Кир Булычев - Похищение чародея (сборник) Страница 71

– Я думал, что арфы на подставках, – сказал Басманный.

– Не понимайте меня буквально, – обиделся Прострел. – Мы знакомы с Таисией три года. Она была на моем концерте. Женщина редкой профессии. Специалист по хондритам. Представляете? Нас влекло друг к другу. Мы собирались соединиться. Если бы не обстоятельства. Я не спал всю ночь. Это нервы!

– Может быть, – сказал Басманный. Ему очень хотелось, чтобы гость поскорее ушел и оставил его в покое.

– Я послал ей письмо, что должен еще раз обо всем подумать. Брачный союз – это серьезный шаг. Вы со мной согласны?

– Согласен.

– Но она не стала ждать.

– Пошлите ей телеграмму, что раскаялись.

– Дело в том… – Вдруг в глазах Прострела начали зреть слезы, скапливаться блестящим валиком на нижнем веке. – Это уже было. Шесть раз. Как минимум. Я говорю вам об этом как мужчина мужчине. Я бы на ее месте не поверил мне. Я ненадежен.

– Так зачем вам на Титан? Вы же снова передумаете.

– Нет, – ответил Прострел. – Она всегда прощала меня. А теперь сказала, что улетает на Плутон. А там Степанян.

– Ну и хорошо. Она ждала три года…

– Я решил, – сказал Прострел.

Он сделал усилие, красные пятна выступили на щеках, чашка, которой было двести лет, разлетелась, кофе брызнул между пальцев на шкуру белого медведя на полу, на светлую обшивку кресла.

– Я не спал ночь, – сказал Прострел, не обращая внимания на бесчинства, которые он натворил.

– Этой чашке было двести лет, – сказал Басманный.

– Как вам не стыдно думать о чашке! – Слезы сорвались с нижнего века, покатились по щекам. – Вы бессердечный человек, Басманный. Я не буду вас жалеть.

– Не надо меня жалеть, – мрачно сказал Басманный. Он собрал осколки чашки и понес их на кухню. Когда он вернулся, в руках Прострела была уже вторая чашка. И он уже начал мять ее в пальцах.

Басманный сказал:

– А ну-ка, отдайте мне чашку.

Прострел чашку вернул, проворчав:

– При чем тут чашка? Я вам завтра достану таких двадцать. Я лечу на Титан и там ей все скажу. Уступите мне свое место.

– Это от меня не зависит.

– А если бы зависело?

– Я бы вас близко к Титану не подпустил.

– Тогда я готов уйти на Титан пешком.

– Это выход, – сказал Басманный. – Я не возражаю.

– Вы смеете шутить!

– Я надеюсь, что ваша Таисия будет счастлива со Степаняном.

– Нет! Я понял, что люблю только ее. Почему вы считаете, что арфист – это не человек? Почему арфист не имеет права полететь на Титан?

– Через год, – сказал Басманный, отхлебывая кофе и разглядывая пятна на шкуре и на обивке кресла. – Арфистов мы будем отправлять через год, когда полеты на Титан станут обычны.

– Безобразие! А если бы я играл на кларнете?

– Кларнетистов мы обслуживаем в первую очередь. Я больше вас не задерживаю.

– А я и не намерен задерживаться, – сказал Прострел. Он поднялся. Он почти высох. – Я понял, что вами руководит стремление к славе. Иначе бы вы уступили мне свою очередь.

– Господи! – удивился Басманный. – При чем тут слава! Нет никакого подвига в том, чтобы телепортироваться на Титан. Даже в специальных отчетах моя фамилия не будет фигурировать. Все уже испытано тысячу раз. До свидания.

– Прощайте, – сказал Прострел, направляясь к двери. – И все-таки я полечу вместо вас.

– Пожалуйста. Летите раньше меня, вместо меня, идите пешком, только оставьте меня в покое. И Таисию тоже.

– Посмотрим, – сказал Прострел, задерживаясь в дверях. – Хотя с вами я, пожалуй, больше не увижусь.

Дверь хлопнула.

Басманный, борясь с ощущением нереальности, огляделся. Нет, Прострел не был кошмаром.

Басманный отхлебнул еще кофе. Кофе совсем остыл. Он подошел к окну. Из подъезда вышла сгорбленная тонкая фигура и бросилась к стоявшему неподалеку флаеру.

Высокий сутулый человек с крепким носом и выразительными глазками вошел в кабинет шефа и робко улыбнулся с порога.

Для своего появления в кабинете шефа Прострел выбрал самое неудачное время. С утра все в институте шло наперекосяк. Связь с Титаном вдруг начала барахлить, из Центра сообщили, что на четырнадцать часов энергию не гарантируют, на второй станции контроля полетел резервный компьютер. Лисичка была в истерике, куда-то пропал Басманный…

– Здравствуйте, – сказал высокий человек. – Я рад с вами познакомиться.

