Сватоплук Чех - Путешествия пана Броучека Страница 7

В тот вечер, о котором идет речь, наш герой пришел к пану Вюрфелю в особенно мрачном настроении, причиной которого был одна из его квартиронанимателей, художник по роду занятий подробности инцидента вряд ли интересуют читателя, поэтому задерживаться на них я не буду. Не найдя на сей раз в трактире Вюрфеля подходящей компании, пан Броучек молча, как факир, уселся в углу и извлек из кармана популярную брошюру о Луне, которую, находясь во нового научного увлечения, приобрел по дороге на Градчаны. Он углубился в чтение и — о, чудо! — с каждой новой главой, которую он неизменно заключал возгласом «еще одну, пан Вюрфель!», в его истерзанную душу проливалась из небесных сфер капля бальзама. Когда же наконец брошюра была дочитана, пан Броучек обнаружил, что остался в трактире наедине с хозяином. Заказав еще одну кружку пива, он вступил с паном Вюрфелем в оживленную беседу относительно системы лунных кратеров, выразив под конец твердое убеждение, что на Луне, вопреки ученым-маловерам, обитают живые существа, с чем пан Вюрфель тут же согласился, многозначительно посмотрев при этом на часы.

Пан Броучек начал было подкреплять свою гипотезу аргументами, но хозяин так часто и так демонстративно стал поглядывать на часы; что гость не мог не понять истинного смысла этих выразительных взглядов. Завершив свои рассуждения последним глотком, он вышел в ясно-лунную ночь.

Перед собором св. Вита пан Броучек остановился.

По-видимому, его захватила величественная красота собора, озаренного магическим лунным светом. Броучек клонился то вправо, то влево, словно с разных сторон рассматривая прекрасную отделку монументального сооружения; временами он сильно откидывался назад, точно желая хорошенько разглядеть остроконечные башенки в самом венце каменного великана, а затем низко нагибался вперед, как бы отдавая дань смирения его царственному величию. Внезапно пана Броучека изумило странное явление. Он обнаружил удивительную расплывчатость и подвижность всех очертаний: прямые линии колебались и становились волнообразными, кривые — ломаными, колонны наклонялись друг к другу и снова выпрямлялись, будто тоненькие деревца под порывами ветра; шпиль собора, заметно покачиваясь, принимал участие во всеобщем разброде, который трудно было объяснить чем-нибудь, кроме внезапного землетрясения… Пан Броучек почувствовал, что его тоже начинает качать, и, охваченный страхом, поспешил удалиться.

Вскоре, однако, он успокоился. Очевидно, это было просто галлюцинацией. Не торопясь продолжал он путь мямо костела св. Иржи, мимо мрачных строений, к Старой замковой лестнице, растягивая удовольствие от романтической ночной прогулки за счет частых зигзагов с одной стороны улицы на другую.

Его взор непроизвольно блуждал по звездному небу и наконец остановился на круглой красавице Луне.

Мечтательно и безмятежно взирала она сверху, обратив к пану Броучеку свой нежный серебристый лик о мягкими чертами, едва проступавшими на светящемся диске подобно тисненому узору на просфоре. С тех пор как пан Броучек заделался астрономом-любителем, черты эти приобрели для него совершенно особое значение. Глядя на них, он рисовал в своем воображении гигантские горные цепи, обширные моря, потухшие кратеры, зияющие расселины. Впрочем, вскоре научный интерес вновь уступил место поэтическому воодушевлению, к которому примешивалось чувство легкого страха. Дело в том, что у пана Броучека есть свои странности, к числу коих относилась навязчивая идея, будто он один из тех смертных, кто подвержен таинственным притягательным чарам Луны. Это свое предположение он основывает лишь на том, что несколько раз просыпался не на постели, а подле нее, на полу.

Тем не менеe пан Броучек всегда тщательно закрывает на ночь деревянные ставни, дабы в спальню не проникла ни одна ниточка коварной серебристой пряжи, которая могла бы его, спящего, завлечь под самые фронтоны, где гуляет ветер, и водить по узким карнизам на головокружительной высоте.

