Приятно тебя общать - Ирина Евгеньевна Кикина Страница 6

— Где-то здесь растёт моя левая рука. Я за ней пришёл.

Мальчик протянул свою медицинскую карту, кашлянул и указал учёному на очки. Тот резко напялил их на нос и принялся раздражённо листать Витины бумаги.

— Квадрат 10-А.

Витя уже без страха пожимал протянутые руки. Здесь мало что изменилось. Разве что на месте того чахлого дерева с капельницей теперь стоял тонкий саженец, весь усеянный малюсенькими кулачками с перевязочками.

— А что будет с этой рукой, когда её отрежут? — спросил Витя.

Генетик оторвался от изучения ногтей жёлтой женской ручки.

— Галя, ну сколько раз повторять: грязи под ногтями не должно быть! А тут хоть морковку сажай! Что, зря я, что ли, плакат повесил: «Мойте руки перед поливкой»?

Прибежала красная Галя с маникюрным наборчиком.

— Правильно. И постриги. А то исцарапают друг друга из ревности, как такие пациентам пришивать?

Селекционер обернулся, увидел школьника, опять полез ворошить карточку мальчика. Две шаловливые непарные руки изобразили над знаменитой головой оленьи рога.

— Квадрат 10-А, — подсказал Витя. Они снова зашагали. — Так что будет с этой рукой, когда её отрежут?

— Что-что… Крокодилам отдадут. Да не смотри ты так, шучу я. Просто переработают на питательную смесь.

— Жалко. Она хорошая, хотя и не моя. Может, её кому-то ещё пришить?

— А ты захочешь чужой щёткой зубы чистить?

— Но она же не щётка. Она живая. Разве можно её так?

Генетик странно посмотрел на школьника поверх очков. Потом покачал головой и принялся придирчиво ощупывать и измерять собственно Витин трансплантат. Руки — те, что росли повыше, — мягко гладили учёного по седеющим вихрам.

Уже через полтора часа Витя выходил из больницы при Плантациях с перебинтованным запястьем. Снаружи ждал папа.

— Как настроение, боец?

Витя широко улыбнулся и пока ещё неловко оттопырил вверх большой палец.

— Смотри, что я тебе привёз. — Он протянул сыну солидные часы с широким ремешком.

— Какие красивые! Спасибо, пап.

— Да, тут подбежал ко мне какой-то неопрятный в халате, передал тебе пакет.

Витя недоумённо посмотрел на отца. Потом осторожно раскрыл пакет и увидел довольно странное комнатное растение: левую руку в глиняном горшке. Рука держала записку с коряво-размашистым: «Полстакана молока в день». Витя погладил вдруг ставшие чужими слабые пальцы — теперь они уже не слушались мальчика, но преданно откликнулись на ласку. Улыбнулся, прижал к груди драгоценный пакет:

— Пап, ты же у меня самый-самый смелый? Давай ты скажешь маме, что теперь моя старая рука будет жить у нас на подоконнике?

Всё разрешено!

— Простите, кто последний в очереди на убийство? — спросил я толпу людей в тесном учрежденческом коридорчике.

— А вы в жертвы записываться или?.. — откликнулся старичок в буром костюме и с бородавкой на скуле.

— Да нет, я хотел бы сам.

— Все бы сами хотели. За мной будете.

Я пристроился за бородавчатым, украдкой оглядывая собравшихся. Больше молодых, конечно: кровь бурлит, душа требует справедливости. Вот как у меня, например. Тощенькая остроносая девушка решительного вида, нервный парниша, кучка студентиков, а к ним уже публика постарше: пара прокуренных мужиков, обрюзгшая тётка с недовольным лицом, один попугаистый эстет, оглядывающийся так, будто попал сюда случайно. Ну и прочие, менее колоритные персонажи. Удивительно, скольких совершенно разных людей может объединить жажда крови.

По цепочке мне передали фиолетовый химический карандаш.

— Это зачем? — удивился я.

Недовольная толстуха уничижительно фыркнула:

— Сразу видно: в первый раз в очереди. Запишите на руке свой номер. Вы что же, юноша, думаете один день тут стоять? Простота!

Я послушно записал продиктованные дедулей цифры. Он пошевелил моржовыми усами и мясистым носом и осведомился:

— А вы кого собрались с жизнью распрощать?

Я помялся, но ответил:

— Одного менеджера с работы. Всю душу вымотал, скотина.

— Тогда вас в корпус Г пошлют. Можете сразу там очередь занять. А вы как думали? На подачу документов не меньше недели уходит.

— Я взял отпуск за свой счёт.

— Предусмотрительно, очень предусмотрительно, — заметил эстет, дёргая бровями. Если бы это не был нервный тик, я бы записался за разрешением на нанесение побоев. Очень уж похабно у него с бровями получалось.

— А вы всю аргументацию собрали? — поинтересовался студентик с цыплячьей шеей.

Я показал пухлую папку со справками, протоколами, аудиозаписями, фотографиями, свидетельствами очевидцев и прочими обоснованиями моих претензий. Готовился я долго и обдуманно, семья во всём меня поддерживала. Родные считают, что надо недельку покуковать в очереди, чтобы стать настоящим мужчиной.

— А магарыч? — не унимался старичок.

— В официальных требованиях ничего такого не упоминалось! — возмутился я, мгновенно покрываясь по́том. Хотя что это я, ведь завтра тоже стоять. Вечером куплю.

— Простота!

— Что вы, молодой человек, это же неписаное правило. Мужчинам — дорогой коньяк и мясную закусь, женщинам — качественное вино и конфеты, желательно импортные, — просветил меня бурый дедок. — Купите и то, и то. Скорее всего, разрешитель будет женщина, и тогда вам останется, чем отпраздновать подачу документов.

Он хитро подмигнул. Я попросил карандаш, и к номеру на руке прибавился жирный крестик. Помолчал. Было неуютно: казалось, что все на меня косятся исподтишка и чего-то ждут. Откашлявшись, я обратился к дедуле:

— А вы кого хотите… ну… того?

Очередь расслабилась. Я всё сделал правильно.

— Молодой человек, привыкайте прямо говорить о том, на что, не стесняясь, просите разрешения. — Он снова пошевелил усами, довольный, что им интересуются. — Я на жену. Занял в две очереди: на развод и на убийство. И она тоже в две. Что-то ведь должны разрешить. С разводами обычно проще выходит, но тут не угадаешь.

— И не боишься, козёл, что я раньше тебя на убийство записана? — зашипела толстуха с недовольной миной.

Я посочувствовал старичку и мысленно пожелал ему удачи.

— Чего бояться, Лидуся? Разрешители тоже люди. Они как тебя увидят, сразу в моё положение войдут.

Публика загалдела, со всех сторон посыпались кому-то, наверное, любопытные мнения и для кого-то, наверное, обидные оскорбления. Я отключился от окружающего гама. Один папин знакомый сказал, что в такой очереди познал дзен и навсегда отказался от насилия. Работает теперь в приюте для собак. Созерцая трещину на стене, я понял, что и сам в скором времени смогу отрешиться от всего земного.

Напротив, на доске с гордым заглавием «Наши достижения», висел коллаж из газетных вырезок. Я подошёл поближе, чтобы прочитать.

«Кровавое убийство разрешено и совершено!

Испокон веков люди сталкивались с жестокими запретами. Это выразилось в религиозных текстах, мифах, шедеврах литературы: достаточно вспомнить Адама и Еву, Орфея и Эвридику, Ромео и Джульетту. Запреты подавляли человеческую природу, что в итоге неизбежно