Максим Далин - Мышиная дыра Страница 7

Мыш выслушал внимательно и присвистнул:

— Плохо. Очень.

— Почему? — спрашиваю.

Мыш ткнул меня носом в плечо и сказал речь. И говоря, все время двигался: припрыгивал, подергивал ушами, менял позы — по человеческим меркам, вероятно, темпераментно жестикулировал.

— Я — Старший. Сын Бойца. Внук Бойца. Сам Боец. Я одиночка. Контролирую тоннель. Маленькие тоннели — до Грязных Вод. Большой Босс против. Большой Босс велел шестеркам — убить одиночек. Будет Большой Клан. Все под ним. Все тоннели — их. Катакомбы — тоже их. Крепость всегда была их. Если одиночки хотят жить — пусть дают еду. Так. Я сказал — нет. Я ушел. Я говорю — могу ходить в тоннель. Большой Босс сказал — тоннель его. Все, что в тоннеле — его.

— Ух ты, — говорю. — То есть, ты хочешь сказать…

— Гнездо упало в тоннель, — продолжает. — Шестерки шарят вокруг. Сказали — гнездо Большого Босса. Все, что в гнезде — Большого Босса. Я сказал — я посмотрю. Они сказали — ты умрешь.

— В смысле, — говорю, — ты или я?

— Мы, — отвечает. — Мы умрем. Будем едой. Гнездо возьмет Большой Босс. Свет. Двери. Ему нужно — так они сказали. Кто возразит — будет едой.

Вот так я и определился, на чьей я стороне. Я поразмыслил и решил, что такая крыса, как Старший Мыш, товарищ пирату на сто процентов. Отчаянный парень. И потом: я не знал, кто тут у них Большой Босс — тоже мне крысиный король! — но мне этот тип не понравился заочно.

Я не слишком люблю тех, кто все норовит подгрести под себя. Мы, Дети Грома, не приемлем диктатуры. Наш девиз — свобода, мир и человечность. А эти святые понятия требуют защиты.

— Мы не умрем, — говорю. — Мы будем драться. У меня есть — чем.

— Хорошо, — отвечает. — Драться — хорошо.

Но сказано это было, по-моему, не очень уверенно.

Эдит все это время слушала. Мне даже показалось, что она выводы делает — лицо у нее приятно выглядело, сосредоточенно. Казалось разумным. Но потом она сказала:

— Напрасно вы все-таки сюда притащили эту крысу, Марсэлл. У них тут какие-то грязные дела. И знаете, хоть они и говорящие, эти крысы, все равно…

Это с работающим-то дешифратором!

Мыш на нее посмотрел молча. И было совершенно непонятно, о чем он думает. У мышек оказалась не просто другая мимика — у них не оказалось никакой. Совершенно неподвижные мордочки. Без мимических мускулов. Мне пришлось долго выяснять, как они выражают свои эмоции — а до того только угадывать.

Я подумал, что Мыш рассердится или обидится. Не слишком-то мне это нравилось.

— Эдит, — говорю, — вы недопустимо грубо отзываетесь о разумном существе из мира, куда мы с вами, между прочим, без спроса свалились. Причем — о существе, которое нас пытается предупредить об опасности.

А она говорит язвительно:

— Марсэлл, у вас на борту есть крысоловки?

Я уже хотел рявкнуть, но тут Мыш пискнул:

— Самка, молчи. Большой, слушай.

Эдит хотела возмутиться насчет «самки», но я захлопнул ей рот ладонью. И прислушался.

Акустическое сканирование окружающей местности у меня было включено на всякий случай, и в каюте был дополнительный динамик. Так что мы все это время слушали, как снаружи работают мои автоматы — обломки разгребают, пытаются что-то поправить и все такое.

Как известно, к звукам привыкаешь, если их долго слушать. Но Мыш обратил мое внимание — и я сразу понял, на что.

Звуков стало вдвое меньше. Один автомат как будто отключился.

Мыш говорит:

— Шум в тоннеле? Машины?

— Да, — отвечаю.

Тут он не пискнул, а как-то скрипнул. Что этот звук обозначает на их языке, я так и не знаю: в нашем нет аналогов, зато в языке Эдит, похоже, аналоги нашлись, потому что она густо покраснела.

Я посмотрел на Мыша.

— Что-то не так? — говорю.

— Шестерки, — пищит. — Выключили машину. Взяли себе.

Вот когда мне стало всерьез неуютно. Я до этого думал, что мышки — цивилизация очень примитивная, возникшая по какой-нибудь случайной причине на обломках цивилизации человеческой. Судил по одежде Мыша, по оружию, по речи — и ошибся. Сообразил, что мышки взломали пароль моего автомата, отлично защищенного мейнского автомата — и неизвестно, что они еще могут делать.

— Интересно, — говорю. — Старший, как они ее взяли?

Он почесался, ногой — или это у него задняя лапа — за ухом, очень быстро. И пискнул:

— Не знаю. Меняли программу. Погрузили и увезли. Не знаю.

