Михаил Высоцкий - Иноземия, или туда и снова туда Страница 62

— Любых, но не этих, — Джэндэр, — Квэрт Менский и его жена пленены Ханским Полком, они — государственные преступники, и если их еще не казнили — это дело недалекого будущего. Их невозможно вытащить из тюрьмы, потому что они сидят в подземельях дворца самого Падишаха, а туда никому нет хода…

— Стоп, я что-то не понимаю… Нет, с подхемельями все ясно, если они мои родители, то как-нибудь выберутся. Но вот только кто тут у вас главный? Хан, падишах, император, король, президент? А то вы его постоянно по разному называете… Есть же какой-то ваш главный враг, я ж так понимаю, что это вполне конкретная личность, и…

— Да, Зак Менский, у нас есть враг, — подтвердил абсолютно очевидную вещь Вильврат, — Но ты даже не знаешь, кто он! И ты хочешь вести нас к победе?

— Я не хочу вести вас к победе, — спокойно и уверенно гнул Зак свою линию, — Я собираюсь свергнуть того, кто тут главный, и мне просто интересно, что это за личность такая…

— Это, Зак, враг, — ответил Третий, — Это, увы, все, что мы и сами точно о нем знаем… Он столь же стар, как и вся наша цивилизация, и его власть столь же крепка, как и сотни лет назад. Он бессмертен, он сидит за высокими стенами и за острыми мечами воинов своего полка, и только такой человек, как Квэрт Менский, мог попытаться противостоять ему.

— Так… Выходит, вы даже не представляете, как выглядит тот, кто вами всеми правит? Очень интересно…

— Мы знаем это, Зак, — продолжал Третий, — Он выходит в народ, он не держит в секрете ни имя свое, ни род свой. Но это имя уже ничего не значит, потому что для поколений и поколений наших соотечественников он — это власть. Он и король, и царь, и хан, и падишах, он называется так, как ему заблагорассудится, а среди людей он известен просто как Великий. Но мы, вступая в наш союз, отказываемся называть его этим именем.

— И как же вы его называете? — не унимался Зак, — Имя у него какое-то есть?

— Его имя — Аж… — начал было Джэндэр.

— Только не говорите, что Ажау Гаст! — взмолился Зак, у которого на эту личность постепенно начинал вырабатываться стойкий антагонизм.

— Нет, его полное имя — Ажау Джуниор Гаст, — несколько удивленно закончил за Джэндэра Ивл.

— Так… — несколько нервно Зак застучал пальцами по столешне, возле которой все это время стоял, — Только этого мне не хватало! И откуда только эти Гасты повсюду берутся? Ладно, это несколько меняет дело… Если он действительно Ажау Гаст, пусть и Джуниор, то так, с наскоку, его наверно действительно с поста не свалишь… Хорошо, — решил, несколько подумав, Зак, усаживаясь за стол, — Я передумал. Я согласен не сразу брать над вами всеми командование, а для начала выслушать вас, разобраться, что к чему, и только потом говорить, что я по этому поводу предлагаю делать. Итак, начнем с начала. Я — Зак Менский, это — Ав, это — Она. Мы с вами хотим одного — свергнуть Ажау, и потому можем стать союзниками. А так как мы в вашей стране еще и дня не прожили, и не особенно представляем, что тут к чему, то если бы кто из вас поведал, что тут вообще происходит… Причем, если можно, поглобальнее, начиная с того, как называется эта страна, откуда она тут взялась, что это за город такой, Отсилаказ, и заканчивая тем, что там произошло с моими родителями и как они умудрились попасться? Если есть какие-то тайны — можете спокойно их пока не открывать, за этот…, - Зак бросил беглый взгляд в окно, и уточнил, — за эту ночь вы все равно не сможете все рассказать. Итак, я вас внимательно слушаю.

Совет недолго посовещался, после чего встал Пятый и поставленным голосом профессионального то ли лектора, то ли актера начал.

— Зак Менский, ты проявил разумное послушание и умеренность, и потому мы расскажем тебе то, что ты хочешь узнать. Мне доводилось уже держать эту речь два года назад, когда Квэрт Менский только собирал нас, и потому я знаю, что тебя будет интересовать. Ты — из дальних земель, и я постараюсь поведать тебе о нашей великой родине…

Глава 13. Исторический рассказ

Чистая правда!

То, что на Окраине и в Великославии, в СОСе и Ропе знали как Южный мир, местные жители испокон веков считали самым что ни на есть центральным миром, да и вообще, просто миром. И они даже не задумывались, что где-то еще может кто-то другой жить. Нет, конечно, они понимали, что есть горы, есть океан, а значит и за ними другие земли, а может быть и другие люди. Но их это совершенно не интересовало — тут жили, и жили слишком хорошо, чтоб о чем-то еще думать. Так было до тех пор, пока людей тут было мало.

Но зато потом, когда людей стало больше, сразу же почти всем стало плохо. Земли тут, как оказалось, не так уж и много, хорошей земли, на которой можно что-то выращивать, и того меньше, не говоря уже о по настоящему плодородной земле, где и высохшая палка давала буйные побеги. И тут же начались войны, сначала между семьями, потом — кланами, ну и наконец самыми настоящими государствами. При этом окончательную победу никто не мог одержать — повсюду кипели страсти, лилась кровь, летели головы, рыцари ради любви совершали подвиги, герои отправлялись в свои странствия… Так продолжалось сотни и сотни лет, тысячи лет, и тогда жизнь в Южном мире не сильно отличалась от жизни в остальных местах.

