Максим Далин - Владыка Океана Страница 7

Я ее раскрыл наугад, и она раскрылась на самом зачитанном месте: "Как сохранить роженице жизнь". Нормально. Всего-то навсего. И я машинально прочел, что древний автор советует по сему вопросу. Совет заслуживал внимания: "Постарайтесь устранить от роженицы людей, — логично, не так ли? — их присутствие часто влияет на ее здоровье очень дурно. Положите под голову роженице листок пергамента с написанными своей кровью рунами Продолжения и Приветствия. Во время родовых схваток должен начаться шторм, — совершенно стандартная ситуация, не правда ли? — а если этого не происходит, вызовите его сами, рисуя титлы Ветра и Силы и читая заклинание: "Трубите в рога, дуйте в трубы — приветствуйте чадо Океана!" — правильно, надо вызвать, непостижимо, как же можно рожать без шторма? Главное — слова не перепутать. А далее: — Если камень в кольце Продолжения не светится, недурно надеть на шею роженице амулет Продолжения — это утишит её отвращение к новорожденному и дарует радость создания жизни. В момент появления головки новорожденного лик луны должен затмиться тучами…"

Я читал этот вздор и думал, кто ж кого и от кого рожает таким образом? Что за болезненный бред, какие ветры, какие трубы, какое отвращение у мамаши и с чего это луна должна затмиться? Может, я не слишком профессионально разбираюсь в этом деле и не понимаю неких важных моментов, но нормальные человеческие дети, по-моему, рождаются как-то пообычнее.

Тогда я открыл первую страницу, чтобы попробовать разобраться, и прочел на титульном листе: "Как принять дитя человеческое у дщери океана". И тут мне в ярчайших красках представилась, пардон, чья-то противоестественная связь с каракатицей. Как упомянутой каракатице кладут под пупурыщатую голову отвратительные бумажки, исписанные кровью, чтобы она родила этот ужас непонятной породы. Черр-рнуха, государи мои! Не просто мерзкий разврат, а, вероятно, ведьмовство. И мне стало настолько худо, что я зашвырнул эту гадость на полку.

Возможно, это прозвучит излишне самонадеянно, но я все же полагаю, что средневековые люди были все-таки не вполне в себе по современным меркам. Ведь пробовал же кто-то из моих предков этой чертовщиной заниматься, очевидно, пробовал… Не тот ли отвратительный тип, Эдгар, у которого рожа сумасшедшего палача, думал я — и спине становилось холодно.

После такого чтения мне вообще захотелось поскорее уйти из библиотеки. Эти средневековые сумасброды… то они пытаются извлечь золото, пардон, из дерьма, то сооружают вечный двигатель из аналогичного материала, то вот… И никого почему-то не останавливал простой факт, что подобные опыты никогда не удаются. О нет, неудачи приписываются чему угодно, только не тому, что экспериментатор пытается извратить естество. Восхитительно разумно!

И я пошел прочь. Но у самой двери на маленькой полочке заметил очень симпатичную книжку — изящное нечто, напоминающее молитвенник. Обложка из чудесно мягкой кожи, на ней тиснение — мой герб — и название "Призывы, обращения и иные слова, имеющие смысл".

Слова, имеющие смысл — это хорошо, я полагаю. В старинной инкунабуле такое нечасто встретишь. Но я открыл и разочаровался. Никакого смысла эти слова не имели. Ни малейшего. И не то, что старинный язык — нет, господа, написание почти современное, исполненное лет триста назад самое большее, тогда уже вошел в обиход нынешний алфавит. Просто в столбик написана полнейшая чушь.

Но одно словцо мне понравилось. Уморительно, право, господа: читается точь-в-точь, как, пардон, «шиздец» на мейнском арго. Я даже произнес его вслух — и вправду, удивительно похоже звучит. И тут наверху, на стеллаже, что-то зашуршало, небольшое живое существо, как кошка.

Я поднял голову — и встретился взглядом.

Если бы кошка — было бы не так чудно. Но там оказалась совсем другая зверушка; никогда не подумал бы, что такое дело может заползти в библиотеку.

У нас на Шие такие существа во множестве живут по побережьям. Зовутся тритонами-крабоедами, а выглядят, как крохотные дракончики. Шесть лапок с перепонками, хвостик, бородавчатая мордочка — страшненькая и трогательная, вправду не больше кошки ростом. Безобидные созданьица и смешные, дети с ними играют. Но как такая тварь Божья оказалась в библиотеке — это показалось мне совершенно непостижимым.

Ножки у них не слишком сильные, плавать на таких удобнее, чем ходить. Как же он добрел до замка, поднялся по лестницам почти что в башню на своих перепонках, да еще на стеллаж вскарабкался — вот чего я не мог понять.

