поговорить с Пашей главрежу долго не удавалось, ибо главрежская жизнь состоит в основном из урегулирования всевозможных ЧП.

Сначала электрик пережег радиолу, под которую проводились в фойе дискотеки до и после спектакля.

Потом лирическая героиня без спросу уехала с какой-то дикой бригадой на халтуру в район и там застряла.

Наконец новая уборщица по ошибке отнесла в магазин все шампанские бутылки, необходимые для показа разложения господствующих классов.

За это время главреж только мельком видел Пашу.

Один раз, одетый в свою лакейскую ливрею, он сидел, развалясь, на ампирном диванчике, а перед ним стояли Вронский и Каренин, дружески откусывающие от одного бутерброда.

— Ребята рассказывали, — проповедовал Паша, — в кинематографе автора вообще за человека не считают! Как кому нужно, так он и обязан переделывать сценарий. Я не говорю уже о режиссере и артисте, но если, скажем, оператору нужно себя выразить, давай переделывай, а ты думал как? Там даже уборщица, и та…

Другой раз он тащил по лестнице юную статистку:

— Вот где действительно простор для творчества! Там индивидуальности не ущемляют! А у нас что? Болото! Болото оппортунизма!

Когда же, наконец, у главрежа появилось свободное время, к нему подошел помреж:

— Сергей Павлович, Мушкетского кем заменим?

— А что с ним?

— В Москву поехал, в «Современник» поступать…

ЛЕСТНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

— Какого вы мнения об этом самом Левашове?

— Да что сказать… Ничего плохого не скажешь… Деловит, инициативен. Инициативы у него на десятерых хватит, так и высматривает, кого бы кругом пальца обвести! Носом чует, подлец, где что плохо положено! И не чтоб личные свои цели преследовал, просто удовольствие ему человека обставить, чтоб, значит, ушами не хлопал! Таких ловкачей, по-моему, на свет еще не родилось. Все бы ему комбинировать: шило на мыло, ложку на лодку…

— И успешно?

— А как же! Потому — нахал, совести ни капли не имеет. Вытаращит глаза и хоть бы что… не сморгнет! А уж пролаза такой, что понадобься ему, к примеру, хоть сам министр, а в кабинет не пускают — он в квартиру пролезет… сквозь любую мышиную норку прошмыгнет.

— Как же ему удается?

— Да у него везде дружок на дружке! Они ведь, мошенники эти, так друг к дружке и тянутся, как рыбак к рыбаку. Рука руку моет: ты — мне, я — тебе. Только знают перезваниваются: «Здорово, Саша! Привет, Петька! Как у тебя насчет того, этого?» Все такие жучки между собой сцеплены, круговая порука у них. Вот читал я недавно одну книжку про итальянских бандитов, называемых мафия…

— Хорошо. А как он насчет морали?

— Это вы про баб, что ли? Зверь! В любом городе бабенки эти непутевые: секретарши, кладовщицы, администраторши разные — все у них на крючке! Мозги им заправит, наобещает, заговорит, обдурит — они и готовы! Из себя он парень видный, одет, как растратчик, постоянно на взводе…

— Значит, в смысле зелья неустойчив?

— Устойчив, как штык, хоть никогда не просыхает! Пьет как лошадь, а всегда ни в одном глазу! Впился! Потому как у них, у жулья этого, шагу не делается без бутылки — «пузырь» по-ихнему! У них что гвоздь, что бульдозер — все в одной цене: «Станови пузырь!» — и шабаш!

— И никогда не попадался?

— Где там! ОБХСС сколько лет по нем тоскует, а уколупнуть не может! Видят его махинации, начнут статью подводить — вывернется как вьюн. Ихний полковник на пенсию уходил, так сильно горевал: «Одну, говорит, я святую обязанность не выполнил: тебя, Левашов, от общества не изолировал!»

— А он?

— А ему что? Ухмыляется себе… Совести у него нету, стыда и подавно. Полковнику даже спиннинг японский приподнес, хоть тот и не взял. Насчет угодить начальству он — он ходо-ок! Запчасти там, дубленку для самого, парчу, норку для супруги, гитару для детишек из-под земли выроет, только мигни!

— Ладно. Значит, насчет Левашова ясно. Так и решим!.. Подготовьте к завтрему приказ… Нам толковые снабженцы как воздух нужны!

НЕДОРАЗУМЕНИЕ

Наша бригада грузчиков была взволнована.

В обеденный перерыв, собравшись у ворот родного мясокомбината, мы провели летучее собрание.

— Стыдно, братцы, сказать, — начал бригадир Петька Гусь, — но среди нас объявился вор… Похититель продукции! Налицо уже два случая хищения — как в виде колбасы, так и полуфабриката…

— Позор! — сказал старейший грузчик дядя Вася. — Сколько лет работаю на этом предприятии, но такого не наблюдал!.. Где его рабочая честь, где совесть? Подумал бы, у кого ворует? У своего же друга и брата, такого же трудящего…

— Да, насчет совести у нас пока слабовато, — вздохнул Иван, недавно отбывший срок. — Материальный уровень возрос, ничего не скажешь, а совесть отстает… Воспитывают нас, воспитывают… И по телевизору, и в других местах… А все без толку!

— Может, со стороны кто, не наш?

— Исключается, — сказал бригадир. — Тут нужно все ходы-выходы знать… Свой, гад!

— Пережитки сильны! — начал рассуждать бывший интеллигент по прозвищу Кандидат. — Недаром по статистике самый высокий процент преступности — среди людей с низшим образованием…

— А может, ты и упер! — обиделся самый молодой из нас Валерка. — Тоже мне — интеллигент! (Нервы у Валерки истрепаны в борьбе с различными организациями, безуспешно пытавшимися заставить его доучиться до восьмого класса.)

— Этого я себе не позволю, — спокойно возразил Кандидат. — У меня исключительно сильно развито чувство локтя. Я и с наукой разошелся по причине своего бескорыстия, альтруизма. Потому что всегда был готов отдать последнюю копейку, чтобы «сообразить» с любым встречным!

— Интеллигенты не воруют, — поддержал его дядя Вася. — У них кишка тонка.

— А все начальство виновато! — сказал Митрюшкин. — Не может наладить производство, чтоб не было текучести кадров. Берут всех без разбору, отсюда и воровство!.. За границей такого начальства не бывает.

— Плохо борются с воровством, — подтвердил выходец из деревни Николай. — Ему бы, негодяю, руки отрубить, а то — товарищеские суды, то да се. Вот бывалоча у нас в деревне…

— Знаю вас, деревню! — обиделся почему-то Иван. — Деревенские черти и воруют! Дорвутся до городской колбасы, себя не помнют!