– Да? – удивился шеф. – Как вы сюда проникли? Я сегодня никого не принимаю. И вообще сейчас ухожу на запуск.

– Знаю, – улыбнулся посетитель. – Моя фамилия Прострел. Я арфист. Мне надо на Титан.

– Очень приятно, – сказал шеф. – Но я не понимаю, кто вас пропустил.

– Ваша секретарша, – сообщил Прострел и уселся в кресло.

– Тогда обращайтесь в управление пассажирских перевозок, – сказал шеф, который не выносил нахалов.

– Когда?

– Года через два. Почти наверняка года через два установки пойдут в серию.

– Это меня не устраивает, – так же серьезно сказал Прострел. – Мне надо быть на Титане завтра. Это последний срок.

– Почему?

– Несчастная любовь, – сказал Прострел.

– Ничего не выйдет, – сказал шеф, поднимаясь, потому что замелькавшие на пульте справа от стола огоньки показали, что присутствие шефа в пусковом зале требуется немедленно.

Прострел поднялся вслед за ним.

– Вы тратите свое и мое время, – сказал шеф.

– Ничего подобного. Вот результаты медицинского обследования.

– Это еще зачем? – Шеф попытался отмахнуться от аккуратно сложенной пачки бумаг и перфокарт.

– Чтобы у вас потом не было неприятностей из-за того, что вы отправили на Титан неподходящего человека.

– Вы будете неподходящим, даже если принесете мне справку из Космического Центра.

– Они именно оттуда, – сказал Прострел.

Шеф быстро шел по коридору, автоматически раскланиваясь со встречными. Прострел тоже мотал головой, словно прожил в институте по крайней мере год.

– Это невозможно, – сказал шеф. – Космический Центр не обследует арфистов. Вы не представляете, до чего они загружены.

– Представляю, – сказал Прострел негромко. – Мне пришлось потратить целый день, пока я всего добился.

– Добились?

– А как же иначе?

Шеф на секунду остановился, посмотрел на Прострела из-под седых бровей мрачным взглядом, взял бумажки и бросил взгляд на гриф: «Космический Центр». Затем поспешил к пусковому залу.

– Я понимаю, Артур Артурович, – догнал его арфист, – что все эти документы и рекомендации от академика Пыхова и третьего института Воскобойникова не играют для вас роли…

– У вас и это есть?

– Все есть. Запуск является, так сказать, внутренним делом нашего института. И состояние здоровья теленавта – дело третье…

– Как вы сказали?

– Теленавт. Это мое изобретение. Я полагаю, что теленавтика, основателем которой вы, Артур Артурович, являетесь, станет со временем основным направлением в мировой науке. А вы как думаете?

– Я на эту тему не думаю, – буркнул шеф, который знал цену грубой лести, но устоять против нее ему было трудно, как и любому основателю мировой науки.

Пусковой зал представлял собой сцену в разгар Бородинского сражения. Разноцветными суетливыми жучками техники различных служб института облепили громоздкую серую матовую установку, словно хотели растащить ее на винтики, что было неправдой – шла последняя проверка узлов. Красивая женщина в голубом халате рыдала на алюминиевом табурете, рядом стоял толстый брюнет со стаканом воды, который при виде шефа громко сказал:

– Басманного все нет. – Это был Радик.

– Домой звонили?

– Не отвечает.

– Он не мог струсить! – произнесла, глотая слезы, красавица.

– Ты, Лисичка, молчи, – сказал Радик. – Связь с Титаном опять барахлит. Кого вместо Басманного отправлять будем… в случае чего?

– Меня, – быстро сказал Прострел. – Я уже готов.

– Это еще кто? – удивился Радик.

Лисичка с интересом поглядела на кандидата в теленавты. Слезы продолжали струиться по ее прекрасному лицу.

Из-под потолка возник глухой голос:

– Артур Артурович, связь с Титаном. У них срочное сообщение.

– Иду, – сказал шеф и быстро побежал к ажурной лестнице на галерею – полы халата в двух метрах позади.

– Вы будете дублером Басманного? – спросила Лисичка. – Я его не выношу.

Из радиорубки донесся страшный рев шефа. В пусковом зале наступила мгновенная тишина. Но так как вопль не повторился, все вернулись к своим делам.

– Я вас раньше в институте не видела, – сказала Лисичка.

– Это не играет роли, – сказал Прострел. – Мне там нечего делать.

– Басманный тоже не совершает подвига, – сказала Лисичка, и в голосе ее прозвучала неуверенность. Ей хотелось, чтобы ее разубедили.