Антон Мякшин - Бой бес правил Страница 7

— Неважно, другими словами, — расшифровал Карась, снимая халат с себя и накидывая на мои плечи.

— Вообще-то я хотел сказать — холодно, — закутавшись поплотнее, выдохнул я. — Но так намного лучше. Спасибо. А ты что же, на Южный фронт?

— Ага. Вот провианту на дорогу запасаю. — И, кивнув, он повернулся к темнолицему какому-то типу в заплатанном полушубке:

— Пять фунтов ситного, не меньше!

— Три, — упрямо мотнул головой тип.

Я поежился в просторном халате. Нагретая горячим матросским телом ткань меня прямо-таки спасла. Хороший все-таки человек этот Карась… Интересно, а где его дружок?..

— А Сашку я потерял, — ответил на мой вопрос Петро. — Бежал за ним, понимаешь, через весь город, а он на Марсовом поле под броневик закатился…

— Раздавили?!

— Какое там! Застрял. И броневик ни туда ни сюда, и Сашку никак не выковырять даже под угрозой маузера…

— Морячок, а морячок! — подергал Карася за рукав бушлата тип. — Ты соображай быстрее, а то мне некогда. Три фунта за финтифлюшку, идет?

— Да почему три! — темпераментно воскликнул Карась. — Вонючка сухопутная… Ты посмотри, какая зажигалка! Небось заморская! Небось в мирное время я б ее продал и целый год не работал! Вот! Искра пошла, видишь? Три фунта — скажешь тоже… Четыре с половиной — и никаких!

Я только сейчас обратил внимание на то, что в руках у матроса выточенная из черного камня змейка, завитая в спираль вокруг закоптелого цилиндрика. Псы чистилища! Это же Пламенный Жезл! Это же Карась у Черного Барона, что ли, из кабинета?.. И я-то этот

Жезл лишь на картинке в учебнике видел, на курсах повышения квалификации. С помощью подобной штуки сарацинский воевода Абу Аль-Убад крестоносцев гонял, как тараканов. Или наоборот — сам улепетывал от угрозы попасть в свои мусульманские кущи посредством поджаривания. Не помню, не важно. Главное, что Жезл — мощнейшее оружие, которое в умелых руках способно обратить в бегство многотысячные армии…

— Соображать надо! — горячился тем временем Карась, потрясая Жезлом (из пасти змейки то и дело вырывался сноп желтых искр). — Ценная же вещь! Гляди!

— Не надо! — закричал я. Но матрос, бормоча:

— Как же она, стерва, включается? — постучал по Жезлу ногтем, попробовал его на зуб и, наконец, с силой треснул о колено.

Оказывается, и в неумелых руках Пламенный Жезл — все равно Пламенный Жезл, а не какая-нибудь китайская шутиха. Когда я выбрался из сугроба и рукавами халата кое-как стер с лица копоть, территория рынка уже опустела и разгладилась, словно под огромным утюгом. Спекулянты-мешочники растворились в переполошенной испуганными вскриками ночи. На углу, накрытые ярким световым конусом уличного фонаря, встревоженно топтали грязный снег патрульные красноармейцы. Очевидно, опасаясь повторного взрыва, они к месту происшествия приближаться не спешили, а ограничивались только покрикиваньем в темноту:

— Которые тут бонбами швыряются — покажитесь!..

Соседний сугроб закряхтел и развалился.

— Вот так шандарахнуло! — выбравшись из сугроба на четвереньках, восторженно проговорил Карась. — Е-мое, прямо как с «Авроры» по Зимнему…

— Ты живой? — удивился я.

— Живой, — отряхивая с бушлата снег и грязь, подтвердил матрос — Только бескозырка слетела. Вот так зажигалочка, клянусь Нептуном… Такой зажигалочкой только мировой пожар и разжигать, на горе всем буржуям… Е-мое… А где этот, в полушубке?

Наклонившись, матрос поискал вокруг себя и огорченно вздохнул:

— Ну вот, потроха акульи… Ни бескозырки, ни зажигалки, ни ситного на дорогу… Невезуха какая…

— Ничего себе невезуха! — возмутился я, припоминая, как после бесцеремонного удара о коленку Жезл вспыхнул, вырвался из рук матроса; протестующе задрожал, на мгновение повиснув в воздухе, а потом из раздувшегося змеиного горла с ужасающим шипением выстрелила в мутно-серое беззвездное небо струя пламени… Жив ведь остался после всего этого товарищ Карась, отделался только потерянной бескозыркой и безвозвратно канувшими вместе со спекулянтом тремя фунтами ситного!

— Четырьмя с половиной! — поправил Карась, прервав мой гневный монолог.

Протяжный паровозный гудок заглушил короткую фразу, в которую я емко уместил все, что в данный момент о балтийце Петре Карасе думал.

— Состав отправляется! — ахнул матрос — А я еще винтарь не получал. И пайку! А ты сейчас едешь, да?

— Сейчас.