Вот и теперь это сумасбродное опасение вызвало у него озноб. Однако пан Броучек тут же вспомнил, что бодрствует, что вполне владеет всеми своими членами и, стало быть, не находится в том беззащитном, каверзном состоянии, в каком легко оказаться жертвой небесной злодейки. Успокоившись, пан Броучек смело глянул в лицо воображаемому врагу и вскоре примирился с ним настолько, что уже мог искренне им любоваться. Эта перемена явствовала из тех ламентаций, которые он вполголоса принялся изрекать по дороге: — А ты, месяц, бледнолицый брат, ты там наверху выглядишь неплохо! Улыбаешься безмятежно и благостно, словно тебе неведомы треволнения и горести, прибежищем которых является наша Земля! О, несомненно, существа, населяющие тебя, гораздо счастливее нас, бедных землян! У них небось нет домов, которые доставляют своим владельцам куда больше хлопот и огорчений, чем радости; нет ничтожных пачкунов и мазил, место которым в лечебнице для душевнобольных или в кутузке, а не в порядочном доме, где они не платят хозяину ни гроша, отравляя ему жизнь и доводя его до белого каления. Ты, конечно, и понятия не имеешь об адвокатах, о налоговых конторах, твои обитатели не омрачают друг другу существования роварством и клеветой, мошенничеством и подлостью.

На Луне не выходят газеты, которые ежедневно за завтраком портят землянам аппетит, будоража желчь политическим брюзжанием и словесными потасовками, сообщениями о непойманных грабителях и нерасследованных убийствах, о ложных банкротствах и заседаниях рейхсрата. Словом, как бы там ни было, хуже, чем у нас, наверняка быть не может. На Земле стало просто невмоготу: всюду алчная драка из-за куска хлеба, борьба одного сословия с другим, ненависть народа к народу, война всех против всех. Что ни день, то железнодорожная катастрофа или какой-нибудь новый вакон — так не лучше ли распрощаться с этим скверным шариком?..

Произнося свой пессимистический монолог, пан Броучек дошел до Старой замковой лестницы и, перегнувшись через ограждающую ее невысокую стену, глянул вниз на темное скопище домов, над которым торчали всевозможные башни и башенки, озаренные лунным сиянием. Но картина эта занимала его недолго; повинуясь некоей магической силе, он опять уставился на Дуну.

Мне трудно решиться написать, что за этим последовало… Я знаю, научные предрассудки слишком сильны, чтобы кто-нибудь поверил моему рассказу и не назвал его глупой выдумкой. Однако совесть не позволяет мне в угоду предрассудкам описывать события иначе, чем они происходили на самом деле.

Пан Броучек взобрался на стену и, не сводя глаз с Луны, медленно двинулся поверху. Внизу, на склоне градчанского холма, раскинулся обширный сад какого-то вельможи; в верхней, более крутой части холма, были разбиты террасы, поодаль виднелись обрамленные ажурными перилами две каменные лесенки в стиле барокко, которые, расходясь и снова сходясь через правильные интервалы, вели наверх к небольшой беседке, лепившейся к ограде. Возможно, мое описание не совсем точно, но я не отношусь к последователям Золя и скрупулезной точности ради не брошу перо на самом интересном месте, чтобы бежать на Градчаны поглядеть на эти лесенки и на эту беседку…

Итак, пан Броучек двигался по ограде к беседке.

Не знаю, действительно ли ее крыша столь незначительно возвышается над каменным ограждением, чтобы можно было без труда перейти на нее, но факт остается фактом, — пан Броучек очутился на вышеупомянутой крыше. Он добрался до конька и, оседлав его, обхватил руками железный флажок флюгера. Взор пана Броучека по-прежнему был прикован неодолимой силой к Луне, и наш герой, преисполненный страха и невыразимого блаженства одновременно, всем своим существом почувствовал воздействие лунных чар. Вопреки его воле растопыренные ноги начало заносить назад, все выше, выше; пан Броучек уже не сидел, а лежал на коньке вниз животом и что было мочи цеплялся за флюгер.

А ноги продолжали упорно возноситься в воздух. Вот уже приподнялось туловище, вот уже все тело, влекомое чудодейственной силой, повисло головой вниз, ногами к небесам — над крышей беседки, и только вытянутые руки продолжали судорожно цепляться за острие флюгера. Однако они не могли противостоять неведомой силе; в конце концов руки разжались и — сей факт превращает хитроумные научные построения Ньютона в груду жалких обломков! пан Броучек с невероятной быстротой начал падать, но отнюдь не на Землю, а в противоположном от Земли направлении, в необъятные просторы вселенной.

С ужасающей стремительностью уходила в бездну Прага, подробности ее ландшафта исчезали, расплываясь на однообразном фоне огромного диска, который все разрастался и разрастался, но пан Броучек уже ничего не видел, его сознание затуманилось.

Безусловно, по названию книги читатель догадывается, куда угодил наш герой. Да, очнулся пан домовладелец на Луне.