Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа Страница 7

Деньги у Жанны были, хранила она их на обучение Аллочки, хранила, да после страшного диагноза, поставленного ей недавно, решила хоть напоследок насладиться радостями бытия. Кто знает, сколько ей жить осталось! А тут еще горящая путевка подвернулась — ну как не воспользоваться появившейся возможностью? Собрала свои вещички, да рванула на юг. Еще в поезде познакомилась с Юрой, серьезным, седым, но не старым мужчиной: ехали в одном купе. Разговорились. Оказалось, он свободен: жена Зина умерла год назад. Детей у них не было, а потому остался Юра один на всем белом свете. Год маялся, оплакивал свою благоверную, а потом решил сгонять на Кавказ: осточертели квартира, сад и машина, так как они напоминали ему ненаглядную Зинулю. Так и проговорили Юра и Жанна всю дорогу до Сочей, а там и в одном пансионате поселились.

Все было бы хорошо, да однажды, когда Юрочка плескался в море, подсел на пляже к Жанночке черноволосый красавец, назвался Максимом. Пригласил сказочный принц золушку на бал. Не смогла она отказаться. Извинилась перед Юрой, да и упорхнула с Максиком в ресторан. В таком шикарном заведении сестренка была впервые: услужливые официанты, прекрасно сервированный стол, респектабельные господа и дамы. Единственное, что смущало Жанночку: она не знала, как пользоваться многочисленными столовыми приборами, но, подсмотрев, как ест спутник, удачно отужинала. Они танцевали, партнер томно смотрел в ее глаза и целовал руки.

На другой день сказочный принц явился снова. Они пошли на побережье, а Юра издали наблюдал за сладкой парочкой. Вечером Максим вновь пригласил Жанну в ресторан, только теперь она вела себя более уверенно.

Так было восемь дней подряд. Жанна уже мечтала о страстной любви, хотя ничего, кроме поцелуев ручек, у них не было, да в один совсем не прекрасный день Макс пришел к ней проститься: его срочно вызывали на работу. Пообещав приехать, он взял ее адрес, да снова чмокнул Жанночке вспотевшую от известия, дрожащую ладошку. Так ничего и не рассказал о себе красавец-мужчина. После его отъезда к скучающей сестричке подошел Юра. Они возобновили походы на пляж и вечерние прогулки по набережной, но очарование отдыха исчезло, осталась только надежда, что Макс однажды позвонит в ее дверь, а затем навсегда останется с нею. Юра тоже попросил номер ее телефона, да зачем ей Юра, если она любит Максима.

История была довольно-таки банальной, такой же, как и вся наша жизнь. Не выдержав, я поведала сестре про измену Сергея, и Жанна удивленно вскинула на меня свои рыжие глаза. Возможно, мне показалось, да, дай Бог, чтобы мне это только показалось: в ее взгляде я прочитала торжество.

Дом встретил меня холодом одиночества. Я бесцельно походила из угла в угол, взяла томик Дарьи Донцовой, полистала его зачитанные странички, но сосредоточиться на увлекательном чтении не смогла. В дверь поскреблись. Зашла заспанная Марго, потерлась о мою ногу и замурлыкала.

— Где Карлос? — вспоминая, что хвостатая неплохо знает русский язык, строго спросила я у подлизы.

— Он ищет Хеседа, — промяукала пушистая доносчица.

— Зачем? — удивилась я

— Надо, — таинственно мурлыкнула кошка. — Хесед скоро придет к тебе.

— Придет, так придет, — подумала я и позвонила дочке.

Алиночка об уходе отца из дома уже знала, Олег — тоже.

Оба осуждали Сергея за измену и беспокоились за меня.

А вечером ребята приехали в родные пенаты. Были слезы, были возмущения, но потом все сошлись на том, что папу винить все же не стоит, а маму они не бросят.

Ночью явился Карлос, он устало опустился на старый диван, обнял мои понурые плечи, и медленно проговорил:

— Я не нашел ангела, Алиса, но я помогу тебе: ты не будешь голодать.

Я уткнулась в мягкую, вязкую бороденку друга и тихо заплакала.

На следующее утро стало ясно, что нужно искать работу, так как денег бывший муженек оставил совсем немного. А надо было заплатить за квартиру и телефон, дать небольшую сумму дочери, жене неработающего студента. Артуру помогала мать, но «бабок» ребятам постоянно не хватало, хотя экономили они изо всех сил. Надеялись дети на поддержку Сергея, но влюбленный папочка заявил, что его молодая жена запрещает разбрасываться капиталами.