— М-да… — кашлянул Карась и выразительно посмотрел на халат. Я нерешительно взялся за поясные тесемки.

— Да не, не в этом смысле, — замахал руками Петро, — носи на здоровье. Я к тому, что в этом, братишка, халате еще столько безделушек баронских осталось… Тебе-то хорошо — ты на армейское довольствие поступил, а мне что же — ложись да умирай? Выворачивай карманы, товарищ, и беги, а то на поезд опоздаешь. А я еще задержусь. С утра на Сенную прогуляюсь, выменяю финтифлюшки на хороший винтарь да на хлебушек. На вокзале разве ж торговля? Шкуру содрать готовы. На Сенной мне за эту зажигалку четверть самогона отдали бы, не меньше…

Приговаривая таким образом, Карась неторопливо опустошал мои карманы… вернее, карманы халата Черного Барона. А я стоял открыв рот и разведя руки. Оторопел я, глядя на то, что появлялось из халата, расписанного знаками зодиака. Вот перекочевала из кармана баронского халата в карман матросского бушлата колода карт Таро, совсем еще новенькая, лишь кое-где запачканная черным воском; кинжал, выточенный из клыка бенгальского тигра-людоеда, в ратном деле непригодный, предназначенный исключительно для ритуального умерщвления девственницы; золотой неразменный наполеондор, судя по внешнему виду, изготовленный самим Калиостро…

Это было похоже на практикум по прикладному колдовству, у нас в конторе такой совсем недавно проводили в рамках обязательного инструктажа.

…Карманный толкователь снов по Мерлину в переплете из кожи арапского невольника; тростниковая дудочка для вызова болотных духов…

— Петро! — застонал я. — Ну зачем тебе все это? Отдай! Погоди! Сложи все обратно!

— Как это — обратно? — не понял балтиец. — Ты чего, братишка? Это мои финтифлюшки, честно награбленные. Барон пользовался, теперь я попользуюсь.

— Пользоваться?!

Ну как я мог ему объяснить, что пользоваться этими вещами смертельно опасно, и к тому же строжайше запрещено? Я-то себе простенького заклинаньица пожадовал. Дотерпел до того, что едва в снеговика не превратился, а до последнего не решался наколдовать ни тулупчика, ни полушубочка, ни поганого шарфа, не говоря уж о варежках. Думаете, просто так бес оперативный сотрудник обязан соблюдать конспирацию, находясь на задании? Нас перед каждой очередной командировкой инструктируют: конспирация, конспирация и еще раз конспирация. Не выделяться! Преисподняя, конечно, влиятельная фирма, но и в конкурирующей организации не дураки служат. Они ведь для себя кадры готовят и всегда норовят из-под носа клиента утащить. Почему-то у них высшим пилотажем считается задание бесу сорвать. Так что чем старательнее конспирируешься, тем больше вероятности выполнить задание без лишних хлопот. Еще неизвестно, как с использованием Пламенного Жезла дело обойдется, и обойдется ли вообще. Это ж такой колоссальный выброс энергии! Засекут вот его вражеские датчики, пустят по моему следу своего специалиста…

Прогудел второй паровозный гудок. Вокзальная площадь зашумела. Мимо нас то и дело торопливо топали целыми компаниями — то добровольцы, то красноармейцы. А я боролся с балтийцем Карасем! На нас уже кое-кто подозрительно оглядывался, между прочим. А партия революционных матросов-человек полета, не меньше, — вразвалочку следовавшая к перрону, заинтересованно замедлила шаги. Не тратя времени на бесполезные уговоры, я схватил Карася за руки. Явно не ожидая с моей стороны такого коварства, он окаменел на минуту, и этого мне хватило на то, чтобы пустить повторную экспроприацию полным ходом. Дудочка, толкователь и кинжал уже вернулись в карманы халата, но тут рыцарь революции опомнился.

— Что же такое, в самом деле… — хрипел Петро, ожесточенно сражаясь за колоду карт Таро, — я думал, ты братишка с понятиями, а ты… прямо бандит какой-то… А ну пусти руку! Пусти, я тебе говорю, а то как врежу в лобешник по-нашему, по-флотски! Или в Совет Комиссаров пожалуюсь!

— У меня мандат есть! — выкрикнул я.

— Да мне воблу ржавую положить на твой мандат! Надо было, конечно, засветить Карасю кулаком по макушке, а пока он будет занят извлечением собственной головы из собственной же грудной клетки, по-быстрому обшарить его на предмет артефактов и удрать. Но все-таки сентиментальный я бес, человеколюбивый… Матрос ведь согрел меня этим проклятущим халатом, а я ему — по макушке…

Кто-то — совсем уже рядом — заулюлюкал. Кто-то засвистел. Это матросы, видимо разобравшись в сути происшествия, надвигались на меня нестройной, но угрожающей колонной. Я буквально кончиком хвоста почувствовал, что до разъяренного вопля: «Братишки, наших бьют!» — осталось чуть меньше секунды.