Я сдунул волосы со лба. Ну да. Знаете, что такое "компьютерная мышка"? А вот и не то, что вы подумали. Я молчал — но тут Эдит вдруг осенило. Она переменилась в лице, схватилась за собственные щеки, округлила глаза — и как выпалит:

— Марсэлл, улетаем отсюда! Сейчас же, немедленно улетаем! Они же так и сюда пролезут, эти крысы! Я бою-усь! Я боюсь крыс, Марсэлл! Они же все жрут!

Мыш посмотрел на нее внимательно и пискнул:

— Еда. Самка — еда. Хорошая.

Обижаться грех, потому что это просто маленькая месть, в надежде, что Эдит поймет, что к чему. Эдит, по-моему, отлично поняла, но не так, как Мыш ожидал, потому что забилась в угол и начала плакать и кричать:

— Марсэлл, уберите отсюда эту гадость! Уберите!

Я почувствовал, что устал до смерти. Положение оказывалось все неприятнее и неприятнее, а Эдит умела создавать неудобства даже в ситуации, когда все идеально. Мне надо было пообщаться с Мышом о важных вещах, но из-за воплей Эдит не выходило сосредоточиться — жалко, когда женщина плачет. И пришлось сесть рядом с ней, достать платочек, капнуть успокоительного в кофеек и снова начать ее утешать. Хорошо, что умница Мыш не стал ввязываться, а сидел к нам спиной и чистился. Он постепенно оказывался чертовски тактичным парнем.

А Эдит всхлипывала, цеплялась за мои руки и бормотала умоляюще:

— Ну Марсэлл, давайте улетим отсюда, ну пожалуйста! Я слышала, крысы и вправду могут человека сожрать! А вдруг они действительно в звездолет пролезут? Моя мамочка тоже крыс не выносит!

А я даже не стал ей объяснять, что взлететь прямо сейчас у нас не выйдет, а если и выйдет, то мы застрянем на здешней орбите на веки вечные. Я ее гладил по голове и вытирал ей нос вместе с глазами, и говорил, что все будет в порядке — но я, ребята, в это ни на ломаный грош не верил. Потому что у нас получился контакт с цивилизацией очень толковых существ, которые в разных мирах жили рядом с людьми и к людям во все времена относились вполне определенно.

Всегда были врагами людей, если уж называть вещи своими именами. Люди их убивали и травили, а они выживали и приспосабливались. И вот теперь, в этом прекрасном мире, у них оказалась прямая возможность взять реванш за все прошлое.

Людей больше нет, а мышки остались.

Настроение у меня совершенно испортилось. Я уже ничего не ждал, но Мыш ткнул меня носом между лопаток, когда Эдит немного успокоилась. Я обернулся.

Мыш сидел на койке, совершенно уморительно скрестив руки перед собой. Как белка.

— Что ты? — говорю. — Что-то нужно?

— Большой, — пищит, — я должен. Ты остановил кровь. Дал еду. Я должен.

Мне захотелось его погладить, но я вовремя вспомнил, что он не животное и это, скорее всего, будет выглядеть неприлично, а может быть, даже оскорбительно. И вообще я смутился.

— Нет, — говорю. — Ты не должен. Я сам хотел.

Тогда он сделал маленький прыжок вперед — прямо сидя — и лизнул меня в ухо. Я слегка оторопел, но вовремя сообразил, что у каждой расы свой этикет. И что погладить — это у меня были правильные импульсы, потому что если у каких-нибудь созданий мимики нет, то жесты и прикосновения, вероятно, ее заменяют.

Он дал погладить себя за ушами. И пискнул:

— Я тоже хочу. Вместе есть. Вместе драться. Чинить гнездо. Защищать гнездо.

Да уж, думаю, будем драться. Война мышей и лягушей. Вот интересно, насколько я для них серьезный противник.

— Я не вижу в темноте, — говорю. — Их много, Старший, да? Шестерок?

— Много, — пищит. — Вдвоем — мы еда. Будут еще бойцы.

— Погоди, — говорю, — откуда? Ты говорил — ты одиночка.

Он свистнул.

— Я — Старший. Боец. Вторая жена — Сталкер, дочь Сталкера. Третья жена — Нюхач, дочь Нюхача. Четверо детей — взрослые. Дети Бойца, сами Бойцы.

Эдит, которая снова прислушивалась, хотела что-то сказать с язвительной миной, но я ее перебил.

— Старший, — говорю, — почему "вторая и третья"? А первая?

И тут, ребята, он первый раз сделал что-то совсем как человек. Он по-человечески тяжело вздохнул. И пискнул:

— Первая. Старшая. Боец, дочь Бойца. Любил. Трое детей. Всех съели. Шестерки Большого Босса.

Я разговаривал с Мышом долго. Только отдал приказ автомату подняться на борт и задействовал противоугонку на полную мощность. И занялся контактом вплотную. По бортовому времени кончился день, наступил вечер, а мы все разговаривали. Эдит сначала слушала, потом устала, начала раздражаться и капризничать — и в конце концов заявила, что хочет есть. Мыш издал презрительный звук и сказал мне, что моя самка слишком много ест, что ее выгоднее съесть, чем кормить — и это им с Эдит взаимных симпатий не добавило. Но обед я все-таки приготовил.