Юлия Федотова - Свет. Испытание Добром? Страница 71

Потом всю силу в городе забрали хейлиги новой веры, и уж от них-то ждали, что с рассадником скверны будет наконец покончено. Но нет, у новых градоправителей нашлись дела поважнее, чем возиться с разной рухлядью: сперва жгли колдунов, потом книгочеев да лекарей, скоро, говорят, гулящих девок станут жечь…

В общем, как стояло место дурным десять лет, так и дальше обещало стоять, смущать народ по ночам синим светом из окон и воем на всю округу. Сами бы спалили, глядишь, так закон строго-настрого не велит самопал устраивать, да и страшно на такое дело без колдуна идти: а ну как обездомевшие гайсты надумают переселиться к своим обидчикам? Говорят, бывало такое, да. Тогда и в дому жизни не станет, хоть бросай его, и самому недолго на костер угодить. Скажут, раз держишь у себя тварь ночную, привечаешь, значит, колдун. Попробуй докажи хейлигу, что не привечал, что сама поселилась! Он и слушать не станет, не до того ему, радетелю, чтобы во всякие мелочи вникать. Ежели ты грешник, скажет, то место тебе в огне. Ежели праведник – бояться нечего, ждет тебя дивный Регендал, с дымом костра прямиком туда и вознесешься.

Так-то оно так, но глупы людишки, не хотят прежде времени отправляться к Девам Небесным. Вот и стоят бараки по сей день, уродуют своим неопрятным видом восточное предместье…

Дурное место, ох дурное! После заходя солнца Матуш Копр к ним близко бы не подошел. Но теперь, когда божий день вокруг, так почему бы не прилечь усталому человеку, где сморило?

Прилег, себе на горе. Даже выспаться успел и протрезветь настолько, что мир перестал двоиться в глазах. Вот и хорошо, что перестал. А то увидел бы он по две палки вместо одной. Представьте: лежит человек, отдыхает. Вдруг раз – и перед носом его падает короткий обломок увесистого дрына – таким и зашибить недолго!

– А ну! – заорал Копр невидимым обидчикам и, не вставая, потряс кулаком. – Вот я вам ужо покидаю! Щас как подымусь!

Но не поднялся, наоборот, умостился поудобнее. И тут раз – вторая палка! Да длиннее первой!

– Да что ж это творится, а! Расшвырялись, окаянные! Не видите, шторбово семя, тут люди лежат!

Ответом ему был третий дрын, длиннее прежнего – по плечу задел. Не больно, но обидно. Матуш Копр вскочил в ярости – то есть это ему казалось, что он «вскакивает», на самом же деле к его вялому, неуклюжему телу этот глагол был совершенно неприменим. «Выполз» – будет точнее. Встал, шатаясь, огляделся… И обнаружил СТРАШНОЕ. В округе не было ни одной души, по крайней мере, живой! И палки в него никто не кидал – они появлялись сами. Просто из воздуха. И воздух тот странный был: дрожал как летом, искрился как зимой! Бедный Копр поначалу-то думал, что это в глазах у него искрится и дрожит – с похмелья-то и не такое увидишь. Ан нет! На самом деле оно! Плывет, переливается, и палки из него валятся одна за другой! Вот страсти-то! Неужто гайсты из бараков на волю полезли? Посреди бела дня? Да такого непорядка и в самый разгар Тьмы не случалось! Одно из двух, решил Матуш: либо строение должно прямо сейчас рухнуть и гайсты разбегаются, чтобы не придавило кровлей (как будто бесплотного гайста можно чем-то придавить!), либо это лично его, Матуша Копра, настигла кара небесная за то, что много грешил. Не велят хейлиги пить по средам, а он пил. Не по злому умыслу, просто не всегда же догадаешься, что нынче среда. Иной раз кажется, вот только суббота пришла – а оно, оказывается, уже среда! Куда подевались три дня – гадай потом…

Но, видно, невольный грех не легче преднамеренного, и пришел час расплаты…

Да, пришел! Вот они! Целых пятеро, один другого страшнее! Двое и не люди вовсе, а третий – хейлиг в рясе! Ужас, ужас!

Должно быть, в выпивохе Матуше Копре, на его же счастье, пропал изрядный колдун. Мгновения хватило Йоргену, чтобы проникнуть в сумятицу его полупьяных мыслей. Нет, он сделал это не специально – нечаянно получилось, как всегда. Зато на пользу пошло. И когда обитатель сточных канав Лупца заплетающимся языком пролепетал: «В…вы кто такие? Почто явились?» – ланцтрегер ответил очень уверенно, со знанием дела:

– Как – кто? Посланцы Дев Небесных! Пришли покарать твою душу за грехи: зачем по средам винище пил? Куда это годится?

(«Ой! Ой!» – схватился за голову хейлиг Мельхиор.)

Тут несчастный со стоном повалился в свою канаву и там обмяк. Но секунду спустя возник снова и уточнил подозрительно:

– А вас точно Девы Небесные послали, а? Вы не колдуны, нет? – Все-таки выдающегося ума был человек, в самый корень умел зрить!