А тритончик уставился на меня своими глазами на стебельках и все переминался с лапки на лапку, будто показывал, как хочет слезть, но боится и ждет, чтобы я помог. Я протянул ему руку, он ухватился и перелез ко мне на плечо. Ну ручной зверь — не забавно ли?

Я поставил его на пол и пошел прочь. И он за мной пошлепал. Я ускорил шаги — и он тоже, а вид у него сделался просто отчаянный, потому что ему за мной на сухом полу тяжело угнаться. И я его пожалел, взял в руки, а сам думаю — ему же вода нужна. Надо, вероятно, спуститься вниз, на кухню сходить или куда там, налить воды, например, в таз и пустить туда бедолагу. Где ж тут у нас лестница?

И вдруг я совершенно четко сообразил, где лестница. И где кухня. И вообще, все свои блуждания по родовому гнезду на диво ясно вспомнил. В голове будто кто-то план расчертил.

Я удивился, но пошел. Минут через пять уже был внизу, вышел точнехонько во двор — решил, что в тазу тритону все-таки будет тесно, а лучше пустить его в фонтан. Так забавно получилось: я же по-прежнему совершенно не знаю замка, мне никто ничего не объяснил, но стоит мне решить, что надо попасть туда-то — как в голове будто включается некий загадочный автопилот. И мучительно необъяснимо, отчего это происходит.

Так я вышел во двор, сел на бортик бассейна и хотел пустить тритона в воду, но нелепый зверь ухватил меня за палец своими лапками цепко и основательно, будто в воду вовсе и не хочет. Тогда я побрызгал на него водой — вода в фонтане оказалась морская. Соленая. Но на скульптурах за все это время к моему пущему удивлению, не осело ни крупинки соли.

Некоторое время я просидел, пытаясь привести в порядок мысли. Потом вдруг вспомнил о Летиции, стал думать, как славно было бы разыскать ее. И вообразите: стоило только представить ее себе, как во дворе послышались легкие шаги. Обернулся — и увидел ее, всю в солнечных лучах и синем шелке. Она смотрела на меня и улыбалась.

— Привет, — говорю. Мне тоже стало весело.

— Привет, — отвечает. — Надо же, Эльм, доброе дитя, а у тебя способности, оказывается. Кровь. Здорово.

— Вот как — способности? — говорю. — Какие способности? — а сам пытаюсь отцепить от себя зверушку, но она прицепилась всеми шестью и держится.

— А вот, — смеется, — вящий демон у тебя какой симпатяга! Признал хозяина — ах, лапочка! Да не отдирай ты его так, ты прикажи — он сам отцепится.

— Ну полно веселиться, — говорю, — Ты не могла бы для начала объяснить, что такое "вящий демон"?

А Летиция снова принялась хохотать, да так заразительно, что мне тоже стало смешно. Она меня и тогда, и потом, очень легко заражала своим настроением. Хохотала, прижимала руки к щекам, а щеки горели. Восхитительное зрелище.

— Ты, — говорит, сквозь смех, — ты его откуда взял? Сам призвал или помог кто? Хотя… кто тебе поможет…

— Вообще-то я его не звал, — говорю. — Он, видишь ли, сам привязался ко мне. В библиотеке.

Она опять закатилась. Я порадовался, что у нее голова прошла вместе с нервностью и печалью.

— Сам привязался? — говорит. — Ах ты, малек, в библиотеке, значит?! — и прыснула снова. — Да скажи ты ему, чтоб он твои пальцы отпустил, они тебе еще пригодятся!

Я поднес руку с тритоном к лицу, посмотрел ему в мордочку и очень серьезно говорю:

— Будь любезен, отцепись и отправляйся плавать.

Дурачусь, конечно. Но тритон меня моментально отпустил и нырнул в бассейн прямо с руки, этаким весьма эффектным пируэтом. Чрезвычайно разумно, как нарочно против моего убеждения, что эти существа совершенно бестолковые, вроде черепах и ящериц.

У меня, вероятно, физиономия вытянулась от неожиданности, потому что Летиция хихикнула:

— Что, малек с мелководья, не ожидал? Имей в виду, они понимают приказы, хорошо понимают. Можешь даже вслух не проговаривать, а мысленно командовать, им все равно. А ты ничего, надо же…

— Погоди, погоди, — говорю, — кому можно мысленно приказывать? Тритонам?

Что сказать, господа, я уже привык к тому, что смешон в ее глазах. Это Летицию насмешило просто до слез.

— Да не тритонам, — говорит, — а то ты ж пойдешь с тритонами беседовать, с тебя станется! Своему вящему демону! Вот этому! Которого ты вызвал!

Тут уж я не выдержал и сам рассмеялся этой чепухе.

— Ци, — говорю, — я никого не вызывал! И с тритонами не разговаривал, слово чести! И вообще — что такое "вящий демон", объясни мне наконец?