Антон Антонов - Планета №6 Страница 62

Вернее, добил его Анаши Кумару, ни на йоту не отступив от традиции, – пальцем в печень.

История повторилась, но с одним отличием, которое меняло все в корне. У покойного господина Годзиро было слишком много врагов и слишком мало детей, среди которых ни одного сына. Так что некому было объявлять Анаши Кумару кровную месть.

Хотя кое-кто считает, что от немедленной расправы юного самурая спасло только замешательство воинов Якудзы и своевременное прибытие полиции.

Дело в том, что господин Ясука Кусака слишком устал, положив на бетон не меньше сотни воинов, и кто знает, смог бы он защитить своего ученика, если бы уцелевшие бойцы напали на него вновь.

Но они, к счастью, не напали, а то, что Анаши Кумару тут же на месте арестовала полиция, уже не имело никакого значения.

95

Опасения, что Анаши Кумару придется вызволять теперь еще и из японской тюрьмы, оказались напрасными. За непроницаемыми лицами полиция старательно скрывала восторг, который охватил ее, когда желторотый юнец одним ударом уложил замертво грозного Хари Годзиро, с которым правоохранители никак не могли найти общий язык.

История этого поединка передавалась из уст в уста, обрастая выдуманными подробностями и преувеличениями. И уже к вечеру следующего дня слава Анаши Кумару почти сравнялась со славой Ясуки Кусаки во времена его юности.

Разумеется, о том, чтобы наказать юного самурая за это преступление, не могло быть и речи. Тем более что он, можно сказать, оказал полиции большую услугу. Самый реальный кандидат на замещение вакантного места предводителя Якудзы был куда более сговорчив, нежели Хари Годзиро, и к тому же предпочитал самые грязные (они же самые доходные) дела проворачивать за пределами Японии.

– Америке теперь придется несладко, – поговаривали токийские полицейские в кулуарах.

Они, конечно, сочувствовали своим американским коллегам, однако еще больше радовались за себя. И с радостью оформили убийство Хари Годзиро как чистейшую самозащиту перед лицом многократно превосходящих сил противника, имеющего преступные намерения.

Своего сэнсэя Анаши Кумару нашел в деревне, в усадьбе с видом на пруд Тринадцати Камней, путь к которой могла указать любая гейша в округе, хотя сам Ясука Кусака никогда не пользовался услугами гейш.

Это заметно удручало инопланетного Наблюдателя, которому в теле Ясуки Кусаки нравилось все, кроме отсутствия телесных наслаждений. Сэнсэю их заменяли медитации, однако Наблюдателя они удовлетворяли не вполне.

Зато Анаши Кумару на второй день пребывания в усадьбе привел в дом гейшу, и в тот же час дух мудреца на время покинул господина Кусаку.

Когда он, вкусив удовольствия в теле гейши, вернулся на отдых, сэнсэй встретил его ворчанием, в котором можно было прочитать сомнение в его мудрости.

Наблюдатель на это не обиделся, а Анаши Кумару, которому была адресована своя порция ворчания, вообще пропустил слова учителя мимо ушей.

Но учитель ворчал только для проформы. Ведь на самом деле он прекрасно знал, что никакие гейши не способны высосать из тела мужчины силы, необходимые для боя. Он даже подозревал, что для боя нужны одни силы, а для любви – другие, а к женщинам относился с предубеждением по другой причине.

Виной тому была старая история с девушкой, которая заставляла сердце юного Кусаки биться с удвоенной частотой.

С тех пор как эта девушка пронзила кинжалом свое сердце, дабы избежать позора, а юный Кусака последний раз в жизни испытал страх, убегая в горы от преследовавших его по пятам воинов грозного Такакуры Годзиро, он уверовал, что все зло на свете – от женщин.

Но теперь эта старая история кончилась, и не осталось от нее на земле ни следа.

И когда дух неизвестного мудреца попытался убедить старого сэнсэя, что женщины – тоже хорошие люди, господин Кусака не стал с ним спорить.

Он слишком устал, чтобы тратить свои силы еще и на споры.

И еще – он привык верить духам.

96

Со скорбными лицами входили члены трибунала собратьев в зал саркофагов, похожий на усыпальницу древних царей. Он предназначался не только для хранения тел Наблюдателей, но и для спасения экипажа в случае аварии корабля, так что саркофагов здесь было много.

Однако занят сейчас был только один. Тот, где лежало тело резервного Наблюдателя, которому судьи только что вынесли свой приговор.

И лица их были скорбны оттого, что приговор этот был равносилен смертному, ибо жизнь разума без тела ничем не лучше смерти.