Все изменилось чуть больше чем две с половиной сотни лет назад — именно тогда был основан Отсилаказ, именно тогда к власти пришел Ажау Джуниор Гаст, именно с тех пор берет свои истоки Империя, которая сначала была страной, потом стала союзом, потом — империей, ну и сейчас просто превратилась в место жизни. То название, которое тогда ей дал Ажау Джуниор, давно уже стерлось из памяти, как и названия всех остальных государств, некогда великих, а ныне забытых даже историками. Тогда, две с половиной сотни лет назад, произошел великий перелом, история перевернулась с ног на голову, и так, на голове, с тех пор и стояла. При этом назвать положение дел «застоем» было бы некорректно — изменения шли, и шли с достойным уважения постоянством. Причем они затрагивали все сферы жизни, социальную и экономическую, архитектуру и искусство, живопись и литературу… И лишь в одном сохранялась неизменность — власть по прежнему, третью сотню лет, в своих руках единолично держал один человек, и пользовался всем, что эта власть ему давала. При этом его, Ажау Джуниора, совершенно не интересовало, как живут его поданные, сколько людей умирает от голода и сколько не знает, как спастись от надоевших до одури пиров. Правитель делал все, что хотел, и… Впрочем, к нему, как к ключевой фигуре всей истории Южного мира, речь еще дойдет в дальнейшем.

Итак, что же представлял из себя мир, сформировавшийся почти три века назад? Сложно сказать, но правильнее всего было бы назвать его страной чудес, или сказочной страной. Потому что все, что тут происходило, иначе как чудесами язык не поворачивался назвать. Тут все было неправильно — бедняки были совершенно счастливы своей нищетой, богатые не стыдились своего богатства, голодные не испытывали ненависти к сытым а одетые к голым. Самыми урожайными были годы, когда случались самые страшные наводнения, заморозки, засухи и прочие стихийные бедствия. Народные волнения поднимались тогда, когда уровень жизни рос, и сами собой успокаивались, когда уровень жизни опять падал. Любой самый последний нищий был готов за любую жалкую тряпку отдать свою жизнь, но право частной собственности блюлось свято, и в самых страшных районах спокойно стояли дома представителей высшего света, правда как правило впавших в опалу. Хоть власть и принадлежала лишь одному человеку, но существовало огромное количество самых разных прослоек дворянства, которое регулярно собиралось на советы и обсуждало планы, к которым Ажау Джуниор все равно никогда не прислушивался. Даже формально правитель не должен был слышать просьбы своих поданных, да и не слушал их никогда, но среди простого люда все равно почитался едва ли не святым, и так, как любили его, многие не любили своих жен, матерей и дочерей. Впрочем, как и отцов, мужей и сыновей.

Хотя, невзирая на всю свою экстраординарность, во многом жизнь Южного мира была очень похожа, на жизнь всех остальных стран. Всех людей тут можно было поделить на несколько основных категорий. Во-первых это, конечно же, крестьяне. Те, кто на своем горбу тянул всю тяжесть обеспечения страны продуктами питания, обладали в Южном мире особым, внекастовым, положением. Они не принадлежали никому, у них не было господ и феодалов, но и им самим не принадлежало ничего, даже их собственные жизни. Они считались собственностью государства, и потому именно последнее и заботилось о них, защищало их права и требовало выполнения обязанностей. Их жизнь была не богатой, но они обладали всем, что требовалось простому человеку для счастливого существования, и потому традиционно были самой надежной опорой трона, аморфно гасящей любые готовые подняться волнения. Расшевелить их было невозможно по определению, они не желали знать ни про что, находящееся дальше их родного куска земли, спокойно отдавали положенный оброк и были всем вполне довольны. Тем более, что государство на них никогда не давило. Ну да продавать что-то, да и вообще покидать родные села и ехать в города, крестьянам было строжайше запрещено. Да и традиционный оброк был действительно не мал, но те, кто занимался его сбором, обязаны были не просто забирать что положено, а и выслушивать крестьян, их беды и невзгоды. И если все крестьяне жаловались на то, что в этом году неурожай, что поле, как они ни старались, поела саранча, то норма оброка уменьшалась, и в то же время на тех же самых крестьян накладывалось обязательство в следующем, более урожайном году все это компенсировать. Не взирая на всю внешнюю нестабильность подобной системы, она прекрасно работала. Никто не старался укрыть где-то в погребах лишнее зерно, потому как все знали — в голодный год с них лишнего не потребуют, а в сытый его все равно собирается больше, чем надо. И никто не отлынивал от работы — если год был хорошим, благоприятным, а кто-то один заявлял, что его десять соток засохли и погибли, то ему не сочувствовали, а требовали как угодно, но выполнить норму. Конечно, потенциально оставалась возможность, что все селяне соберутся, да и решат каждый год говорить, что у них ничего не выросло. Но это уже было нарушением закона, несанкционированные сборища в Южном мире были запрещены, и всех бы их за это тихо и мирно уничтожили, отдав освободившиеся земли кому-то более сговорчивому. Но в целом система работала, причем работала без особых репрессий, стабильно и достаточно успешно, чтоб все остальные граждане страны могли кто хуже, кто лучше, но питаться.