Вчера зять объявил, что будет подрабатывать курьером в приличной компании, но когда квартплата и оплата телефона составляют половину честного заработка, а машина и автомобильная стоянка еще почти столько же, то приходится попросту потуже затягивать ремни и ставить зубы на полку. Зубы у дочки и ее мужа были не съемные, ремни они не носили, а потому материальная родительская поддержка была им элементарно необходима.

Среднее медицинское образование, которое я получила по великой глупости, не могло прокормить даже одного вечно постящегося человека женского пола. Перерыв кучу бесплатных рекламных газет, я уразумела, что вакансии для дам бальзаковского возраста имеются на мизерные ставки или в сетевом маркетинге. Жанночка попробовала однажды этот маркетинг, только не смогла заработать в нем не только на масло, но и на маленькую горбушку черного хлеба. Объявления местных сутенеров о наборе девушек без комплексов для досуга меня, как всегда, не заинтересовали, хотя там «работали» женщины всевозможных лет. И тогда я поняла, что просто-напросто не нужна родимому государству, как сотни тысяч таких же горемык: тех, кому за сорок.

Отбросив в сторону макулатуру, я обреченно побрела на кухню стряпать вареники с картошкой. Не для себя. Мне есть не хотелось. Должны были заехать мои студенты, как всегда голодные и озабоченные, чем бы набить молодые желудки. Замесив крутое тесто и сделав картофельное пюре, я присела на табуретку лепить экономные пельмени.

Внезапно что-то легкое прошмыгнуло мимо меня и примостилось у другого конца стола. Это был домовой.

— Ты когда-нибудь ел пельмешки, Карлос? — машинально спросила я.

— Нет, Алиса, я не питаюсь всякой гадостью, — фыркнул большой воздушный шарик. — У элементалов нет физических оболочек, которые нужно кормить.

— А разве не хочется отведать что-нибудь вкусненькое? — невольно улыбнулась я.

— Может, и хочется, — сладко зевнул дух, — но плоть — жуткая обуза.

— А я люблю свое тело, — думая о Сергее, призналась я.

— Еще бы, — молниеносно хватая со стола кружок теста и рассматривая его на свет, воскликнул собеседник, — у тебя же больше ничего нет, кроме этой ужасной оболочки, которая уязвима для любой неприятности.

— А у тебя нет даже фамилии! — в отместку съязвила я.

— Почему — нет? — удивился Карлос. — Очень даже есть! Прошу любить и жаловать — Жемчужный.

— Почему — Жемчужный? — изумилась я.

— Камушки есть очень красивые, их в море добывают, — жемчуг называется. В честь них я и придумал себе фамилию, — удрученно поскреб в затылке старичок-боровичок.

— А паспорт у тебя тоже есть? — съехидничала я.

— Паспорта нет, — тяжело вздохнул домовой, — паспортов нам не дают.

— Вот то-то, — обрадовалась я, — без бумажки ты — букашка, а с бумажкой — человек!

— Зато тебе, моя дорогая, теперь без помощи Сергея надобно думать, как прокормить свое ненаглядное тело, да и тела твоих студентиков. Нужно находить время и силы, чтобы обслуживать эти вечно голодные куски мяса и скопления костей. Их необходимо одеть, обуть, накормить, помыть. Все, что соприкасается с вашими физическими оболочками, тоже приходится приводить в порядок. Где уж вам подумать о душе! Но тебе крупно повезло, Алиса, что у тебя есть Карлос.

— Благодарю покорно, — рассмеялась я.

Когда вареники ровными рядками лежали на деревянной доске, я вспомнила, что закончилось сливочное масло. Схватив полиэтиленовый пакет, я побежала на местный рынок, где по авторитетному мнению соседей продукты были немного дешевле, чем в магазине.

На дворе стояла августовская теплынь: лето в этом году выдалось жаркое и долгое. Торговка съестным скучала. Я стыдливо подошла к прилавку: покупать товары на базаре приходилось впервые, так как статус жены руководителя не позволял мне раньше прогуливаться по рядам с высокомерными, неулыбчивыми продавцами, по старинке считающими себя привилегированным классом. Но, чтобы не околеть с голоду, оставленная влюбленным мужем безработная женщина должна экономить буквально на всем.

— Сколько стоит пачка масла? — робко спросила я у толстой бабы с носом цвета недозрелой сливы.

— Чо, ценник не видишь? — окинув надменным взглядом мое обожаемое физическое тело, огрызнулась притомившаяся продавщица.

— А масло свежее? — нежно проворковала я, заискивающе улыбаясь заносчивому манекену, вероятно, смастеренному руками пьяного подмастерья. А может, и не руками, а еще кое-чем.

— Не знаю, не пробовала, — буркнула недовольная моей назойливостью торговка.