– Ты сам не видишь разве, что мы все сияем? – резонно возразил Йорген. – Разве колдуны умеют сиять? Нет, не умеют. Ведь это божественный свет дивного Регендала, ты должен понимать такие вещи, если еще не пропил последние мозги.

– Богохульник! – простонал молодой хейлиг в простой полотняной рясе, и Матуш Копр вообразил, будто этот эпитет относится к нему.

А Йорген продолжил нести околесицу:

– Между прочим, мы не станем тебя карать немедленно, ежели ты клянешься стать на путь истинный и научишься соблюдать постные дни!

– Клянусь! – живо откликнулся Матуш, догадавшись, что легко отделался на этот раз. – И стану, и научусь! Отныне по средам капли в рот не возьму! Только не карайте меня, сироту!

– Но кто же так клянется? – возразил темноволосый посланец. – Надо по всем правилам, сначала именем всех Дев Небесных, потом каждой по отдельности. Надеюсь, ты знаешь их имена?

– А как же! Ведь мы, лупцы, – люди богобоязненные, смолоду приучены во храм ходить.

– Ну вот и славно. Приступай к клятвам. А мы тебя покидаем с миром.

– Что, даже до конца не дослушаете? – удивился Копр.

– Мы… Посланцы Дев Небесных за тысячи лиг внемлют словам, обращенным к Небесам, – ответил Йорген обтекаемо, чтобы лишний раз не огорчать Мельхиора. Ведь такая формулировка ничего богохульного в себе не содержала: наверняка небесным посланцам, если они вообще существуют, присущи чудесные способности, отличающие их от простых смертных. – Молись усердно, и будешь услышан. А нас ждут другие грешники.

И они удалились. Не исчезли, растворившись в сиянии, как ожидал Матуш, – просто ушли на своих двоих. Да, именно ушли, не ускакали. Потому что лошадей в последний момент было решено оставить в степи. Йорген поначалу воспротивился:

– Они из конюшни моего брата Дитмара! Как же мы их бросим?

– Разве дела лагенара Нидерталя нынче так плохи, что он обеднеет, лишившись четырех кобыл? – удивился Семиаренс Элленгааль.

– При чем тут бедность? Мне кобыл жалко – пропадут одни, – проворчал Йорген, очень недовольный тем, что его вынудили продемонстрировать излишнюю чувствительность, свойственную начальнику Ночной стражи еще меньше, чем богатое воображение. Определенно его отношения со светлым альвом на этот раз совсем не задались!

– Ах, друг мой, – возразил силониец. – Уж поверь, в Дальних степях ни одна лошадь не пропадет от одиночества, непременно отыщутся желающие взять бесхозное животное под свою опеку. Нарасхват будут наши кобылы, степняки еще и передерутся из-за них.

Да, это замечание было справедливым, и лошади остались пастись на островке сочной, но уже чуть пожухшей под злым степным солнцем вальдбундской травы. Во Фриссе они стали бы только помехой. Скакать верхом хорошо в открытую, а если тебе предстоит путешествовать тайно, окольными тропами, возможно, даже по ночам – лучше это делать налегке, не обременяя себя движимым имуществом. С лошадью не спрячешься, не затаишься – она издали видна. От погони унесет, конечно, но это если есть куда бежать и, главное, если можешь позволить себе бежать. А они – не могли.

Вот и брели теперь пешком в стороне от дороги, стараясь не попадаться на глаза случайным путникам. А в город Лупц даже заходить не стали, обошли стороной, хотя пополнить запасы провизии было бы уже не грех. Побоялись, решили дотерпеть до ближайшей деревни, ведь в деревнях храмов нет. Все-таки безопаснее.

Настали для Кальпурция Тиилла тревожные времена. Воспоминания о случившемся в замке Эрнау не давали ему покоя: как быстро одолели его чары колдовского яйца, как легко он поддался тогда чужой воле! Не случится ли подобное теперь на захваченной еретиками земле? Не примется ли он бить поклоны Девам Небесным и жечь друзей-колдунов? От внимания Йоргена, гораздо более чуткого по натуре, чем он старался изобразить, плачевное состояние силонийца не укрылось.

– Тиилл, друг мой, отчего ты столь мрачен?

– Мрачен? Нет, что ты, я просто задумался о своем. – Говорить правду не хотелось. Но почему? Уж не НАЧАЛОСЬ ли?!

Нет, Йоргена так просто было не обмануть.

– Послушай. Такое лицо, как теперь, я прежде видел у тебя в трех случаях: когда ты был рабом, когда тебе казалось, что я помираю, и когда ты ревновал ко мне Гедвиг Нахтигаль. Но теперь ты волен как ветер, я здоров как бык, а Гедвиг Нахтигаль – твоя законная супруга. Так в чем же дело, признавайся немедленно! Я уже начинаю волноваться!