Председатель трибунала трижды ударил себя конечностями по рогам, а когда смолк гул, назвал Наблюдателя по номеру, данному ему при рождении, и спросил:

– Слышишь ли ты меня, о несчастный собрат?

Тело несчастного собрата ничего не ответило, ибо было лишено разума.

Разум его тоже не ответил, потому что как раз в этот момент был занят игрой в шахматы со своим Носителем Ясукой Кусакой и ради этого отключился от всех внешних раздражителей. Таким образом, можно сказать, что Наблюдатель прозевал свой собственный приговор.

В шахматы они с сэнсэем играли мысленно, и Наблюдатель проиграл, потому что думал только своей головой (которой у него, как мы помним, не было), не привлекая ресурсы процессора микробота.

Наблюдатель, однако, не отчаялся и тут же предложил матч-реванш, каковой они и начали немедленно, стараясь не отвлекаться на громкие вопли Анаши Кумару из соседнего помещения, где новый ученик господина Кусаки отрабатывал на манекене секретные приемы рукопашного боя.

Манекен был похож на тело, лишенное разума. В том, есть ли разум у его противника, сторонний свидетель тоже мог бы усомниться. Выражением лица Анаши Кумару в этот миг напоминал разъяренную обезьяну.

Наконец сэнсэй не выдержал и крикнул новому ученику:

– Анаши-кун, почему ты так кричишь? Разве манекен причиняет тебе боль?

– Нет, это я причиняю ему боль, – ответил юный самурай, не прерывая упражнения.

– Тогда замолчи. Ты мешаешь нам играть в шахматы, – сказал учитель, и Анаши-кун удивился, ибо знал, что сэнсэй сидит в своей комнате один.

Но потом он понял, что сэнсэй играет в шахматы с духом великого мудреца, который прочно засел в его теле и никуда не хочет уходить. Это успокоило юного самурая – ведь что ни говори, а одержимость духом все-таки лучше, чем банальное раздвоение личности.

Тем временем на борту звездолета, в зале саркофагов, председатель трибунала собратьев, не дождавшись ответа от подсудимого, объявил:

– Обязанность уведомить ответчика о приговоре возлагается на защиту, и суд просит передать нашему несчастному собрату, что мы вынесли этот приговор со скорбью в душе и болью в сердцах, но не могли поступить иначе.

Председатель приложил конечность к среднему сердцу, и все увидели, что оно бьется учащенно.

Из правой ушной железы скатилась к основанию рога большая капля влаги, но председательствующий быстро взял себя в руки и заговорил монотонно, бесстрастно и устало:

– Высокочтимый и достойнейший избранный трибунал собратьев властью, данной ему законами Мира и корабельным Уставом, приговаривает тебя, о собрат, рожденный за номером один триллион сто сорок восемь миллиардов шестьсот семьдесят шесть миллионов триста восемьдесят девять тысяч ноль тринадцать, за тяжкие преступления против разума, нарушение Устава и присяги, неповиновение старшим собратьям, неподчинение приказам, неуважение к суду и противоправное использование корабельной собственности к высшей мере наказания – пожизненному лишению тела без его сохранения, то есть с погребением тела по обычаю предков в безвоздушном пространстве в том месте, где застала его смерть.

После этих слов в зале настала гробовая тишина, которую прервал возглас председателя:

– Да будет так!

На этот раз он ударил себя по рогам особенно сильно, и гул не смолкал так долго, что казалось, он не утихнет никогда.

А когда он все-таки затих, в зал вошли медики и служители. Медики не скрывали своего нежелания делать порученное им дело, а служители просто неслышно пели погребальную песню.

97

Телеметрический канал микробота Наблюдателя был напрямую связан с саркофагом, где покоилось его тело, и как только медики отключили систему жизнедеятельности, в сознании Наблюдателя загудел сигнал тревоги.

Он сразу понял, что это значит. Приговоры суда на планете Собратьев и зависимых от нее территориях исполняются без промедления, дабы не заставлять осужденного мучиться томительным ожиданием.

Наблюдатель уже успел приучить себя к мысли, что останется на планете Наслаждений навсегда, и совсем перестал печалиться по этому поводу, поскольку тело господина Кусаки было даже более уютным пристанищем, чем собственное тело Наблюдателя – бесполого метагуманоида из мира Собратьев.

И все-таки терять родное тело было больно. Так больно, что даже Носитель почувствовал это, хотя обычно умел ограждать себя от эмоций засевшего в нем инородного духа.